Потом, внезапно вернувшись на землю, представил, как Гейб заключает сделку с полицией и всю вину сваливает на него.
В конце концов Нортон решил встретить опасность лицом к лицу. Оделся и пошел пешком на работу, тщетно стараясь наслаждаться прекрасным майским утром, твердя себе, что, возможно, это его последнее утро на воле. И был слегка удивлен, увидя, что полицейских машин возле подъезда нет, только у ресторана несколько рабочих разгружают грузовики. Дверь фирмы он распахнул с отчаянием, ожидая увидеть целый взвод полицейских, но перед ним была только Джози, секретарша приемной.
– Приятель, на тебе лица нет, – сказала Джози. – Чем занимался ночью?
Нортон, запинаясь, стал что-то отвечать. Наконец Джози усмехнулась и сказала:
– Ну ладно, тебе только что звонили.
– Кто? – встревоженно спросил он.
– Не захотел назвать себя. Сказал, что позвонит еще. Нортон ухватился за эту тонкую соломинку надежды. Должно быть, это Гейб. Он еще на свободе. Возможно, все сошло гладко. Нортон глубоко вздохнул и поплелся к своему кабинету. На полпути ему встретился Джордж Ивенс.
– Слушай, Бен, – заговорил он первым, – Уит не спрашивал тебя о том, что произошло вчера ночью?
– Вчера ночью? – переспросил Нортон с невинным видом.
– Кто-то пытался вломиться в его кабинет. В книге ухода он увидел, что мы расписались последними, и решил, что могли что-то заметить. Не говорил он с тобой?
– Пока нет, – сказал Нортон. – Видимо, понял, что я знаю не больше тебя. Как он? Расстроен?
– Ничуть, – ответил Ивенс. – Даже странно. Уит много лет не был со мной так любезен.
«Остерегайся любезной кобры», – подумал Нортон и вошел в свой тесный кабинет. «Размером с тюремную камеру», – мелькнула у него мысль. К счастью, раздался телефонный звонок.
– Опять тот загадочный человек, – сказала Джози, в голосе ее звучало жгучее любопытство. – Он сказал только, что вы с ним знакомы и что дело очень важное. Будешь говорить?
– Почему бы нет? – вздохнул Нортон.
Джози щелкнула переключателем – или она собиралась подслушать? – и Нортон приготовился услышать хриплый, заговорщический шепот Гейба, но в трубке раздался чей-то знакомый, мягкий смущенный голос:
– Бен, я не могу назвать себя. Мне нужно с тобой поговорить.
– Ну что ж, заезжай ко мне на работу, приятель, – сказал Нортон. – Приемные часы у нас с двенадцати до двух.
– Я не могу приехать. У меня на то есть причины. Давай где-нибудь встретимся. Дело срочное.
Нортону хотелось бросить трубку, но его заинтриговал голос. Этого человека он знал. И не так давно разговаривал с ним. Но где, хоть убей, не помнил.
– Может, ты думаешь, что мой телефон прослушивается? – уклончиво сказал он, наслаждаясь своим юмором висельника.
– Не исключено.
– Верно, не исключено. Но если ты параноик, мой друг, то будь им до конца. Если мой телефон прослушивается, то за нами последуют до места нашей встречи. Эти гады торчат повсюду.
– Можешь ты быть серьезным? – спросил тот человек. – Дело срочное. В полдень я буду на Лафайет-сквер. Придешь? Плечи Нортона затряслись от беззвучного смеха.
– Конечно, – сказал он. – Почему бы нет? Кому придет в голову искать нас на Лафайет-сквер?
– Хорошо.
– Если ты не знаешь меня, – продолжал Нортон, – то за мной футах в десяти будут следовать двое в темных костюмах. Но его таинственный собеседник уже положил трубку.
Лафайет-сквер, солнечный майский полдень. Чиновники делятся завтраком с бесстрашными белками. Секретарши-негритянки на бетонных скамьях едят бутерброды с рыбой. Энди Джексон в вечном торжестве сидит верхом на коне, голуби целятся в него сверху, а туристы с японскими фотоаппаратами – снизу. Белый дом, безмятежно равнодушный, сверкает на другой стороне Пенсильвания-авеню. Нортон нашел пустую скамью, развернул первый выпуск «Стар» и стал искать сообщение об аресте Гейба. Вскоре к нему подсел стройный молодой человек, загорелый, без галстука, в дорогой спортивной куртке и больших темных очках. Нортон не сразу узнал его. Когда они виделись в последний раз, лицо его не было таким озабоченным.
– Привет, Джефф, давно не виделись, – сказал Нортон. Ему показалось, что он сходит с ума, что Лафайет-сквер, люди и Белый дом – часть гигантской кинодекорации, и он единственный, кто не читал сценария.
– Послушай, – нетерпеливо сказал Джефф Филдс, – мне нужно многое сказать, а времени у меня мало.
– Для начала скажи, почему твой бандит треснул меня тогда по затылку?
– Таких инструкций он не получал, – сказал актер. – Вышла промашка. Я извиняюсь. Ты удовлетворен?
– Конечно, – сказал Нортон. – Все забыто. Что привело тебя в цитадель демократии?
– Подожди, – прошептал актер и кивнул на скамейку напротив. Седой старик в мятом костюме и галстуке с суповыми пятнами плюхнулся на нее и стал читать книгу в бумажной обложке под заглавием «Рассказы о могуществе».
– Пойдем отсюда, – сказал Филдс.
– Ты сам выбрал этот парк, приятель, – запротестовал Нортон, но актер уже поднялся. Нортон вздохнул и пошел за ним по гравийной дорожке, за статуей Энди Джексона они нашли свободную скамейку. Неприметный молодой негр в рубашке с короткими рукавами сидел неподалеку на траве. Едва увидев двух белых, он встал и ушел.
– Кругом либо охотники, либо дичь, Филдс, – сказал Нортон. – Даже белки снабжены микрофонами. Единственное спасение – бормотать под нос.
– Слушай, Бен, я много передумал с тех пор, как мы виделись в Палм-Спрингсе. Ты вел со мной честную игру, а я с тобой – нет. Теперь буду откровенен. То, что я скажу, может тебе и не понравиться, но это правда. Только прошу, пусть все будет между нами.
– Ничего не обещаю, – сказал Нортон. – Никаких обещаний тем, кто приказывает швырять своих гостей в канавы.
– Я был с Донной ближе, чем говорил тебе, – сказал актер. Казалось, он так сосредоточился на своей роли, что не слушал Нортона. – Обо мне говорят, что я бабник. И, в общем, не зря. Почти все женщины, что мне встречались, ничего, кроме секса, не знают, ничем больше не интересуются и ничего больше не хотят. Но Донна была совсем другой. Познакомились мы с ней во время кампании – главная моя ошибка, что я пытался играть в эту игру. Сперва было забавно, но я оказался не в своей лиге. Уитмор просто использовал меня. В конце концов я это понял. Я был вроде обезьяны, которой привлекают толпу. И собрал немало зрителей. Но мне было одиноко. А потом я сблизился с Донной, она была единственным порядочным человеком в этом бродячем цирке. Я любил поговорить на политические темы, а она, в отличие от всех прочих женщин, разбиралась в политике не хуже меня. Даже лучше, черт возьми. Я привязался к этой цыпочке. После кампании, когда она уехала в Кармел, я несколько раз наведывался к ней. Она жила одиноко, мы недурно проводили время, и в конце концов я уговорил ее приехать ко мне в Палм-Спрингс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
В конце концов Нортон решил встретить опасность лицом к лицу. Оделся и пошел пешком на работу, тщетно стараясь наслаждаться прекрасным майским утром, твердя себе, что, возможно, это его последнее утро на воле. И был слегка удивлен, увидя, что полицейских машин возле подъезда нет, только у ресторана несколько рабочих разгружают грузовики. Дверь фирмы он распахнул с отчаянием, ожидая увидеть целый взвод полицейских, но перед ним была только Джози, секретарша приемной.
– Приятель, на тебе лица нет, – сказала Джози. – Чем занимался ночью?
Нортон, запинаясь, стал что-то отвечать. Наконец Джози усмехнулась и сказала:
– Ну ладно, тебе только что звонили.
– Кто? – встревоженно спросил он.
– Не захотел назвать себя. Сказал, что позвонит еще. Нортон ухватился за эту тонкую соломинку надежды. Должно быть, это Гейб. Он еще на свободе. Возможно, все сошло гладко. Нортон глубоко вздохнул и поплелся к своему кабинету. На полпути ему встретился Джордж Ивенс.
– Слушай, Бен, – заговорил он первым, – Уит не спрашивал тебя о том, что произошло вчера ночью?
– Вчера ночью? – переспросил Нортон с невинным видом.
– Кто-то пытался вломиться в его кабинет. В книге ухода он увидел, что мы расписались последними, и решил, что могли что-то заметить. Не говорил он с тобой?
– Пока нет, – сказал Нортон. – Видимо, понял, что я знаю не больше тебя. Как он? Расстроен?
– Ничуть, – ответил Ивенс. – Даже странно. Уит много лет не был со мной так любезен.
«Остерегайся любезной кобры», – подумал Нортон и вошел в свой тесный кабинет. «Размером с тюремную камеру», – мелькнула у него мысль. К счастью, раздался телефонный звонок.
– Опять тот загадочный человек, – сказала Джози, в голосе ее звучало жгучее любопытство. – Он сказал только, что вы с ним знакомы и что дело очень важное. Будешь говорить?
– Почему бы нет? – вздохнул Нортон.
Джози щелкнула переключателем – или она собиралась подслушать? – и Нортон приготовился услышать хриплый, заговорщический шепот Гейба, но в трубке раздался чей-то знакомый, мягкий смущенный голос:
– Бен, я не могу назвать себя. Мне нужно с тобой поговорить.
– Ну что ж, заезжай ко мне на работу, приятель, – сказал Нортон. – Приемные часы у нас с двенадцати до двух.
– Я не могу приехать. У меня на то есть причины. Давай где-нибудь встретимся. Дело срочное.
Нортону хотелось бросить трубку, но его заинтриговал голос. Этого человека он знал. И не так давно разговаривал с ним. Но где, хоть убей, не помнил.
– Может, ты думаешь, что мой телефон прослушивается? – уклончиво сказал он, наслаждаясь своим юмором висельника.
– Не исключено.
– Верно, не исключено. Но если ты параноик, мой друг, то будь им до конца. Если мой телефон прослушивается, то за нами последуют до места нашей встречи. Эти гады торчат повсюду.
– Можешь ты быть серьезным? – спросил тот человек. – Дело срочное. В полдень я буду на Лафайет-сквер. Придешь? Плечи Нортона затряслись от беззвучного смеха.
– Конечно, – сказал он. – Почему бы нет? Кому придет в голову искать нас на Лафайет-сквер?
– Хорошо.
– Если ты не знаешь меня, – продолжал Нортон, – то за мной футах в десяти будут следовать двое в темных костюмах. Но его таинственный собеседник уже положил трубку.
Лафайет-сквер, солнечный майский полдень. Чиновники делятся завтраком с бесстрашными белками. Секретарши-негритянки на бетонных скамьях едят бутерброды с рыбой. Энди Джексон в вечном торжестве сидит верхом на коне, голуби целятся в него сверху, а туристы с японскими фотоаппаратами – снизу. Белый дом, безмятежно равнодушный, сверкает на другой стороне Пенсильвания-авеню. Нортон нашел пустую скамью, развернул первый выпуск «Стар» и стал искать сообщение об аресте Гейба. Вскоре к нему подсел стройный молодой человек, загорелый, без галстука, в дорогой спортивной куртке и больших темных очках. Нортон не сразу узнал его. Когда они виделись в последний раз, лицо его не было таким озабоченным.
– Привет, Джефф, давно не виделись, – сказал Нортон. Ему показалось, что он сходит с ума, что Лафайет-сквер, люди и Белый дом – часть гигантской кинодекорации, и он единственный, кто не читал сценария.
– Послушай, – нетерпеливо сказал Джефф Филдс, – мне нужно многое сказать, а времени у меня мало.
– Для начала скажи, почему твой бандит треснул меня тогда по затылку?
– Таких инструкций он не получал, – сказал актер. – Вышла промашка. Я извиняюсь. Ты удовлетворен?
– Конечно, – сказал Нортон. – Все забыто. Что привело тебя в цитадель демократии?
– Подожди, – прошептал актер и кивнул на скамейку напротив. Седой старик в мятом костюме и галстуке с суповыми пятнами плюхнулся на нее и стал читать книгу в бумажной обложке под заглавием «Рассказы о могуществе».
– Пойдем отсюда, – сказал Филдс.
– Ты сам выбрал этот парк, приятель, – запротестовал Нортон, но актер уже поднялся. Нортон вздохнул и пошел за ним по гравийной дорожке, за статуей Энди Джексона они нашли свободную скамейку. Неприметный молодой негр в рубашке с короткими рукавами сидел неподалеку на траве. Едва увидев двух белых, он встал и ушел.
– Кругом либо охотники, либо дичь, Филдс, – сказал Нортон. – Даже белки снабжены микрофонами. Единственное спасение – бормотать под нос.
– Слушай, Бен, я много передумал с тех пор, как мы виделись в Палм-Спрингсе. Ты вел со мной честную игру, а я с тобой – нет. Теперь буду откровенен. То, что я скажу, может тебе и не понравиться, но это правда. Только прошу, пусть все будет между нами.
– Ничего не обещаю, – сказал Нортон. – Никаких обещаний тем, кто приказывает швырять своих гостей в канавы.
– Я был с Донной ближе, чем говорил тебе, – сказал актер. Казалось, он так сосредоточился на своей роли, что не слушал Нортона. – Обо мне говорят, что я бабник. И, в общем, не зря. Почти все женщины, что мне встречались, ничего, кроме секса, не знают, ничем больше не интересуются и ничего больше не хотят. Но Донна была совсем другой. Познакомились мы с ней во время кампании – главная моя ошибка, что я пытался играть в эту игру. Сперва было забавно, но я оказался не в своей лиге. Уитмор просто использовал меня. В конце концов я это понял. Я был вроде обезьяны, которой привлекают толпу. И собрал немало зрителей. Но мне было одиноко. А потом я сблизился с Донной, она была единственным порядочным человеком в этом бродячем цирке. Я любил поговорить на политические темы, а она, в отличие от всех прочих женщин, разбиралась в политике не хуже меня. Даже лучше, черт возьми. Я привязался к этой цыпочке. После кампании, когда она уехала в Кармел, я несколько раз наведывался к ней. Она жила одиноко, мы недурно проводили время, и в конце концов я уговорил ее приехать ко мне в Палм-Спрингс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71