А низ объявления был разрезан на маленькие талончики с нашим номером телефона на каждом, как это всегда делают люди, которым хочется поскорее продать сервант от чешского гарнитура либо обменять свою квартиру на другую – конечно, срочно. Удобное изобретение: не надо тратить времени на поиски карандаша и бумаги.
Ну, вы по одному тону этого сочинения видите, что у Натальи Павловны после беседы со Скородумовым и визита в парк было ощущение полной бесполезности всего предприятия и полной безысходности. И остаток вечера оно все усиливалось и усиливалось – от всего, что угодно. От сочувственных взоров мамы Славика Рыбкина, которой баба Ната сочла нужным собственноручно доставить ее дитя в неспокойную квартиру над самым магазином «Обувь». От первого телефонного отклика, прозвучавшего через минуту после того, как, войдя к себе домой, она сменила уличные туфли на домашние тапочки.
– Это вы вешали объявление около таксопарка? – спросил хихикающий женский голос. – А у нас тут напротив приблудился один рыжий кобель с усами. Может, он вам подойдет? Только его на цепь надо привязать!..
У Натальи Павловны даже не было сил возмутиться:
– С усами нам не нужно, – только и сказала она, прежде чем положить трубку. Напоила Митьку и Даньку чаем, и они тотчас, как донесли головы до подушек, хором засопели.
И тут в тишине бабу Нату стиснуло такое чувство одиночества и такая нужда найти надежную опору, что она чуть было даже не позвонила Виктору Семеновичу.
Но не стала, найдя тому несколько причин: что уже поздно – около двенадцати;
что Виктор Семенович вряд ли сможет чем-нибудь помочь;
что он все-таки отправился, как собирался, на охоту.
А в половине первого ночи раздался новый звонок. Наталья Павловна, очнувшись, настороженно подняла трубку услышала теперь уже не женский, хихикающий, а мужской, сиплый, измененный голос:
– Эт-то вы повесили… объявление в одиннадцатом парке?
– Да, я, – сказала баба Ната.
– Про… собаку?
– Да, я, – Наталья Павловна решила набраться терпения.
– Рыжую… Это се-еттер был?
– Да, сеттер. Ирландский сеттер.
– Молодой?
– Да, молодой, – терпеливо сказала Наталья Павловна.
– Вы не написали, – сказал сиплый голос.
Наталья Павловна мне говорила, что именно это, в общем невинное, замечание взбесило ее больше всего, но в ту же секунду она поклялась внуками, что будет нести свой крест безропотно.
– Да, я не написала, – как можно спокойно сказала Налья Павловна.
– Я охотник, – сказал обладатель голоса. – Потому и спрашиваю.
– А кто вы еще? – как можно еще спокойней спросила Наталья Павловна.
– Так я же ска-зал, что из парка, – обиженно ответил сиплый голос. – Из одиннадцатого. Моя фамилия Мих-нё… Вы же написали, что в любое время.
– Как? – вскрикнула баба Ната.
– Ми-хнё… Я водитель. Я хотел как лучше. Я, ка-ажется, видел вашу собаку.
– Что?!
– Видел.
– Где вы сейчас?
– Я ок-оло дома в автомате. У меня телефона… на кварре нет.
– А где ваш дом?
– Башиловская три, где магазин «Квас».
– Так я же в соседнем доме! В первом! Я сейчас к вам выйду! Или, может быть, вы придете ко мне? Придете? Я только оденусь.
– Хо-рошо, – сказал сиплый голос. – Зайду. Какая квартира?
Наталья Павловна надела сарафанчик, заглянула в холодильник и, удовлетворившись его содержимым, поставила чайник. Но чайник закипел, а никто не являлся. Даже лифт не зашумел ни разу – ну хоть бы кто-нибудь приехал! Xoтя бы на этаж ниже!
И она прокляла себя за доверчивость: ведь человек назвал только фамилию – надо быть круглой дурочкой, чтобы с первых слов про собаку растаять и всему поверить.
И она еще прокляла – нет, не подлых, а просто тупых людей, которые способны смеяться над чужой невзгодой только потому, что эта невзгода для них самих несущественна. Понимаете, когда у этих же людей бывает даже точно такая же, пусть и малая невзгода, она кажется им уже не пустяковой, а горькой и важной оттого, что она не чужая, а своя. А тут – почему бы не позвонить каким-то там чудакам, если чудаки сами написали, что сидят и ждут, чтобы им позвонили в любое время дня и ночи. Чего им сидеть ночью попусту – может, им никто не звонит?
Но вот тут все-таки раздался звонок в дверь. И по словам Натальи Павловны, он ей показался уже и нежеланным, непонятным. Ведь ночью в многоэтажном доме звонку в дверь непременно должен предшествовать четко ощутимый в тишине комплект звуков, хотя бы раздвигающихся и потом сдвигающихся лифтовых дверей. А звонку предшествовала совершеннейшая тишина, и Наталья Павловна опешила.
Но ведь каждая вторая женщина тайно или явно верит в чудеса, и Наталья Павловна как раз из тех вторых, кто тайно в них верит. И поэтому дверь она открыла.
А на площадке стоял мальчик. Не совсем мальчик – у него пух на губе уже почти образовал мягонькие усики, и все ж он был мальчик – росточком только чуть выше Ольги Скородумовой, с голубыми глазами, с детским румянцем во всю щеку, недавно намочивший под краном длинные, «под пажа», не очень густые волосики, чтобы его в меру модная прическа выглядела в лучшем свете. Одет он был в костюм недурного, но слишком для него взрослого покроя и в рубашку, усыпаную колдовскими значками карточных мастей: красные черви и бубны, черные трефы и пики.
– Почему вы не на лифте? – спросила баба Ната.
– Лю-ди спят, – опасливо просипел пришелец. – Он грохочет очень.
– А что у вас с голосом? – спросила баба Ната.
– Прох-ватило в машине. Пас-сажиры с той стороны все время окна опускают, – заикаясь от насморка, ответил гость.
– А сколько вам лет? – спросила баба Ната и, спохватившись, что держит долгожданного пришельца на площадке, исправилась: – Здравствуйте, проходите, меня зовут Наталья Павловна.
– Восемнадцать исполнилось, – не сводя с нее глаз испуганно сказал юный таксист, – первого апреля. Здравствуйте. Очень приятно. Я – Мих-нев, – и он чихнул, – то есть Петя.
– Вы давно в третьем доме живете? Я вас во дворе почему-то никогда не встречала, – сказала Наталья Павловна.
– Я только полмесяца там живу, – разочарованно пробормотал Михнев. – На квартире. Я в автодорожный засыпался на письменной математике. Из-за шпаргалки. И пошел работать в парк. До армии. Я – из Волоколамска.
– А почему вы так долго шли? – настырно спросила Наталья Павловна.
– Н-неудобно. В-все-таки в чужой дом. Ходил переодеться, – стыдливо опустив голубые глаза, прошептал Петя Михнев.
– Идемте на кухню, – подытожила баба Ната, словно кончила выводить теорему. Она решительно открыла холодильник, насмешливо щелкнула по стройной бутылке светлого стекла, стоявшей на полочке в дверце, и распорядилась:
– Сейчас вы выпьете у меня горячего молока с медом.
– Спасибо! – радостно сказал Петя. – С удовольствием!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20