Покоряли его убежденность в правильности собственных взглядов и умение со спокойной последовательностью отстаивать их. В первой же беседе с Чумаковым он обстоятельно доказал, что в тактике партизанской борьбы главным надо считать взрывы мостов, железных дорог, военно-промышленных сооружений, уничтожение транспортных средств, линий связи, штабов, складов боеприпасов и горючего. Не согласиться с этим было нельзя, и Чумаков, готовясь потом к лекциям, углубленно размышлял, как должны действовать партизаны, осуществляя ту или иную операцию.
Дороги их разошлись неожиданно. Илья Григорьев уехал с группой будущих партизанских командиров на практические занятия, а Чумакова в это время перевели в Московский округ начальником штаба дивизии.
Началась испанская эпопея. Военный советник Иоганн, он же Федор Чумаков, не раз слышал о дерзких налетах республиканских подрывников во главе с неким Рудольфом на тыловые коммуникации фашистов. Они взрывали мосты, пускали под откос воинские эшелоны, нападали на автомобильные колонны. И когда об этом заходила речь, всегда восторженно называли имя Рудольфа.
В один из июльских дней 1937 года под Сарагосой, в седой от пыли и зноя оливковой рощице, где размещался командный пункт стрелкового полка, к Чумакову явился знаменитый Рудольф, чтобы договориться о переходе в тыл врага через линию батальонов группы подрывников. Увидели друг друга и замерли с открытыми от удивления ртами. Перед Чумаковым стоял Илья Григорьев с коричневым от загара лицом, в запятнанном шоферском комбинезоне и выцветшей пилотке.
Первую минуту разговаривали восторженными междометиями, ахали да охали. Радовались встрече, как мальчишки. А потом, когда улеглось возбуждение, наступили тревожные раздумья. Чумаков и Григорьев уже знали об арестах на родине и о том, что осуждены и расстреляны (как враги народа) многие военачальники… Трудно было поверить в это.
Никто еще тогда из простых смертных точно не знал, где правда, а где неправда. Впереди ждала томящая душу неизвестность…
Когда Микофин внес в комнату дымящийся кофейник, Чумаков сказал, продолжая прерванный разговор:
– Думаю, что меня сия чаша миновала только благодаря тому, что я находился в Испании.
– Ерунда! – запальчиво возразил Микофин. – Был бы в чем виноват, не пощадили б и тебя. Можешь мне верить: я два года занимаюсь кадрами и кое-что успел повидать…
Из коридора донесся басовитый телефонный звонок – продолжительный и нервный.
– Дают Ленинград, – уверенно сказал Микофин. – Иди.
Федор Ксенофонтович догадался об этом и сам, ибо так звонят только с междугородной станции. Он торопливо поднялся, загремев стулом, и широким шагом вышел в коридор. Только снял трубку, как тут же услышал нетерпеливый и приглушенный расстоянием голос Ольги:
– Да, да!.. Квартира слушает!
– Здравствуй, это я. – Федор Ксенофонтович с недовольством покосился на многочисленные, шеренгой выстроившиеся вдоль коридора двери, из которых, будто невзначай, выглядывали любопытные.
– Феденька, здравствуй, милый! Я целый вечер не отхожу от телефона! – затараторила Ольга. – У тебя все в порядке? Я почему-то нервничаю.
– У меня все нормально… Но очень плохи дела Нила Игнатовича. Тяжело болеет… – Федор Ксенофонтович хотел было рассказать о посещении госпиталя, но, расслышав, как заохала, запричитала Ольга, ощутил необъяснимое раздражение и грубовато сказал: – Твои охи ему ничем не помогут! Надо ждать самого плохого. Позвони Софье Вениаминовне, поддержи старенькую.
– Непременно, Феденька, непременно… Ох, боже мой!..
– Слушай дальше!.. Сейчас я выезжаю в Минск, а двадцать второго, в воскресенье, уже буду на месте, в Крашанах… Это небольшой городишко в Западной Белоруссии.
– Не забудь же позвонить, как приедешь!.. Слышишь?
– Слышу! А если не дозвонюсь, передай твоим гостям привет.
– Почему ты сердишься, Федор? – В голосе Ольги просквозила слеза. Не дожидаясь его ответа, она опять заговорила быстро, словно боясь, что он не дослушает: – Не откладывай с нашим переездом! Я уже все продумала, какие вещи отправить багажом, какие взять с собой. Ирина будет готовиться в институт там…
– Ирина дома?
– Ну какой же ты!.. У нее сегодня выпускной вечер!
– А-а, верно… Ну, желаю тебе всего…
– И тебе, Феденька!.. Звони и скорее забирай нас! Целую тебя, милый…
Не дослушав последние слова Ольги, Федор Ксенофонтович повесил трубку и вернулся в комнату, заполнившуюся теплым запахом кофе.
– Поговорил? – спросил Микофин.
– Спасибо, все в норме, – устало ответил Федор Ксенофонтович; он вытер платком влажный затылок и, присаживаясь к столу, придвинул к себе чашку с кофе. – Давай по последней. Стременную, как говорят казаки.
– Стременную так стременную. – Микофин наполнил рюмки и, дружелюбно глядя на своего гостя, прочувствованно изрек: – За твою, Федор, новую судьбу!
– Бойся судьбы тогда, когда она расточает ласки, – с ухмылкой сказал Федор Ксенофонтович и притронулся своей рюмкой к рюмке Микофина.
– К чему это ты? – с удивлением спросил Микофин. – Твоя военная судьба не очень-то щедра. Некоторые наши сокурсники уже армиями командуют.
– Да я так, вообще, – нехотя ответил Федор Ксенофонтович и, взглянув на часы, начал застегивать воротник гимнастерки. – Пора трогаться на вокзал.
– Не торопись, Федя. У подъезда ждет машина, – успокоил Микофин. – Только в машине лишнего не говорить.
– Да обо всем уже переговорили. – Федор Ксенофонтович отхлебнул кофе.
– Так ты полагаешь, что не стоит придавать особого значения словам нашего Нила Игнатовича?
– Нил Игнатович анализирует только события, но он не чувствует атмосферы, в которой эти события происходят. – Микофин со значительностью посмотрел на собеседника: – Нам, кадровикам, наверняка сказали б, как надо напутствовать людей, которых отправляем в приграничные части… Подготовка к войне – это не тайная вечеря. Ее не скроешь.
– В том-то и дело, что Гитлер ведет подготовку на глазах у всего мира.
– Значит, не та подготовка и не с теми намерениями, если Генштаб не бьет тревогу.
Взглянув на часы, Чумаков поднялся:
– Поехали. Люблю иметь запас времени…
5
Только одни сутки позади, а Ленинград уже казался в далекой временной дымке. И уже для генерала Чумакова вторая дорога после Ленинграда. Поезд Москва – Минск набирал скорость.
Все, что услышал Федор Ксенофонтович в Наркомате обороны и в Генштабе, от Нила Игнатовича и от Микофина, – все это рождало гнетущую сумятицу чувств, далеко отодвинув, сделав мелкими и смешными все иные тревоги. Хотелось быстрее вырваться из душного вагона и оказаться близ границы, в штабе корпуса, в незнакомом городишке Крашаны.
Казалось, что там все станет яснее и не будет томить мучительная мысль о том, что большие войны всегда восходят весной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
Дороги их разошлись неожиданно. Илья Григорьев уехал с группой будущих партизанских командиров на практические занятия, а Чумакова в это время перевели в Московский округ начальником штаба дивизии.
Началась испанская эпопея. Военный советник Иоганн, он же Федор Чумаков, не раз слышал о дерзких налетах республиканских подрывников во главе с неким Рудольфом на тыловые коммуникации фашистов. Они взрывали мосты, пускали под откос воинские эшелоны, нападали на автомобильные колонны. И когда об этом заходила речь, всегда восторженно называли имя Рудольфа.
В один из июльских дней 1937 года под Сарагосой, в седой от пыли и зноя оливковой рощице, где размещался командный пункт стрелкового полка, к Чумакову явился знаменитый Рудольф, чтобы договориться о переходе в тыл врага через линию батальонов группы подрывников. Увидели друг друга и замерли с открытыми от удивления ртами. Перед Чумаковым стоял Илья Григорьев с коричневым от загара лицом, в запятнанном шоферском комбинезоне и выцветшей пилотке.
Первую минуту разговаривали восторженными междометиями, ахали да охали. Радовались встрече, как мальчишки. А потом, когда улеглось возбуждение, наступили тревожные раздумья. Чумаков и Григорьев уже знали об арестах на родине и о том, что осуждены и расстреляны (как враги народа) многие военачальники… Трудно было поверить в это.
Никто еще тогда из простых смертных точно не знал, где правда, а где неправда. Впереди ждала томящая душу неизвестность…
Когда Микофин внес в комнату дымящийся кофейник, Чумаков сказал, продолжая прерванный разговор:
– Думаю, что меня сия чаша миновала только благодаря тому, что я находился в Испании.
– Ерунда! – запальчиво возразил Микофин. – Был бы в чем виноват, не пощадили б и тебя. Можешь мне верить: я два года занимаюсь кадрами и кое-что успел повидать…
Из коридора донесся басовитый телефонный звонок – продолжительный и нервный.
– Дают Ленинград, – уверенно сказал Микофин. – Иди.
Федор Ксенофонтович догадался об этом и сам, ибо так звонят только с междугородной станции. Он торопливо поднялся, загремев стулом, и широким шагом вышел в коридор. Только снял трубку, как тут же услышал нетерпеливый и приглушенный расстоянием голос Ольги:
– Да, да!.. Квартира слушает!
– Здравствуй, это я. – Федор Ксенофонтович с недовольством покосился на многочисленные, шеренгой выстроившиеся вдоль коридора двери, из которых, будто невзначай, выглядывали любопытные.
– Феденька, здравствуй, милый! Я целый вечер не отхожу от телефона! – затараторила Ольга. – У тебя все в порядке? Я почему-то нервничаю.
– У меня все нормально… Но очень плохи дела Нила Игнатовича. Тяжело болеет… – Федор Ксенофонтович хотел было рассказать о посещении госпиталя, но, расслышав, как заохала, запричитала Ольга, ощутил необъяснимое раздражение и грубовато сказал: – Твои охи ему ничем не помогут! Надо ждать самого плохого. Позвони Софье Вениаминовне, поддержи старенькую.
– Непременно, Феденька, непременно… Ох, боже мой!..
– Слушай дальше!.. Сейчас я выезжаю в Минск, а двадцать второго, в воскресенье, уже буду на месте, в Крашанах… Это небольшой городишко в Западной Белоруссии.
– Не забудь же позвонить, как приедешь!.. Слышишь?
– Слышу! А если не дозвонюсь, передай твоим гостям привет.
– Почему ты сердишься, Федор? – В голосе Ольги просквозила слеза. Не дожидаясь его ответа, она опять заговорила быстро, словно боясь, что он не дослушает: – Не откладывай с нашим переездом! Я уже все продумала, какие вещи отправить багажом, какие взять с собой. Ирина будет готовиться в институт там…
– Ирина дома?
– Ну какой же ты!.. У нее сегодня выпускной вечер!
– А-а, верно… Ну, желаю тебе всего…
– И тебе, Феденька!.. Звони и скорее забирай нас! Целую тебя, милый…
Не дослушав последние слова Ольги, Федор Ксенофонтович повесил трубку и вернулся в комнату, заполнившуюся теплым запахом кофе.
– Поговорил? – спросил Микофин.
– Спасибо, все в норме, – устало ответил Федор Ксенофонтович; он вытер платком влажный затылок и, присаживаясь к столу, придвинул к себе чашку с кофе. – Давай по последней. Стременную, как говорят казаки.
– Стременную так стременную. – Микофин наполнил рюмки и, дружелюбно глядя на своего гостя, прочувствованно изрек: – За твою, Федор, новую судьбу!
– Бойся судьбы тогда, когда она расточает ласки, – с ухмылкой сказал Федор Ксенофонтович и притронулся своей рюмкой к рюмке Микофина.
– К чему это ты? – с удивлением спросил Микофин. – Твоя военная судьба не очень-то щедра. Некоторые наши сокурсники уже армиями командуют.
– Да я так, вообще, – нехотя ответил Федор Ксенофонтович и, взглянув на часы, начал застегивать воротник гимнастерки. – Пора трогаться на вокзал.
– Не торопись, Федя. У подъезда ждет машина, – успокоил Микофин. – Только в машине лишнего не говорить.
– Да обо всем уже переговорили. – Федор Ксенофонтович отхлебнул кофе.
– Так ты полагаешь, что не стоит придавать особого значения словам нашего Нила Игнатовича?
– Нил Игнатович анализирует только события, но он не чувствует атмосферы, в которой эти события происходят. – Микофин со значительностью посмотрел на собеседника: – Нам, кадровикам, наверняка сказали б, как надо напутствовать людей, которых отправляем в приграничные части… Подготовка к войне – это не тайная вечеря. Ее не скроешь.
– В том-то и дело, что Гитлер ведет подготовку на глазах у всего мира.
– Значит, не та подготовка и не с теми намерениями, если Генштаб не бьет тревогу.
Взглянув на часы, Чумаков поднялся:
– Поехали. Люблю иметь запас времени…
5
Только одни сутки позади, а Ленинград уже казался в далекой временной дымке. И уже для генерала Чумакова вторая дорога после Ленинграда. Поезд Москва – Минск набирал скорость.
Все, что услышал Федор Ксенофонтович в Наркомате обороны и в Генштабе, от Нила Игнатовича и от Микофина, – все это рождало гнетущую сумятицу чувств, далеко отодвинув, сделав мелкими и смешными все иные тревоги. Хотелось быстрее вырваться из душного вагона и оказаться близ границы, в штабе корпуса, в незнакомом городишке Крашаны.
Казалось, что там все станет яснее и не будет томить мучительная мысль о том, что большие войны всегда восходят весной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240