И он, сын Иоганна Сигизмунда Кобера, он не сможет дольше оставаться под одной крышей с обманщиками, ослепленными собственной гордыней. Разве такие люди способны научить чему-то хорошему?
Таким образом, в эту ужасную ночь юноша терзался мыслью, что так или иначе ему придется сделать выбор между двумя путями своей дальнейшей судьбы, хотя на обоих его подстерегали большие опасности. Если он останется в Дрездене, то будет в относительной безопасности, но построит свое будущее на фундаменте лицемерия. Если же уйдет с актерами, то ему придется идти вслепую, балансируя на краю бездны, но он получит свободу. К утру он пришел к окончательному и бесповоротному заключению, что богословская наука доктора Пеккерта напоминает Вавилонскую башню, и где-то в девять утра, ни с кем не прощаясь, оседлал своего осла и уехал.
Пеккерт подумал, что мальчик отправился в Баутцен. Он написал письмо пастору Якобу Фюрстенау, прося, чтобы тот привез Кобера-сына в семинарию, где он был первым учеником. Доктор был готов простить юноше его не слишком вежливый поступок, но когда он узнал от пастора, что Бальтазар не показывался в своем родном городишке, он не на шутку встревожился и доложил о происшествии ректору. Последний сделал ему выговор за отсутствие должного надсмотра в его учебном заведении и приказал организовать поиски, хотя после бегства печатника он не возлагал особых надежд на сноровку своих полицейских.
Между тем Бальтазар, выехав из Дрездена, направился к развилке, откуда дороги уходили на Мейсен и на Фрейберг. Как научил его Паппагалло, он расшифровал знаки, начертанные на обратной стороне креста, что возвышался здесь, как и на всех прочих развилках, и поехал дальше по дороге, уходящей по направлению к Фрейбергу. А когда он прибыл в городишко, придорожный крест таким же образом сообщил ему, что дальше следует направиться в Линбах, где к своему великому изумлению он узнал вывеску трактира, описанную ему Паппагалло; на ней был изображен белый Гусь и Рашпер. Он привязал осла у двери и вошел. Это была почти убогая харчевня; за одним из столов о чем-то громко спорили несколько выпивох, а женщина без определенного возраста, сидящая возле самого очага, где вокруг большого чугунка весело гудело жаркое пламя, казалось, застыла в вечном ожидании.
– Что тебе здесь надо, малыш? – спросил мужчина, разносивший пиво в больших оловянных кружках.
– Жилье, – ответил ему Бальтазар.
– А чем ты нам заплатишь, парень? – продолжал расспрашивать трактирщик, видимо, весьма удивленный.
– Деньгами из своего заработка, – лаконично объяснил ему Бальтазар.
Трактирщик поставил кружки на стол, быстро подошел к юноше и, перейдя на шепот, спросил:
– А кого ты знаешь?
– Паппагалло.
– Следуй за мной в комнату, – сказал трактирщик, и когда они туда вошли, воскликнул: – Клянусь Иисусом Христом, да ведь ты еще совсем юн, чтобы быть вестником!
Но от этого его объятия, в которых он сжал юношу, не были менее крепки.
– Я сирота, – объяснил наш друг и рассказал, при каких обстоятельствах странствующие актеры так по-братски приняли его в свой круг.
– Ты меня извини, – сказал трактирщик, – но приходится быть осторожным. Эти тупые блюстители мертвой догмы рыскают повсюду, а ты еще так молод!
– Вам что-то известно о том, где сейчас Паппагалло, Роза и вся их труппа? – спросил Бальтазар.
Этого трактирщик сказать ему точно не мог, но знал, что они давали представления в Глаушау, откуда продолжили свое путешествие дальше на юг. А пока он посоветовал своему гостю хорошо пообедать и всласть отоспаться. Завтра они попытаются что-то узнать. И Бальтазар послушался доброго совета. Он наелся за четверых и погрузился в такой глубокий сон, что проснулся только через двенадцать часов, когда трактирщик предложил отвезти его в Плауэн, где происходила большая ярмарка. Осла они привяжут к повозке. Так и сделали.
По дороге они встречали похоронные процессии и видели, как полыхают костры. В этих краях эпидемия также косила, не разбирая, людей и животных. Однако жизнь продолжалась, как будто смерть была ей не соперницей, а подругой. Они шли вдвоем, рука об руку, – одна сеяла, другая собирала жатву. Пасторы призывали: «Готовьте ваши души! Земная жизнь – это лишь кратковременное прозябание в юдоли слез!» Именно такую картину и нарисовала труппа Паппагалло, когда несколько дней назад давала здесь представление. Два актера, переодетые в женщин, изображали близнецов Mors и Vita, что очень позабавило трактирщика. Он все еще хохотал, когда оставил Бальтазара и его осла возле ярмарки.
На обратной стороне креста, стоявшего на развилке дорог в Плауэне, вестникам рекомендовалось ехать дальше в направлении на Кобург. Наш друг колебался в течение нескольких минут. Разве не говорили, что в Кобурге у власти остались паписты? И тогда он услышал тоненький голосок Гаспара, который ему говорил: «Настоящий вестник не должен останавливаться перед различиями в вероисповедании, под которыми на самом деле прячутся другие интересы. Вперед, к парафии святого Маврикия!»
«Увы! – сказал Бальтазар. – Что ты можешь знать об этих вестниках, ты, который умер, еще не научившись читать?»
«Мой дорогой брат, с тех пор я имел уйму времени, чтобы подучиться. Неужели ты полагаешь, что мы, осиянные светом Божиим, остаемся невежественными? Отправляйся в Кобург».
– В таком случае – на Кобург! – решил Бальтазар и вскочил на осла.
Путешествие по этой местности начинало нравиться ему и было для него настоящим развлечением. Оно напоминало ему те скитания души, о которых рассказывает святой Ансельм, «похожие на странствования человека, ищущего себе друга. Душа, которая замыкается в самой себе, не пребывает в безопасности, как ей, возможно, кажется. Она чахнет. И наоборот, душа, которая бродит и ищет, всегда бодрствует и поэтому готова к моменту своего великого пробуждения, каковое есть встреча с благодатью. Лучше какое-то время блуждать без определенной цели, чем пребывать в неподвижности. Летающая птица переносится ветром Духа. Птица неподвижная обречена умереть. Идите по дороге, потому что нет дороги, если вы по ней не идете».
И Бальтазар отправился в дорогу и передвигался по ней так быстро, что к вечеру следующего дня был уже в Кобурге. Однако, сколько он ни оглядывался по сторонам, он нигде не увидел вывески с Гусем и Рашпером. Он уже начал спрашивать себя, где ему устроиться на ночлег, когда вдруг вспомнил, что Гаспар назвал ему парафию святого Маврикия. Высокая колокольня этой церкви возвышалась над крышами. Вскоре он уже был возле паперти, где уличный торговец, окруженный толпой зевак, зазывал прохожих, предлагая им кружева из Брюгге.
– А ты, малыш, который на осле, не купишь ли чего у старого фламандца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Таким образом, в эту ужасную ночь юноша терзался мыслью, что так или иначе ему придется сделать выбор между двумя путями своей дальнейшей судьбы, хотя на обоих его подстерегали большие опасности. Если он останется в Дрездене, то будет в относительной безопасности, но построит свое будущее на фундаменте лицемерия. Если же уйдет с актерами, то ему придется идти вслепую, балансируя на краю бездны, но он получит свободу. К утру он пришел к окончательному и бесповоротному заключению, что богословская наука доктора Пеккерта напоминает Вавилонскую башню, и где-то в девять утра, ни с кем не прощаясь, оседлал своего осла и уехал.
Пеккерт подумал, что мальчик отправился в Баутцен. Он написал письмо пастору Якобу Фюрстенау, прося, чтобы тот привез Кобера-сына в семинарию, где он был первым учеником. Доктор был готов простить юноше его не слишком вежливый поступок, но когда он узнал от пастора, что Бальтазар не показывался в своем родном городишке, он не на шутку встревожился и доложил о происшествии ректору. Последний сделал ему выговор за отсутствие должного надсмотра в его учебном заведении и приказал организовать поиски, хотя после бегства печатника он не возлагал особых надежд на сноровку своих полицейских.
Между тем Бальтазар, выехав из Дрездена, направился к развилке, откуда дороги уходили на Мейсен и на Фрейберг. Как научил его Паппагалло, он расшифровал знаки, начертанные на обратной стороне креста, что возвышался здесь, как и на всех прочих развилках, и поехал дальше по дороге, уходящей по направлению к Фрейбергу. А когда он прибыл в городишко, придорожный крест таким же образом сообщил ему, что дальше следует направиться в Линбах, где к своему великому изумлению он узнал вывеску трактира, описанную ему Паппагалло; на ней был изображен белый Гусь и Рашпер. Он привязал осла у двери и вошел. Это была почти убогая харчевня; за одним из столов о чем-то громко спорили несколько выпивох, а женщина без определенного возраста, сидящая возле самого очага, где вокруг большого чугунка весело гудело жаркое пламя, казалось, застыла в вечном ожидании.
– Что тебе здесь надо, малыш? – спросил мужчина, разносивший пиво в больших оловянных кружках.
– Жилье, – ответил ему Бальтазар.
– А чем ты нам заплатишь, парень? – продолжал расспрашивать трактирщик, видимо, весьма удивленный.
– Деньгами из своего заработка, – лаконично объяснил ему Бальтазар.
Трактирщик поставил кружки на стол, быстро подошел к юноше и, перейдя на шепот, спросил:
– А кого ты знаешь?
– Паппагалло.
– Следуй за мной в комнату, – сказал трактирщик, и когда они туда вошли, воскликнул: – Клянусь Иисусом Христом, да ведь ты еще совсем юн, чтобы быть вестником!
Но от этого его объятия, в которых он сжал юношу, не были менее крепки.
– Я сирота, – объяснил наш друг и рассказал, при каких обстоятельствах странствующие актеры так по-братски приняли его в свой круг.
– Ты меня извини, – сказал трактирщик, – но приходится быть осторожным. Эти тупые блюстители мертвой догмы рыскают повсюду, а ты еще так молод!
– Вам что-то известно о том, где сейчас Паппагалло, Роза и вся их труппа? – спросил Бальтазар.
Этого трактирщик сказать ему точно не мог, но знал, что они давали представления в Глаушау, откуда продолжили свое путешествие дальше на юг. А пока он посоветовал своему гостю хорошо пообедать и всласть отоспаться. Завтра они попытаются что-то узнать. И Бальтазар послушался доброго совета. Он наелся за четверых и погрузился в такой глубокий сон, что проснулся только через двенадцать часов, когда трактирщик предложил отвезти его в Плауэн, где происходила большая ярмарка. Осла они привяжут к повозке. Так и сделали.
По дороге они встречали похоронные процессии и видели, как полыхают костры. В этих краях эпидемия также косила, не разбирая, людей и животных. Однако жизнь продолжалась, как будто смерть была ей не соперницей, а подругой. Они шли вдвоем, рука об руку, – одна сеяла, другая собирала жатву. Пасторы призывали: «Готовьте ваши души! Земная жизнь – это лишь кратковременное прозябание в юдоли слез!» Именно такую картину и нарисовала труппа Паппагалло, когда несколько дней назад давала здесь представление. Два актера, переодетые в женщин, изображали близнецов Mors и Vita, что очень позабавило трактирщика. Он все еще хохотал, когда оставил Бальтазара и его осла возле ярмарки.
На обратной стороне креста, стоявшего на развилке дорог в Плауэне, вестникам рекомендовалось ехать дальше в направлении на Кобург. Наш друг колебался в течение нескольких минут. Разве не говорили, что в Кобурге у власти остались паписты? И тогда он услышал тоненький голосок Гаспара, который ему говорил: «Настоящий вестник не должен останавливаться перед различиями в вероисповедании, под которыми на самом деле прячутся другие интересы. Вперед, к парафии святого Маврикия!»
«Увы! – сказал Бальтазар. – Что ты можешь знать об этих вестниках, ты, который умер, еще не научившись читать?»
«Мой дорогой брат, с тех пор я имел уйму времени, чтобы подучиться. Неужели ты полагаешь, что мы, осиянные светом Божиим, остаемся невежественными? Отправляйся в Кобург».
– В таком случае – на Кобург! – решил Бальтазар и вскочил на осла.
Путешествие по этой местности начинало нравиться ему и было для него настоящим развлечением. Оно напоминало ему те скитания души, о которых рассказывает святой Ансельм, «похожие на странствования человека, ищущего себе друга. Душа, которая замыкается в самой себе, не пребывает в безопасности, как ей, возможно, кажется. Она чахнет. И наоборот, душа, которая бродит и ищет, всегда бодрствует и поэтому готова к моменту своего великого пробуждения, каковое есть встреча с благодатью. Лучше какое-то время блуждать без определенной цели, чем пребывать в неподвижности. Летающая птица переносится ветром Духа. Птица неподвижная обречена умереть. Идите по дороге, потому что нет дороги, если вы по ней не идете».
И Бальтазар отправился в дорогу и передвигался по ней так быстро, что к вечеру следующего дня был уже в Кобурге. Однако, сколько он ни оглядывался по сторонам, он нигде не увидел вывески с Гусем и Рашпером. Он уже начал спрашивать себя, где ему устроиться на ночлег, когда вдруг вспомнил, что Гаспар назвал ему парафию святого Маврикия. Высокая колокольня этой церкви возвышалась над крышами. Вскоре он уже был возле паперти, где уличный торговец, окруженный толпой зевак, зазывал прохожих, предлагая им кружева из Брюгге.
– А ты, малыш, который на осле, не купишь ли чего у старого фламандца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55