Это очень важно, потому что по всему городу ходят слухи, и, если мы не покончим быстро с этим делом, нас ждет кризис.
Президент перевел взгляд на прокурора.
– Ты считаешь так, Фрэнк? Лицо молодого прокурора было суровым.
– Сэр, очевидно, я должен выслушать показания мистера Гальяно полностью. Однако на основании уже известного могу сказать, что, когда он все изложит перед большим жюри, дело может окончиться так, как предположил мистер Мерфи. Разумеется, на основании своего признания мистер Гальяно, очевидно, будет признан виновным в смерти мисс Хендрикс и окажется в тюрьме.
Президент неторопливо кивнул и повернулся к Нортону.
– Что скажешь, Бен? Устраивает тебя такое завершение дела? Нортон ответил Уитмору взглядом, в сущности, не видя его. Он думал о многом. О словах Клэр Уитмор. О том, что очень устал, что хорошо бы скорей покончить с этим испытанием. Но думал и о пленке, той ее части, которую Ник не дал дослушать, той, где он заорал: «Паршивая сука!» – потом быстро последовали шлепок и звук удара кулаком по лицу, вскрик Донны, стук головы о столик, потом крики Ника: «Очнись! Очнись!» – и наконец долгое, жуткое молчание.
Он прикрыл глаза, потом открыл и увидел, что президент ждет ответа на свой вопрос.
Нортон оглядел всех троих, стараясь увидеть их такими, какие они есть: Чарлз Уитмор, самый талантливый, самый целеустремленный политик, какого он знал, человек немалого мужества и бесконечного коварства; Эд Мерфи, профессиональный сукин сын, чье грубоватое обаяние не могло скрыть его постоянной, возможно, и оправданной жестокости; Фрэнк Кифнер, молодой человек, быстро делающий карьеру, видимо, не чета двум другим, но из-за стремления наверх готовый делать все, что сможет пойти на пользу его боссам и его будущему. И подумал, что понимает их лучше, чем себя. Ему было ясно, что они представляют собой; вопрос заключался в том, что представляет собой он. В памяти его всплыл знаменитый совет Сэма Рейберна одному молодому конгрессмену, фраза, которую он много раз слышал в Капитолии и считал, что ее нужно высечь там на камне: «Если хочешь жить в ладу с самим собой, уходи».
И они постоянно толкали его к уходу.
– Мистер президент, – сказал он, – кажется, мы слишком забегаем вперед. Забываем о многих вопросах, ответов на которые пока нет.
– Каких же, Бен? – спросил Уитмор.
– По записи на пленке мы знаем, что Ник убил Донну и ушел из того дома, – сказал Нортон. – Знаем, что кто-то – по словам Ника, Риддл – позднее явился в тот дом, стер все отпечатки пальцев и взял катушку с пленкой. Видимо, это действительно Риддл, потому что в конце концов пленка оказалась у него. Но вопрос в том, кто послал Риддла туда.
– Вопрос? Как тебя понять, черт возьми? – возмутился Мерфи. – Ник сказал нам, что он обратился к Риддлу за помощью!
– Я знаю, что сказал Ник, – ответил Нортон. – Но сомневаюсь в правдивости его слов. Я не уверен, что Ник в такой отчаянной ситуации, когда ему грозило обвинение в убийстве, а президенту – бог весть какие осложнения, обратился бы к кому-то вроде Риддла, которого едва знал. По-моему, он обратился к тому, кому доверял полностью.
– К чему ты клонишь? – спросил Уитмор.
– Мистер президент, – ответил Нортон, – будучи полностью объективным, я подозреваю, что Ник обратился к Эду Мерфи или к вам.
Эд Мерфи подскочил.
– Сукин сын!..
– Сядь и замолчи! – прикрикнул президент. Мерфи повиновался. – Ясно, Бен, понимаю. Ты считаешь, что Ник обратился ко мне или к Эду и кто-то из нас решил послать туда Риддла. Это логично. Но могу твердо заявить, что Ник не обращался ко мне по поводу смерти Донны.
– Ко мне тоже не обращался! – крикнул Мерфи. – И я возмущен этим предположением. Подтверди его, Нортон, или помалкивай. Предъяви доказательство, и я сдамся. А в противном случае пошел к черту.
– Никаких доказательств у меня нет, – сказал Нортон. – Я лишь поднимаю вопрос. И кроме него еще полно неясностей.
– Например? – спросил Уитмор.
– Многое, мистер президент, – ответил Нортон. – Многое, что по отдельности может быть случайностью, но, взятое вместе, говорит о попытке укрывательства. Во-первых, кто-то неизвестный позвонил мне в то утро, когда обнаружили тело Донны. Во-вторых, Фил Росс сказал мне, что видел Эда с Донной, а потом, после разговора с Эдом, отказался от своих слов. В-третьих, Гвен Бауэре получила большую должность после того, как взяла назад свои слова о ваших отношениях с Донной. В-четвертых, сенатор Нолан рассказал мне, что вы приезжали к Донне в Кармел, и после этого был убит. В-пятых, министерство юстиции сфабриковало против Филдса дело о наркотиках, вынудив его тем самым заявить, будто Донна забеременела от него, а потом, когда он решил сказать правду, его убили. Потом министерство юстиции затеяло игру со мной, и Уит Стоун тоже; целью этих игр было заткнуть мне рот.
– Постой, постой, – сказал Эд Мерфи. – Половина того, что ты сказал, – домыслы, другая половина – дело рук Риддла. Ты разве не слышал, что сказал Ник? Они с Риддлом действовали на пару.
– Я не удивлюсь, если это Риддл звонил мне в то утро, когда обнаружили Донну, чтобы навлечь на меня подозрения, – сказал Нортон. – Не удивлюсь, если это Риддл убил Нолана и Филдса. Но вопрос в том, действовал ли он по собственному почину, или кто-то его направлял. А кое-что из того, о чем я упомянул, – получение Гвен должности или давление министерства юстиции на Филдса – от Риддла не зависело. Я хочу сказать, что все эти факты предполагают организованное в высоких сферах укрывательство того, что Ник убил Донну и что президент состоял в связи с Донной.
– Ты ничего не сможешь доказать! – крикнул Эд Мерфи. – Ты хочешь только раскопать грязные подробности и погубить президента. И все из-за того, что подружка отвергла тебя.
– Я только хочу, – ответил Нортон, – нормального расследования смерти Донны с учетом всех обстоятельств. Сейчас складывается впечатление, что Ник хочет взять на себя вину вышестоящих, а прокуратура прячет голову в песок.
– Я возмущен этим предположением, – сказал Фрэнк Кифнер.
– Тогда веди это дело, как и все дела об убийстве.
– Как и все дела об убийстве, – злобно повторил Эд Мерфи. – Почему не говоришь напрямик? Ты хочешь мести. Ты прекрасно знаешь: стоит репортерам узнать о нем и о Донне, этой администрации конец.
– Не знаю, конец ли, – ответил Нортон. – Если да, то ничего не поделаешь.
– Так спокойно говоришь об этом, гад, – прошипел Мерфи. – Ты…
– Успокойся, Эд, – сказал президент. – Может, вам с Фрэнком посидеть у тебя в кабинете, а мы с Нортоном поговорим.
Кифнер и Мерфи встали. Эд злобно поглядел на Нортона, потом пошел к двери вслед за Кифнером. Президент поднялся, поглядел в окно и с каким-то изумлением повернулся к Нортону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Президент перевел взгляд на прокурора.
– Ты считаешь так, Фрэнк? Лицо молодого прокурора было суровым.
– Сэр, очевидно, я должен выслушать показания мистера Гальяно полностью. Однако на основании уже известного могу сказать, что, когда он все изложит перед большим жюри, дело может окончиться так, как предположил мистер Мерфи. Разумеется, на основании своего признания мистер Гальяно, очевидно, будет признан виновным в смерти мисс Хендрикс и окажется в тюрьме.
Президент неторопливо кивнул и повернулся к Нортону.
– Что скажешь, Бен? Устраивает тебя такое завершение дела? Нортон ответил Уитмору взглядом, в сущности, не видя его. Он думал о многом. О словах Клэр Уитмор. О том, что очень устал, что хорошо бы скорей покончить с этим испытанием. Но думал и о пленке, той ее части, которую Ник не дал дослушать, той, где он заорал: «Паршивая сука!» – потом быстро последовали шлепок и звук удара кулаком по лицу, вскрик Донны, стук головы о столик, потом крики Ника: «Очнись! Очнись!» – и наконец долгое, жуткое молчание.
Он прикрыл глаза, потом открыл и увидел, что президент ждет ответа на свой вопрос.
Нортон оглядел всех троих, стараясь увидеть их такими, какие они есть: Чарлз Уитмор, самый талантливый, самый целеустремленный политик, какого он знал, человек немалого мужества и бесконечного коварства; Эд Мерфи, профессиональный сукин сын, чье грубоватое обаяние не могло скрыть его постоянной, возможно, и оправданной жестокости; Фрэнк Кифнер, молодой человек, быстро делающий карьеру, видимо, не чета двум другим, но из-за стремления наверх готовый делать все, что сможет пойти на пользу его боссам и его будущему. И подумал, что понимает их лучше, чем себя. Ему было ясно, что они представляют собой; вопрос заключался в том, что представляет собой он. В памяти его всплыл знаменитый совет Сэма Рейберна одному молодому конгрессмену, фраза, которую он много раз слышал в Капитолии и считал, что ее нужно высечь там на камне: «Если хочешь жить в ладу с самим собой, уходи».
И они постоянно толкали его к уходу.
– Мистер президент, – сказал он, – кажется, мы слишком забегаем вперед. Забываем о многих вопросах, ответов на которые пока нет.
– Каких же, Бен? – спросил Уитмор.
– По записи на пленке мы знаем, что Ник убил Донну и ушел из того дома, – сказал Нортон. – Знаем, что кто-то – по словам Ника, Риддл – позднее явился в тот дом, стер все отпечатки пальцев и взял катушку с пленкой. Видимо, это действительно Риддл, потому что в конце концов пленка оказалась у него. Но вопрос в том, кто послал Риддла туда.
– Вопрос? Как тебя понять, черт возьми? – возмутился Мерфи. – Ник сказал нам, что он обратился к Риддлу за помощью!
– Я знаю, что сказал Ник, – ответил Нортон. – Но сомневаюсь в правдивости его слов. Я не уверен, что Ник в такой отчаянной ситуации, когда ему грозило обвинение в убийстве, а президенту – бог весть какие осложнения, обратился бы к кому-то вроде Риддла, которого едва знал. По-моему, он обратился к тому, кому доверял полностью.
– К чему ты клонишь? – спросил Уитмор.
– Мистер президент, – ответил Нортон, – будучи полностью объективным, я подозреваю, что Ник обратился к Эду Мерфи или к вам.
Эд Мерфи подскочил.
– Сукин сын!..
– Сядь и замолчи! – прикрикнул президент. Мерфи повиновался. – Ясно, Бен, понимаю. Ты считаешь, что Ник обратился ко мне или к Эду и кто-то из нас решил послать туда Риддла. Это логично. Но могу твердо заявить, что Ник не обращался ко мне по поводу смерти Донны.
– Ко мне тоже не обращался! – крикнул Мерфи. – И я возмущен этим предположением. Подтверди его, Нортон, или помалкивай. Предъяви доказательство, и я сдамся. А в противном случае пошел к черту.
– Никаких доказательств у меня нет, – сказал Нортон. – Я лишь поднимаю вопрос. И кроме него еще полно неясностей.
– Например? – спросил Уитмор.
– Многое, мистер президент, – ответил Нортон. – Многое, что по отдельности может быть случайностью, но, взятое вместе, говорит о попытке укрывательства. Во-первых, кто-то неизвестный позвонил мне в то утро, когда обнаружили тело Донны. Во-вторых, Фил Росс сказал мне, что видел Эда с Донной, а потом, после разговора с Эдом, отказался от своих слов. В-третьих, Гвен Бауэре получила большую должность после того, как взяла назад свои слова о ваших отношениях с Донной. В-четвертых, сенатор Нолан рассказал мне, что вы приезжали к Донне в Кармел, и после этого был убит. В-пятых, министерство юстиции сфабриковало против Филдса дело о наркотиках, вынудив его тем самым заявить, будто Донна забеременела от него, а потом, когда он решил сказать правду, его убили. Потом министерство юстиции затеяло игру со мной, и Уит Стоун тоже; целью этих игр было заткнуть мне рот.
– Постой, постой, – сказал Эд Мерфи. – Половина того, что ты сказал, – домыслы, другая половина – дело рук Риддла. Ты разве не слышал, что сказал Ник? Они с Риддлом действовали на пару.
– Я не удивлюсь, если это Риддл звонил мне в то утро, когда обнаружили Донну, чтобы навлечь на меня подозрения, – сказал Нортон. – Не удивлюсь, если это Риддл убил Нолана и Филдса. Но вопрос в том, действовал ли он по собственному почину, или кто-то его направлял. А кое-что из того, о чем я упомянул, – получение Гвен должности или давление министерства юстиции на Филдса – от Риддла не зависело. Я хочу сказать, что все эти факты предполагают организованное в высоких сферах укрывательство того, что Ник убил Донну и что президент состоял в связи с Донной.
– Ты ничего не сможешь доказать! – крикнул Эд Мерфи. – Ты хочешь только раскопать грязные подробности и погубить президента. И все из-за того, что подружка отвергла тебя.
– Я только хочу, – ответил Нортон, – нормального расследования смерти Донны с учетом всех обстоятельств. Сейчас складывается впечатление, что Ник хочет взять на себя вину вышестоящих, а прокуратура прячет голову в песок.
– Я возмущен этим предположением, – сказал Фрэнк Кифнер.
– Тогда веди это дело, как и все дела об убийстве.
– Как и все дела об убийстве, – злобно повторил Эд Мерфи. – Почему не говоришь напрямик? Ты хочешь мести. Ты прекрасно знаешь: стоит репортерам узнать о нем и о Донне, этой администрации конец.
– Не знаю, конец ли, – ответил Нортон. – Если да, то ничего не поделаешь.
– Так спокойно говоришь об этом, гад, – прошипел Мерфи. – Ты…
– Успокойся, Эд, – сказал президент. – Может, вам с Фрэнком посидеть у тебя в кабинете, а мы с Нортоном поговорим.
Кифнер и Мерфи встали. Эд злобно поглядел на Нортона, потом пошел к двери вслед за Кифнером. Президент поднялся, поглядел в окно и с каким-то изумлением повернулся к Нортону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71