Мне хочется, чтобы кто-нибудь так сильно любил меня.
– Так это важно? – спросил Ник. – Значит, все дело в этом, а не во вторжениях инопланетян, разрушении десяти миллионов превосходнейших мозгов, переходе политической власти – всей власти – от какой-то элитной группы…
– Этого я не понимаю, – сказал Эймос Айлд. – Я знаю только, как это прекрасно, когда кто-то вас так сильно любит. А если кто-то вас так сильно любил, то вы несомненно достойны любви, а значит – очень скоро и другие полюбят вас так же, и вы точно так же будете их любить. Понимаете?
– Кажется, да, – ответил Ник.
– Нет ничего выше этого – когда человек отдает свою жизнь за друга, – сказал Айлд. – Хотел бы я это сделать. – Присев на вращающийся стул, он задумался. – Мистер Эпплтон, – спросил он, – а есть еще такие взрослые, как я?
– В каком смысле как вы? – уклоняясь от ответа, переспросил Ник.
– Которые не могут думать. У кого пустое место вот здесь. – Он приложил ладонь к своему лбу.
– Да, – ответил Ник.
– Полюбил бы меня кто-нибудь из них?
– Да, – кивнул Ник.
Дверь отворилась; за ней стоял черный охранник с таблеткой морфина и бумажным стаканчиком с водой.
– Еще пять минут, кореш, – сказал охранник, – а потом ты отправляешься в лазарет.
– Спасибо, – поблагодарил Ник, тут же принимая таблетку.
– Земляк, тебе и впрямь очень больно, – заметил охранник. – И вид у тебя такой, будто ты вот-вот свалишься. Получится не очень хорошо для этого малыша… – Он сделал паузу и исправился: – Для мистера Айлда, что он это увидит: он разволнуется, а Грэм не хочет, чтобы его будоражили.
– Для них будут устроены лагеря, – сказал Ник. – Где они смогут общаться на своем уровне. А не будут стараться подражать нам.
Охранник что-то проворчал и закрыл за собой дверь.
– А черный – это цвет смерти? – спросил Айлд.
– Да, верно, – кивнул Ник.
– Значит, они – это смерть?
– Да, – сказал Ник. – Но вам они не повредят.
– Я и не боялся, что они повредят мне; я только подумал, что у вас уже сломана рука и что это, возможно, сделали они.
– Это сделала девушка, – сказал Ник. – Маленькая, курносая подвальная крыса. Девушка, за которую я отдал бы жизнь – только бы всего этого не случилось. Но уже слишком поздно.
– Это ваша подружка, которая умерла?
Он кивнул.
Эймос Айлд взял черный карандаш и стал рисовать. Ник смотрел, как появлялись фигурки из палочек. Мужчина, женщина. И черное животное на четырех ногах, напоминавшее овцу. И черное солнце, черный пейзаж с черными домами и скибами.
– Все черное? – спросил Ник. – Почему?
– Не знаю, – ответил Эймос Айлд.
– Разве это хорошо, что все они черные?
Немного помолчав, Эймос Айлд сказал:
– Сейчас. – Он перечеркнул картинку, затем порвал бумагу на полоски, скомкал их и отбросил в сторону. – Я больше не могу думать, – досадливо пожаловался он.
– Но ведь мы же не совсем черные, правда? – спросил Ник. – Ответьте мне, пожалуйста, а потом можете перестать думать.
– Мне кажется, девушка вся черная. И вы отчасти черный – ваша рука, например, и кое-что внутри вас, – но остальное, мне кажется, нет.
– Спасибо, – сказал Ник, поднимаясь и едва не падая от головокружения. – Пожалуй, теперь я лучше пойду к доктору, – выговорил он. – Я еще навещу вас.
– Нет, не навестите, – сказал Эймос Айлд.
– Не навещу? Но почему?
– Потому что вы узнали то, что хотели. Вы хотели, чтобы я нарисовал Землю и показал вам, какого она цвета, особенно – черная ли она. – Айлд взял листок бумаги и нарисовал большой круг – зеленым карандашом. – Она живая, – сказал он. И улыбнулся Нику.
Ник прочел:
– «Пусти – я должен уходить туда, где волнами нарциссы, лилии, где бедный фавн лежит под сонною землей – увенчан век его, – но там все мнится мне: выходит он в росе купаться по утрам и растворяется, как дым, пронзенный пением моим».
– Благодарю вас, – сказал Эймос Айлд.
– За что? – удивился Ник.
– За объяснение. – Он стал рисовать другую картинку. Черным карандашом он нарисовал женщину – горизонтально и под землей. – Там могила, – указал он карандашом. – Куда вы должны пойти. Ваша девушка именно там.
– А она услышит меня? – спросил Ник. – Узнает ли она, что я пришел?
– Да, – сказал Эймос Айлд. – Если вы будете петь. Но вы должны будете петь.
Дверь отворилась, и черный охранник позвал;
– Эй, мистер, пойдем-ка. В лазарет.
Ник медлил.
– А должен ли я принести туда нарциссы и лилии? – спросил он у Эймоса Айлда.
– Да, и запомните, что вам обязательно надо позвать ее по имени.
– Шарлотта, – сказал Ник.
– Да, – кивнул Эймос Айлд.
– Пойдем, – сказал охранник, положив ему руку на плечо и выводя его из комнаты. – Что толку болтать с малышами?
– С «малышами»? – переспросил Ник. – Вы так собираетесь их называть?
– Ну да, мы вроде бы уже так начали. Они ведь как дети.
– Нет, – сказал Ник, – они совсем не как дети. – «Они как пророки и святые, – подумал он. – Предсказатели, старые мудрецы. Но нам придется заботиться о них – сами они справиться не смогут. Они даже не смогут сами вымыться».
– Ну как, сказал он что-нибудь стоящее? – спросил у него охранник.
– Он сказал, что она услышит меня, – ответил Ник. Они добрались до лазарета.
– Проходи внутрь, – указал охранник. – В эту дверь.
– Спасибо, – поблагодарил Ник. И присоединился к уже ожидающим своей очереди мужчинам и женщинам.
– Ну, – заметил черный охранник, – не слишком много.
– Достаточно, – отозвался Ник.
– Какие они жалкие, правда? – спросил охранник. – Я всегда хотел быть Новым Человеком, но теперь… – Он скривился.
– Уходи, – сказал Ник. – Я хочу спокойно подумать.
Одетый в черное охранник зашагал прочь.
– А ваше имя, сэр? – обратилась к Нику сестра, держа наготове ручку.
– Ник Эпплтон, – ответил он. – Я нарезчик протектора. – Он добавил: – И мне нужно подумать. Может быть, если бы я просто где-нибудь лег…
– Свободных коек нет, сэр, – сообщила сестра. – Но ваша рука… – Она осторожно дотронулась до нее. – Мы можем поправить ее.
– Хорошо, – кивнул он. И, прислонившись к ближайшей стенке, стал ждать. А пока ждал, он думал.
Адвокат Гораций Денфельд бодро вошел в приемную канцелярии Председателя Совета Уиллиса Грэма. В руке у него был дипломат, а выражение его лица и даже его походка демонстрировали дальнейшее совершенствование его способности вести дела с позиции силы.
– Будьте любезны, сообщите мистеру Грэму, что я желаю представить ему некоторые дополнительные документы касательно его алиментов и собственности…
Мисс Найт взглянула на него из-за стола и сказала:
– Вы опоздали, консультант.
– Прошу прощения? Вы хотите сказать, что он сейчас занят? Мне придется подождать? – Он сверился со своими наручными часами в бриллиантовой оправе. – Я могу ждать самое большее пятнадцать минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Так это важно? – спросил Ник. – Значит, все дело в этом, а не во вторжениях инопланетян, разрушении десяти миллионов превосходнейших мозгов, переходе политической власти – всей власти – от какой-то элитной группы…
– Этого я не понимаю, – сказал Эймос Айлд. – Я знаю только, как это прекрасно, когда кто-то вас так сильно любит. А если кто-то вас так сильно любил, то вы несомненно достойны любви, а значит – очень скоро и другие полюбят вас так же, и вы точно так же будете их любить. Понимаете?
– Кажется, да, – ответил Ник.
– Нет ничего выше этого – когда человек отдает свою жизнь за друга, – сказал Айлд. – Хотел бы я это сделать. – Присев на вращающийся стул, он задумался. – Мистер Эпплтон, – спросил он, – а есть еще такие взрослые, как я?
– В каком смысле как вы? – уклоняясь от ответа, переспросил Ник.
– Которые не могут думать. У кого пустое место вот здесь. – Он приложил ладонь к своему лбу.
– Да, – ответил Ник.
– Полюбил бы меня кто-нибудь из них?
– Да, – кивнул Ник.
Дверь отворилась; за ней стоял черный охранник с таблеткой морфина и бумажным стаканчиком с водой.
– Еще пять минут, кореш, – сказал охранник, – а потом ты отправляешься в лазарет.
– Спасибо, – поблагодарил Ник, тут же принимая таблетку.
– Земляк, тебе и впрямь очень больно, – заметил охранник. – И вид у тебя такой, будто ты вот-вот свалишься. Получится не очень хорошо для этого малыша… – Он сделал паузу и исправился: – Для мистера Айлда, что он это увидит: он разволнуется, а Грэм не хочет, чтобы его будоражили.
– Для них будут устроены лагеря, – сказал Ник. – Где они смогут общаться на своем уровне. А не будут стараться подражать нам.
Охранник что-то проворчал и закрыл за собой дверь.
– А черный – это цвет смерти? – спросил Айлд.
– Да, верно, – кивнул Ник.
– Значит, они – это смерть?
– Да, – сказал Ник. – Но вам они не повредят.
– Я и не боялся, что они повредят мне; я только подумал, что у вас уже сломана рука и что это, возможно, сделали они.
– Это сделала девушка, – сказал Ник. – Маленькая, курносая подвальная крыса. Девушка, за которую я отдал бы жизнь – только бы всего этого не случилось. Но уже слишком поздно.
– Это ваша подружка, которая умерла?
Он кивнул.
Эймос Айлд взял черный карандаш и стал рисовать. Ник смотрел, как появлялись фигурки из палочек. Мужчина, женщина. И черное животное на четырех ногах, напоминавшее овцу. И черное солнце, черный пейзаж с черными домами и скибами.
– Все черное? – спросил Ник. – Почему?
– Не знаю, – ответил Эймос Айлд.
– Разве это хорошо, что все они черные?
Немного помолчав, Эймос Айлд сказал:
– Сейчас. – Он перечеркнул картинку, затем порвал бумагу на полоски, скомкал их и отбросил в сторону. – Я больше не могу думать, – досадливо пожаловался он.
– Но ведь мы же не совсем черные, правда? – спросил Ник. – Ответьте мне, пожалуйста, а потом можете перестать думать.
– Мне кажется, девушка вся черная. И вы отчасти черный – ваша рука, например, и кое-что внутри вас, – но остальное, мне кажется, нет.
– Спасибо, – сказал Ник, поднимаясь и едва не падая от головокружения. – Пожалуй, теперь я лучше пойду к доктору, – выговорил он. – Я еще навещу вас.
– Нет, не навестите, – сказал Эймос Айлд.
– Не навещу? Но почему?
– Потому что вы узнали то, что хотели. Вы хотели, чтобы я нарисовал Землю и показал вам, какого она цвета, особенно – черная ли она. – Айлд взял листок бумаги и нарисовал большой круг – зеленым карандашом. – Она живая, – сказал он. И улыбнулся Нику.
Ник прочел:
– «Пусти – я должен уходить туда, где волнами нарциссы, лилии, где бедный фавн лежит под сонною землей – увенчан век его, – но там все мнится мне: выходит он в росе купаться по утрам и растворяется, как дым, пронзенный пением моим».
– Благодарю вас, – сказал Эймос Айлд.
– За что? – удивился Ник.
– За объяснение. – Он стал рисовать другую картинку. Черным карандашом он нарисовал женщину – горизонтально и под землей. – Там могила, – указал он карандашом. – Куда вы должны пойти. Ваша девушка именно там.
– А она услышит меня? – спросил Ник. – Узнает ли она, что я пришел?
– Да, – сказал Эймос Айлд. – Если вы будете петь. Но вы должны будете петь.
Дверь отворилась, и черный охранник позвал;
– Эй, мистер, пойдем-ка. В лазарет.
Ник медлил.
– А должен ли я принести туда нарциссы и лилии? – спросил он у Эймоса Айлда.
– Да, и запомните, что вам обязательно надо позвать ее по имени.
– Шарлотта, – сказал Ник.
– Да, – кивнул Эймос Айлд.
– Пойдем, – сказал охранник, положив ему руку на плечо и выводя его из комнаты. – Что толку болтать с малышами?
– С «малышами»? – переспросил Ник. – Вы так собираетесь их называть?
– Ну да, мы вроде бы уже так начали. Они ведь как дети.
– Нет, – сказал Ник, – они совсем не как дети. – «Они как пророки и святые, – подумал он. – Предсказатели, старые мудрецы. Но нам придется заботиться о них – сами они справиться не смогут. Они даже не смогут сами вымыться».
– Ну как, сказал он что-нибудь стоящее? – спросил у него охранник.
– Он сказал, что она услышит меня, – ответил Ник. Они добрались до лазарета.
– Проходи внутрь, – указал охранник. – В эту дверь.
– Спасибо, – поблагодарил Ник. И присоединился к уже ожидающим своей очереди мужчинам и женщинам.
– Ну, – заметил черный охранник, – не слишком много.
– Достаточно, – отозвался Ник.
– Какие они жалкие, правда? – спросил охранник. – Я всегда хотел быть Новым Человеком, но теперь… – Он скривился.
– Уходи, – сказал Ник. – Я хочу спокойно подумать.
Одетый в черное охранник зашагал прочь.
– А ваше имя, сэр? – обратилась к Нику сестра, держа наготове ручку.
– Ник Эпплтон, – ответил он. – Я нарезчик протектора. – Он добавил: – И мне нужно подумать. Может быть, если бы я просто где-нибудь лег…
– Свободных коек нет, сэр, – сообщила сестра. – Но ваша рука… – Она осторожно дотронулась до нее. – Мы можем поправить ее.
– Хорошо, – кивнул он. И, прислонившись к ближайшей стенке, стал ждать. А пока ждал, он думал.
Адвокат Гораций Денфельд бодро вошел в приемную канцелярии Председателя Совета Уиллиса Грэма. В руке у него был дипломат, а выражение его лица и даже его походка демонстрировали дальнейшее совершенствование его способности вести дела с позиции силы.
– Будьте любезны, сообщите мистеру Грэму, что я желаю представить ему некоторые дополнительные документы касательно его алиментов и собственности…
Мисс Найт взглянула на него из-за стола и сказала:
– Вы опоздали, консультант.
– Прошу прощения? Вы хотите сказать, что он сейчас занят? Мне придется подождать? – Он сверился со своими наручными часами в бриллиантовой оправе. – Я могу ждать самое большее пятнадцать минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66