— Да, — признала она после паузы, — я уходила отсюда рано утром, крадучись, как горничная от барчука, но не стыжусь этого. Слышите? Не стыжусь! Я любила Людвига, и он любил меня. Да, любил! Слышите?
— Слышу, слышу. Не кричите.
— Дело в том, что Людвиг был дипломат, ему приходилось заботиться о своей репутации. Иначе он бы никогда не стал послом. Людвиг даже вынужден был уволить своего швейцара, тот доносил о нем…
— И камердинера, — добавил Иван Дмитриевич.
— Нет, прежний лакей сильно пил, и я предложила взамен своего собственного. А он все проспал, свинья!
Сидя на кровати, Стрекалова ладонью утюжила покрывало, на котором и без того не было ни морщинки. Потом она подняла глаза на Ивана Дмитриевича:
— Ну что, возьметесь уличить убийцу?
Он молчал.
— Струсите, не возьметесь. Этот негодяй…
— Только не называйте имен! — быстро перебил ее Иван Дмитриевич.
Он услышал, как невдалеке одинокий волк скорбно позвал застреленную охотниками подругу — это с воем отворилась дверь из коридора в гостиную. Затем оттуда раздался голос Певцова.
Иван Дмитриевич вышел из спальни, прикрыв за собой дверь, и увидел, что Певцов явился не один, с ним был преображенский поручик. Оказывается, тот как раз принял дежурство по батальону и вести его было недалеко, всего через улицу.
— Вот такая у нас служба, ротмистр! Спать не дает, — посетовал Иван Дмитриевич, даже не взглянув на своего обидчика.
Затем он вернулся в спальню, а Певцов с поручиком остались беседовать в гостиной.
Разговор шел одновременно в обеих комнатах.
П е в ц о в. По-вашему, князя фон Аренсберга мог убить любой, кому дорого могущество России?
П о р у ч и к. Имя им — легион.
И в а н Д м и т р и е в и ч. Прошу говорить потише.
С т р е к а л о в а. Вы уже боитесь…
И в а н Д м и т р и е в и ч. Вернемся к тому лицу, о котором мы говорили.
С т р е к а л о в а. Он хотел опорочить Людвига перед государем. Выставить его развратником, игроком, пропойцей.
И в а н Д м и т р и е в и ч. А это не так?
С т р е к а л о в а. Вам, наверное, кажется странным, что я полюбила этого иностранца. Но клянусь, его деньги меня не интересовали! Он был настоящий мужчина, истинный рыцарь, каких я не видела вокруг себя. Воевал в Италии, падал с конем в пропасть. Восемь раз дрался на дуэли. Все будочники отдают ему честь, а мой муж, когда возвращается из гостей навеселе, сам норовит снять шляпу перед каждым полицейским. Он боится начальства, боится быстрой езды, гусей, простуды, моих слишком ярких туалетов, снов с четверга на пятницу, холеры и войны с англичанами: вдруг британские корабли с моря будут обстреливать нашу Кирочную улицу.
П е в ц о в. Где вы провели сегодняшнюю ночь?
П о р у ч и к. У дамы.
П е в ц о в. Ее имя?
П о р у ч и к. Как вы смеете? На такие вопросы я не отвечаю.
П е в ц о в. Хорошо. Почему у вас перевязана рука?
П о р у ч и к. Шомполом оцарапал.
П е в ц о в. Будьте любезны снять повязку… Так-так. По-моему, это след укуса.
П о р у ч и к. Совсем забыл! Я же на другой руке шомполом. А тут меня собачка цапнула.
П е в ц о в. Собачка?
П о р у ч и к. Такой рыжий пуделек. Зовут Чука. Зубастая, стерва!
П е в ц о в. Интересная собачка. Похоже, у нее человеческие зубы.
С т р е к а л о в а. Когда мой муж хотел ублажить меня, то приносил домой полфунта урюка. А ночью, желая склонить к ласке, нежно шептал на ухо, что я, только я одна сумела открыть ему глаза на целительные свойства черничного киселя. Людвиг же говорил, что из-за меня начинает понимать и любить Россию. А ведь он был дипломат! Любовь этого человека могла иметь далеко идущие последствия, его карьера не была закончена. Ему прочили место посла, и, скажу честно, иногда мне казалось, что, обнимая его, я сама делаюсь причастна к большой политике. У меня даже была мечта обратить Людвига в православие.
И в а н Д м и т р и е в и ч. Муж вас ревновал?
С т р е к а л о в а. Он ни о чем не догадывался. Надеюсь, вас не интересуют предлоги, которыми я пользовалась, чтобы иногда не ночевать дома?
И в а н Д м и т р и е в и ч. А вы ревновали князя к другим женщинам?
С т р е к а л о в а. Теперь это уже не важно.
И в а н Д м и т р и е в и ч. Мне нужно кое о чем спросить камердинера. Пожалуйста, позовите его.
С т р е к а л о в а (вставая и направляясь к двери). Сейчас.
И в а н Д м и т р и е в и ч. Зачем ходить? Он у себя в каморке.
С т р е к а л о в а. Не кричать же! Да он и не услышит.
И в а н Д м и т р и е в и ч. И кричать не надо. Есть звонок.
С т р е к а л о в а. Где?
П е в ц о в. Скажите честно, кто вас укусил?
П о р у ч и к. Да не все ли вам равно! Может быть, это след любовной страсти!
П е в ц о в. А может быть, вы пытались кому-то зажать рот? Чтобы нельзя было позвать на помощь…
3
Сбоку от изголовья княжеской кровати висела большая картина, изображающая троих голых итальянок на фоне Везувия. Они стояли с крохотными кувшинчиками, в которых воды хватило бы только чай заварить. А итальянки из них собирались мыться. Вот она, хваленая европейская чистоплотность!
Желтый, под цвет обоев, шнурок-сонетка проходил по стене за этой картиной. Снизу торчал лишь самый кончик. Он терялся в багетовых завитках рамы и со стороны был почти не заметен. Стрекалова растерянно оглядывала спальню, но найти его не могла.
Иван Дмитриевич еще раньше понял, что камердинер ни в чем не виноват. Ему-то зачем оттаскивать князя от изголовья? Пускай бы звонил сколько влезет.
Теперь можно было снять подозрение и со Стрекаловой. «Бедная!» — подумал Иван Дмитриевич.
Эту женщину выставляли отсюда рано утром, как гулящую девку, даже без завтрака, ведь если бы подавался завтрак в постель, она знала бы про этот шнурок. Князь нехотя вставал и в одном белье, позевывая, провожал любовницу не далее чем до дверей гостиной. Затем, напившись кофе, нежился в постели, разглядывая голых итальянок, сличал их прелести с теми, которые только что были под рукой: тут бы немного убрать, тут выгнуть покруче, а она одиноко шла по улице, дрожа от утреннего морозца, и ее же собственный бывший лакей с гнусной ухмылкой на роже смотрел из окна вслед.
— Знаете, — сказала Стрекалова, — Людвигу еще в юности было предсказано умереть в собственной постели. Цыганка ему нагадала. Убийцы никогда бы с ним не справились, если бы не это предсказание. Он вспомнил о нем, и оно лишило его сил.
— Возможно, гроб еще не отправили на железную дорогу. Поезжайте в посольство, проститесь, — предложил Иван Дмитриевич.
— В посольство? Никогда!
— Я вам в утешение одну историю расскажу… Прошлой весной у меня маменька из саней выпала, головой об лед. Не чаяли, что жива будет. Нет, поправилась. Тот свет повидала и назад пришла. Ну, я ее спрашиваю: «Как, маменька, страшно помирать?» А она мне: «Уж так сладко!» Будто, говорит, каждую мою жилочку в бархат оборачивали… Может, и у князя было вроде того?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63