– Я посмотрел, когда подъезжали.
И Карл Григорьевич повернул к кооперативной башне.
Но, выйдя у подъезда из машины, ребята – все трое – как-то странно затоптались на месте, а потом Ольга сердито сказала:
– Даже идти не хочется. А вы не можете пойти к ним сами? Один? – И назвала этаж и квартиру.
Карл Григорьевич понимающе вздохнул и направился к лифту.
А вздохнул он потому, что ему предстояло пересказать двум уже огорченным людям еще более огорчительное сообщение о действительном положении дел, которые описал ему Федор Васильевич – довольно уже пожилой худенький капитан, дежуривший в отделе ГАИ.
Федор Васильевич был в добром расположении духа, поскольку никаких неприятных происшествий за субботний вечер, на который выпало его дежурство, в районе пока не произошло. И он стал еще радушнее, когда Карл Григорьевич показал ему удостоверение сотрудника журнала, потому что Федор Васильевич был и подписчиком, и читателем, и почитателем именно этого научно-популярного издания. Более того, он был тоже владелец собаки, и притом жесткошерстного фокстерьера, и потому легко представить себе, как он был возмущен похищением нашего кандидата в чемпионы и как сочувственно отнесся к опасениям о здоровье дедушки, перенесшего инфаркт, то есть о моем.
А потом Федор Васильевич взял аккуратный листочек бумаги, и красивой шариковой ручкой вывел на нем изящную единичку, и сказал, что машин с номерами серий «ММК» и «ММХ» всего-навсего двадцать тысяч, и все они – «Жигули». Оттого что теперь номера для «Жигулей» выдают сразу при продаже машин в фирменном центре тольяттинского завода, что на Варшавском шоссе, и получилось, что у «Жигулей» свои серии номеров.
И, поставив пониже единички двойку, а далее тройку и четверку, Федор Васильевич пояснил, что, поскольку «ММК» и «ММХ» – это серии из последних, то и машин последней марки среди них особенно много. И каждая десятая или восьмая окрашена в цвет «белая ночь». А значит, если посчитать наобум, в городе их семьсот или шестьсот, и в каждом районе их, в общем, немного.
Но, во-первых, картотека закрыта, а девушка, которая ею заведует, объявится лишь в понедельник, и поставленный срок – утро понедельника – уже несбыточен. Во-вторых, когда заведующая картотекой переберет около тысячи карточек, отыскивая адреса этих двадцати или тридцати «Жигулей», то машины, которую ищут, среди них может не оказаться, даже если она действительно пребывает где-то поблизости. Ведь ее хозяин мог совсем недавно переменить квартиру, и машина числится в каком-то из двадцати семи других районов. А может быть, что хозяин – не хозяин этой машины, а ездит на ней по доверенности, полученной им от тещи! И вообще похититель собаки может ехать сейчас беззаботно на своих «Жигулях» по шоссе в Симферополь или хотя бы в Калугу. И потому такой поиск – дело не для любителей, а для профессионалов. И, увы, для него нужно время, время и время. И надлежащие юридические основания.
Тогда Карл Григорьевич спросил, подавленный неумолимостью аргументов, представших пред ним одновременно и в научной и в достаточно популярной форме:
– А как же бывает, когда ищут преступника?
А Федор Васильевич вежливо и терпеливо ответил:
– Тогда вопросы задают не мне, а счетно-решающей машине в городском управлении и ставят на ноги всю службу ГАИ города и все патрульные группы.
И еще Карл Григорьевич спросил:
– Значит, нам самим надеяться совсем не на что?
А Федор Васильевич ответил:
– Вам? Почему же не на что? На случай! Случай – великое дело!
И когда Карл Григорьевич привел бабе Нате и Скородумову этот ответ Федора Васильевича, Алексей Петрович задумчиво протянул:
– На случай. На случай. «И случай, бог изобретатель…» И еще на наш третий вариант. Впрочем, не знаю.
А Наталья Павловна сказала:
– Я больше так не могу. Не могу ждать несчастья.
– Но быть может, несчастья все-таки не произойдет? – утешительно спросил Скородумов, а Карл Григорьевич промолчал, потому что у него была своя собака.
– Произойдет или не произойдет, – сказала Наталья Павловна, – но ждать я больше не могу. Я поеду в «Дубки» не в понедельник, а завтра с утра и сама подготовлю Сережу к этому известию и сама все расскажу. Во-первых, там под боком врачи. А во-вторых, если ничего не случится, то мы дождемся, пока кто-нибудь приедет в «Дубки» на такси, и я привезу Сергея Дмитриевича домой.
Вот видите, какое крутое решение она приняла. Прямо скажу, оно было, если бы осуществилось, чревато весьма неприятными последствиями. А Карл Григорьевич, услышав о нем, спросил бабу Нату:
– Простите, вы поздно ложитесь спать?
– Поздно, – сказала баба Ната. – И не знаю, буду ли вообще сегодня спать.
Тогда Карл Григорьевич посмотрел на часы и сказал:
– Сейчас почти десять. До моего дома отсюда минут сорок, дома мне надо на сборы с полчаса и еще сорок минут на путь сюда. Вы позвольте, я загляну к вам на три – пять минут около двенадцати. У меня есть одна идея. Полезная. Только для ее осуществления мне надо съездить домой.
– Ну что вы! – ответила Наталья Павловна. – Какие могут быть еще идеи, коли в девять утра уходит ваш поезд!
– Если я успею к двенадцати, у меня еще останется целых девять часов! А номер квартиры я спрошу внизу, у ваших мальчишек!
И Карл Григорьевич в мгновение испарился, чтоб не дождаться от нее возражений. И в нашу квартиру позвонил как раз под бой курантов Спасской башни. А как только баба Ната открыла ему дверь, он протянул ей в ладонях месячного щенка – фокстерьера.
– Знаете, он вам должен помочь, – сказал Карл Григорьевич, – и вам помочь и вашему мужу. Вы возьмите его с собой в «Дубки», и Сергею Дмитриевичу он поможет. Хотите – назовите его тоже Варягом. Хотите – Вавилой. А родословную я призезу потом. Он тоже может стать, как это у вас говорилось, кандидатом в чемпионы породы!
И уже в пять минут первого добрый Карл Григорьевич вошел в лифт – времени до отъезда у него оставалось в обрез…
6
Дальнейшие события предопределили мудрый принцип разделения хозяйственных обязанностей поровну, утвержденный в семье Славика Рыбкина, а также еще и любовь его мамы к легендарной в наших краях сметане, которую будто бы прямо из одного совхоза привозят в молочный магазин, расположенный в трех трамвайных остановках от нас, – на следующей после зеленого в крапинку дома.
Именно в силу названных обстоятельств Славик и был послан в упомянутый молочный магазин к открытию, то есть к семи. Причем это было не проявлением жестокости его мамы, а всего лишь актом самосохранения. Потому что накануне Славик так намаялся и напереживался, что свалился с ног еще в начале восьмого и его с трудом переложили с дивана в постель. И ничего удивительного, что иголки, на которых он всегда сидел, а также лежал, впились в его тело еще минут за сорок до того, как сентябрьское солнце удосужилось приподняться где-то над станцией метро «Новослободская».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
И Карл Григорьевич повернул к кооперативной башне.
Но, выйдя у подъезда из машины, ребята – все трое – как-то странно затоптались на месте, а потом Ольга сердито сказала:
– Даже идти не хочется. А вы не можете пойти к ним сами? Один? – И назвала этаж и квартиру.
Карл Григорьевич понимающе вздохнул и направился к лифту.
А вздохнул он потому, что ему предстояло пересказать двум уже огорченным людям еще более огорчительное сообщение о действительном положении дел, которые описал ему Федор Васильевич – довольно уже пожилой худенький капитан, дежуривший в отделе ГАИ.
Федор Васильевич был в добром расположении духа, поскольку никаких неприятных происшествий за субботний вечер, на который выпало его дежурство, в районе пока не произошло. И он стал еще радушнее, когда Карл Григорьевич показал ему удостоверение сотрудника журнала, потому что Федор Васильевич был и подписчиком, и читателем, и почитателем именно этого научно-популярного издания. Более того, он был тоже владелец собаки, и притом жесткошерстного фокстерьера, и потому легко представить себе, как он был возмущен похищением нашего кандидата в чемпионы и как сочувственно отнесся к опасениям о здоровье дедушки, перенесшего инфаркт, то есть о моем.
А потом Федор Васильевич взял аккуратный листочек бумаги, и красивой шариковой ручкой вывел на нем изящную единичку, и сказал, что машин с номерами серий «ММК» и «ММХ» всего-навсего двадцать тысяч, и все они – «Жигули». Оттого что теперь номера для «Жигулей» выдают сразу при продаже машин в фирменном центре тольяттинского завода, что на Варшавском шоссе, и получилось, что у «Жигулей» свои серии номеров.
И, поставив пониже единички двойку, а далее тройку и четверку, Федор Васильевич пояснил, что, поскольку «ММК» и «ММХ» – это серии из последних, то и машин последней марки среди них особенно много. И каждая десятая или восьмая окрашена в цвет «белая ночь». А значит, если посчитать наобум, в городе их семьсот или шестьсот, и в каждом районе их, в общем, немного.
Но, во-первых, картотека закрыта, а девушка, которая ею заведует, объявится лишь в понедельник, и поставленный срок – утро понедельника – уже несбыточен. Во-вторых, когда заведующая картотекой переберет около тысячи карточек, отыскивая адреса этих двадцати или тридцати «Жигулей», то машины, которую ищут, среди них может не оказаться, даже если она действительно пребывает где-то поблизости. Ведь ее хозяин мог совсем недавно переменить квартиру, и машина числится в каком-то из двадцати семи других районов. А может быть, что хозяин – не хозяин этой машины, а ездит на ней по доверенности, полученной им от тещи! И вообще похититель собаки может ехать сейчас беззаботно на своих «Жигулях» по шоссе в Симферополь или хотя бы в Калугу. И потому такой поиск – дело не для любителей, а для профессионалов. И, увы, для него нужно время, время и время. И надлежащие юридические основания.
Тогда Карл Григорьевич спросил, подавленный неумолимостью аргументов, представших пред ним одновременно и в научной и в достаточно популярной форме:
– А как же бывает, когда ищут преступника?
А Федор Васильевич вежливо и терпеливо ответил:
– Тогда вопросы задают не мне, а счетно-решающей машине в городском управлении и ставят на ноги всю службу ГАИ города и все патрульные группы.
И еще Карл Григорьевич спросил:
– Значит, нам самим надеяться совсем не на что?
А Федор Васильевич ответил:
– Вам? Почему же не на что? На случай! Случай – великое дело!
И когда Карл Григорьевич привел бабе Нате и Скородумову этот ответ Федора Васильевича, Алексей Петрович задумчиво протянул:
– На случай. На случай. «И случай, бог изобретатель…» И еще на наш третий вариант. Впрочем, не знаю.
А Наталья Павловна сказала:
– Я больше так не могу. Не могу ждать несчастья.
– Но быть может, несчастья все-таки не произойдет? – утешительно спросил Скородумов, а Карл Григорьевич промолчал, потому что у него была своя собака.
– Произойдет или не произойдет, – сказала Наталья Павловна, – но ждать я больше не могу. Я поеду в «Дубки» не в понедельник, а завтра с утра и сама подготовлю Сережу к этому известию и сама все расскажу. Во-первых, там под боком врачи. А во-вторых, если ничего не случится, то мы дождемся, пока кто-нибудь приедет в «Дубки» на такси, и я привезу Сергея Дмитриевича домой.
Вот видите, какое крутое решение она приняла. Прямо скажу, оно было, если бы осуществилось, чревато весьма неприятными последствиями. А Карл Григорьевич, услышав о нем, спросил бабу Нату:
– Простите, вы поздно ложитесь спать?
– Поздно, – сказала баба Ната. – И не знаю, буду ли вообще сегодня спать.
Тогда Карл Григорьевич посмотрел на часы и сказал:
– Сейчас почти десять. До моего дома отсюда минут сорок, дома мне надо на сборы с полчаса и еще сорок минут на путь сюда. Вы позвольте, я загляну к вам на три – пять минут около двенадцати. У меня есть одна идея. Полезная. Только для ее осуществления мне надо съездить домой.
– Ну что вы! – ответила Наталья Павловна. – Какие могут быть еще идеи, коли в девять утра уходит ваш поезд!
– Если я успею к двенадцати, у меня еще останется целых девять часов! А номер квартиры я спрошу внизу, у ваших мальчишек!
И Карл Григорьевич в мгновение испарился, чтоб не дождаться от нее возражений. И в нашу квартиру позвонил как раз под бой курантов Спасской башни. А как только баба Ната открыла ему дверь, он протянул ей в ладонях месячного щенка – фокстерьера.
– Знаете, он вам должен помочь, – сказал Карл Григорьевич, – и вам помочь и вашему мужу. Вы возьмите его с собой в «Дубки», и Сергею Дмитриевичу он поможет. Хотите – назовите его тоже Варягом. Хотите – Вавилой. А родословную я призезу потом. Он тоже может стать, как это у вас говорилось, кандидатом в чемпионы породы!
И уже в пять минут первого добрый Карл Григорьевич вошел в лифт – времени до отъезда у него оставалось в обрез…
6
Дальнейшие события предопределили мудрый принцип разделения хозяйственных обязанностей поровну, утвержденный в семье Славика Рыбкина, а также еще и любовь его мамы к легендарной в наших краях сметане, которую будто бы прямо из одного совхоза привозят в молочный магазин, расположенный в трех трамвайных остановках от нас, – на следующей после зеленого в крапинку дома.
Именно в силу названных обстоятельств Славик и был послан в упомянутый молочный магазин к открытию, то есть к семи. Причем это было не проявлением жестокости его мамы, а всего лишь актом самосохранения. Потому что накануне Славик так намаялся и напереживался, что свалился с ног еще в начале восьмого и его с трудом переложили с дивана в постель. И ничего удивительного, что иголки, на которых он всегда сидел, а также лежал, впились в его тело еще минут за сорок до того, как сентябрьское солнце удосужилось приподняться где-то над станцией метро «Новослободская».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20