Отличное место для укрытия — мелкий щебень, нависшие лапы рододендрона, глубокие ниши в камне, — тут можно бесконечно долго жить, не опасаясь быть открытым. Несколько дальше в едва намеченной расщелине бежал ручеёк, родившийся из каменной стены, а за ручейком стоял шалаш, сложенный из веток пихты.
Перед шалашом лениво дымил прогоревший костёр, тот самый, что Самур видел сверху. Жар покрылся белым пеплом, дымилось только бревно, положенное на угли.
У костра и в шалаше никого не оказалось.
Самур обежал это опасное место и отыскал клад, куда протоптали заметную дорожку: в глубоком и мокром ущелье сохранился снег, сверху его заботливо укрыли ветками, чтобы не быстро таял. От снежника исходил сильный запах парного мяса. Хранилище.
Овчар бросился назад, спрямляя путь. В горле у него клокотало. Рвался и не находил выхода хриплый и тревожный лай. Как ещё мог Шестипалый предупредить своего хозяина об опасности?
Неожиданно набросило сильным духом чужих людей. Самур лёг и стал смотреть сквозь кусты.
По лесу пробирались двое. В распахнутых телогрейках, без головных уборов, со слипшимися от пота волосами. Они тяжело дышали. На короткой жерди люди несли небольшого оленя. Ноги у него были связаны, сквозь них просунута жердь. Безрогая голова оленухи мертво отвисла и временами, задевая за камни, глухо стучала.
Они шли к шалашу.
Самур пропустил их и пошёл следом.
Глава четырнадцатая
УБИТ НЕ НА ВОЙНЕ
1
Саше Молчанову дали семнадцать туристов. Три девушки, остальные хлопцы по возрасту чуть старше инструктора. Разношёрстная публика. Студенты из Вильнюса, кстати, самые дисциплинированные и сдержанные; рабочие с цементного завода на Волге; техник-лесовод из Сибири, служащие Одесского порта. Всех их объединяла молодость, любопытство к неизведанному миру и песне. Пели они вдохновенно, импровизировали рискованно, а в общем, Саше понравились, и он с первого дня стал их другом и единомышленником, как и полагается в походе.
Вышли бодро, на первом же привале приукрасились. Девчата сделали себе монисты из алычовых плодов, хлопцы соорудили юбочки из листьев папоротника и шляпы из целых лопухов. Смеялись, подбрасывали за спиной рюкзаки, смотрели на лесной Кавказ, как смотрят на городской парк, и всё торопили Сашу: ну чего топает шагом старца? Ведь на эту гору можно в один момент…
Молчанов-младший часто останавливал группу, приказывал снять рюкзаки, расправить плечи и посмотреть по сторонам. Он хотел, чтобы ребята хорошенько запомнили горные ландшафты, впитали побольше гордой красоты Кавказа и лишний раз удивились, какая у нас чудесная Родина!
Где-то на юге, навстречу этой группе, шла ещё одна цепочка туристов. Их вела Таня Никитина. Саша недаром просидел полночи в псебайской радиорубке. Он все-таки поговорил с ней и условился встретиться на приюте Прохладном. Теперь Саша все время думал об этой встрече и улыбался своим мыслям. Девушки из его группы с интересом поглядывали на задумчивое лицо инструктора и совершенно точно расшифровали его таинственную улыбчивость: влюблён. Но они не знали, что каждый шаг туристов наверх приближал Сашу к заветной встрече.
Ведь он не видел Таню месяц. Целая вечность, несколько скрашенная четырьмя её письмами.
Незаметно одолели первую половину затяжного подъёма, отдохнули в балагане на цветастой поляне и снова пошли вверх. Теперь уже никто не подбрасывал за плечами рюкзак, поклажа вроде бы потяжелела, ребята шли согнувшись, всё меньше смотрели по сторонам, уткнувшись носами под ноги.
А вокруг буйствовали краски, горизонт по мере восхождения расширялся, свежел воздух, хорошели пихтовые и буковые леса. Никто уже не погонял инструктора, напротив, появились отстающие, и тогда Саша перестроил цепочку, поставив слабеньких прямо за собой.
За несколько километров от перевала сделали ещё одну остановку и развели костёр. Солнце садилось за широкий горный массив, поголубели луговые поляны, кромка леса сделалась чёрной. Начались ранние южные сумерки, только горели в закатных лучах острые камни вершин.
— Смотрите, что это? — спросил удивлённый голос, и все повернулись к освещённой горе.
Она была далеко, но прозрачный воздух и подсветка солнца как бы приблизили скалы. На одной из них стояли туры, рисуясь тёмными изваяниями на оранжевом небе. Колечки рогов, освещённые сзади, сияли, как нимбы. Было что-то сказочное в этой картине.
— Сейчас умру от счастья, — сказала девушка и закрыла ладошками лицо.
Свет померк, туры исчезли. Стало заметно прохладней, вынули спальные мешки, но палаточки решили не ставить: завтра будет приют, там основательный отдых.
Саша вспомнил Александра Сергеевича, его лепёшки и любимое «само собой». И ещё ему захотелось, чтобы Таня была уже там. Они могут вместе сходить к реке и посмотреть медвежье семейство, если оно не переменило свою квартиру.
Не спалось. Саша лежал на спине и смотрел в небо. Яркие звезды усыпали чёрный небосвод, месяц не показывался, стояла абсолютная тишина. Мысли его блуждали, он подумал, что отец где-нибудь недалеко вот так же сидит у костра, и вдруг ему стало боязно: зачем он пошёл в одиночку. Хоть бы Самур… И тут его осенила новая мысль: а не ушёл ли Самур с отцом? Если так, то очень хорошо. Потом перед ним возникла кареглазая Таня, её жест — как она откидывает тыльной стороной ладони волосы со лба и как улыбается. И он улыбнулся милому видению. Мысль незаметно перескочила к лесному домику и Рыжему, сразу отчего-то вспомнился каштанник, каменные могилы в задумчивом лесу…
Он, видно, уснул, потом очнулся и несколько секунд соображал, где он и что с ним.
Туристы ещё спали, восток едва светлел. Саша опять улёгся, но уснуть уже не мог.
Он развёл костёр. В предрассветной сини пламя бесшумно и весело лизало сухой валежник, белые язычки костра отпугивали тающую темь, а на востоке уже разгоралось — розовые скалы с восточной стороны плавились в лучах и отбрасывали свет зари вниз, проявляя луга, долинки, заросшие кустарником. Бесшумно и кучно пролетели небольшие альпийские галки, где-то в скалах тоненько, как молодой петушок, прокричал проснувшийся улар.
Тотчас кто-то из туристов пробасил со своего места:
— «Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно…»
Ему ответил девичий смешливый голосок, продекламировав вторую строку букварного стиха. Лагерь зашевелился, Саше никого не пришлось будить. Повесили над огнём котёл и ведро, скоро запахло гречневой кашей и тушёнкой. Все побежали умываться. Быстро покончили с завтраком, убрали место у костра, и вот уже цепочка растянулась на пологом подъёме.
Приют Прохладный показался часам к десяти. Там под навесом тлел костёр, тёплый воздух дрожал над драночной крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Перед шалашом лениво дымил прогоревший костёр, тот самый, что Самур видел сверху. Жар покрылся белым пеплом, дымилось только бревно, положенное на угли.
У костра и в шалаше никого не оказалось.
Самур обежал это опасное место и отыскал клад, куда протоптали заметную дорожку: в глубоком и мокром ущелье сохранился снег, сверху его заботливо укрыли ветками, чтобы не быстро таял. От снежника исходил сильный запах парного мяса. Хранилище.
Овчар бросился назад, спрямляя путь. В горле у него клокотало. Рвался и не находил выхода хриплый и тревожный лай. Как ещё мог Шестипалый предупредить своего хозяина об опасности?
Неожиданно набросило сильным духом чужих людей. Самур лёг и стал смотреть сквозь кусты.
По лесу пробирались двое. В распахнутых телогрейках, без головных уборов, со слипшимися от пота волосами. Они тяжело дышали. На короткой жерди люди несли небольшого оленя. Ноги у него были связаны, сквозь них просунута жердь. Безрогая голова оленухи мертво отвисла и временами, задевая за камни, глухо стучала.
Они шли к шалашу.
Самур пропустил их и пошёл следом.
Глава четырнадцатая
УБИТ НЕ НА ВОЙНЕ
1
Саше Молчанову дали семнадцать туристов. Три девушки, остальные хлопцы по возрасту чуть старше инструктора. Разношёрстная публика. Студенты из Вильнюса, кстати, самые дисциплинированные и сдержанные; рабочие с цементного завода на Волге; техник-лесовод из Сибири, служащие Одесского порта. Всех их объединяла молодость, любопытство к неизведанному миру и песне. Пели они вдохновенно, импровизировали рискованно, а в общем, Саше понравились, и он с первого дня стал их другом и единомышленником, как и полагается в походе.
Вышли бодро, на первом же привале приукрасились. Девчата сделали себе монисты из алычовых плодов, хлопцы соорудили юбочки из листьев папоротника и шляпы из целых лопухов. Смеялись, подбрасывали за спиной рюкзаки, смотрели на лесной Кавказ, как смотрят на городской парк, и всё торопили Сашу: ну чего топает шагом старца? Ведь на эту гору можно в один момент…
Молчанов-младший часто останавливал группу, приказывал снять рюкзаки, расправить плечи и посмотреть по сторонам. Он хотел, чтобы ребята хорошенько запомнили горные ландшафты, впитали побольше гордой красоты Кавказа и лишний раз удивились, какая у нас чудесная Родина!
Где-то на юге, навстречу этой группе, шла ещё одна цепочка туристов. Их вела Таня Никитина. Саша недаром просидел полночи в псебайской радиорубке. Он все-таки поговорил с ней и условился встретиться на приюте Прохладном. Теперь Саша все время думал об этой встрече и улыбался своим мыслям. Девушки из его группы с интересом поглядывали на задумчивое лицо инструктора и совершенно точно расшифровали его таинственную улыбчивость: влюблён. Но они не знали, что каждый шаг туристов наверх приближал Сашу к заветной встрече.
Ведь он не видел Таню месяц. Целая вечность, несколько скрашенная четырьмя её письмами.
Незаметно одолели первую половину затяжного подъёма, отдохнули в балагане на цветастой поляне и снова пошли вверх. Теперь уже никто не подбрасывал за плечами рюкзак, поклажа вроде бы потяжелела, ребята шли согнувшись, всё меньше смотрели по сторонам, уткнувшись носами под ноги.
А вокруг буйствовали краски, горизонт по мере восхождения расширялся, свежел воздух, хорошели пихтовые и буковые леса. Никто уже не погонял инструктора, напротив, появились отстающие, и тогда Саша перестроил цепочку, поставив слабеньких прямо за собой.
За несколько километров от перевала сделали ещё одну остановку и развели костёр. Солнце садилось за широкий горный массив, поголубели луговые поляны, кромка леса сделалась чёрной. Начались ранние южные сумерки, только горели в закатных лучах острые камни вершин.
— Смотрите, что это? — спросил удивлённый голос, и все повернулись к освещённой горе.
Она была далеко, но прозрачный воздух и подсветка солнца как бы приблизили скалы. На одной из них стояли туры, рисуясь тёмными изваяниями на оранжевом небе. Колечки рогов, освещённые сзади, сияли, как нимбы. Было что-то сказочное в этой картине.
— Сейчас умру от счастья, — сказала девушка и закрыла ладошками лицо.
Свет померк, туры исчезли. Стало заметно прохладней, вынули спальные мешки, но палаточки решили не ставить: завтра будет приют, там основательный отдых.
Саша вспомнил Александра Сергеевича, его лепёшки и любимое «само собой». И ещё ему захотелось, чтобы Таня была уже там. Они могут вместе сходить к реке и посмотреть медвежье семейство, если оно не переменило свою квартиру.
Не спалось. Саша лежал на спине и смотрел в небо. Яркие звезды усыпали чёрный небосвод, месяц не показывался, стояла абсолютная тишина. Мысли его блуждали, он подумал, что отец где-нибудь недалеко вот так же сидит у костра, и вдруг ему стало боязно: зачем он пошёл в одиночку. Хоть бы Самур… И тут его осенила новая мысль: а не ушёл ли Самур с отцом? Если так, то очень хорошо. Потом перед ним возникла кареглазая Таня, её жест — как она откидывает тыльной стороной ладони волосы со лба и как улыбается. И он улыбнулся милому видению. Мысль незаметно перескочила к лесному домику и Рыжему, сразу отчего-то вспомнился каштанник, каменные могилы в задумчивом лесу…
Он, видно, уснул, потом очнулся и несколько секунд соображал, где он и что с ним.
Туристы ещё спали, восток едва светлел. Саша опять улёгся, но уснуть уже не мог.
Он развёл костёр. В предрассветной сини пламя бесшумно и весело лизало сухой валежник, белые язычки костра отпугивали тающую темь, а на востоке уже разгоралось — розовые скалы с восточной стороны плавились в лучах и отбрасывали свет зари вниз, проявляя луга, долинки, заросшие кустарником. Бесшумно и кучно пролетели небольшие альпийские галки, где-то в скалах тоненько, как молодой петушок, прокричал проснувшийся улар.
Тотчас кто-то из туристов пробасил со своего места:
— «Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно…»
Ему ответил девичий смешливый голосок, продекламировав вторую строку букварного стиха. Лагерь зашевелился, Саше никого не пришлось будить. Повесили над огнём котёл и ведро, скоро запахло гречневой кашей и тушёнкой. Все побежали умываться. Быстро покончили с завтраком, убрали место у костра, и вот уже цепочка растянулась на пологом подъёме.
Приют Прохладный показался часам к десяти. Там под навесом тлел костёр, тёплый воздух дрожал над драночной крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74