И этим утешался. А сейчас вера – его единственное утешение – так неожиданно дала трещину. И Глинский внутренне содрогнулся: не живет ли он с мертвой душой, коль оказалось, что все прошлые мудрствования бесплодны, а надежды тщетны.
Ну и пусть он мертвец!.. Существует ведь и такая непреложная истина: в пору общественных потрясений могут быть опасными даже мертвецы. Если они действуют… Надо искать… Ах как жаль, что в детстве и в университете его больше учили французскому языку, чем немецкому. Но все-таки он кое-что помнит. А если полистать словарь… Да, он встряхнет память, у него хорошие способности к языкам. Он еще заговорит на немецком так, что большевикам не поздоровится!.. Он должен вступить в Москву вместе с немцами. Только так!..
И тут же услужливое воображение стало рисовать перед ним радующие душу картины. Он появляется в немецкой форме, вызывает домоуправа Бачурина… Нет, Бачурин – коммунист, он удерет. А как же эта милая женщина? Вряд ли она и ее красотка дочь останутся в Москве.
Перед ним всплыли грустные и красивые глаза Ольги Васильевны. И будто наяву увидел он ее – стройную, молодую, сильную; она стоит рядом с Бачуриным у газетного столика, а на нем выставлена из домашнего сейфа шкатулка… с золотом и камнями, которым нет цены.
И Глинского обуяла потребность деятельности…
Ирина прибежала домой взволнованная, окрыленная, полагая, что мать еще ничего не знает о речи Сталина. А Ольга Васильевна встретила дочь счастливыми слезами и скорее потащила на кухню, где был включен репродуктор.
– Второй раз передают! – радостно сказала она Ирине, порывисто обняв ее за плечи.
И так они, обнявшись, как две подруги, простояли, пока речь Сталина не прозвучала до конца, заново переживая каждое слово.
– Теперь-то ты, надеюсь, понимаешь, что мне нельзя отсиживаться дома?
– спросила Ирина, с надеждой заглядывая в растревоженные глаза матери.
– Понимаю… И мне нельзя. Но только не на фронт.
– Это почему же?! Нет, мама, ты рассуждаешь так, что отец тебя не одобрил бы!
– Как бы он поступил, это еще вопрос, но, если я тебе мать, будешь делать так, как я тебе велю!
– Ну зачем так, мама?.. Ну, верно, я твоя дочь… Но ведь я дочь и своей Родины…
– Родина пока не требует, чтобы ты непременно шла на фронт!
– Раз требует мое сердце, значит, требует Родина!
– Не надо, Ириша, играть красивыми словами!
– Мама… Клянусь тебе папой – это не слова. Ты только вдумайся: если я погибну, то ты очень настрадаешься, но все-таки останешься жить… Если, не дай бог, с тобой что-нибудь – для меня тоже не придумать горше беды, но… жить придется. А если растопчут Родину, если по Москве будут ходить фашисты, то ни мне, ни тебе, никому из честных людей уже не будет жизни!
– Господи! – Ольга Васильевна посмотрела на дочь с изумлением. – Да с тобой невозможно спорить!
– Вот и не спорь, а наберись мужества перенести все!
– Ну ладно. – Ольга Васильевна махнула на Ирину рукой и успокоительно улыбнулась. – Еще есть время подумать… А я вот о чем тебе хотела сказать: надо деньги и драгоценности, которые по наследству, отдать.
– Кому?
– Не знаю кому. На оборону…
– Ой, верно! – Ирина совсем по-детски всплеснула руками, а потом вдруг сделалась серьезной: – Мама… а можно… я выберу себе маленькую брошечку – на память о бабушке Софье?
– Конечно, можно! А я себе возьму сережки.
– Вот если б на эти деньги и драгоценности танк можно было купить, – мечтательно произнесла Ирина, словно и не спрашивала сейчас о брошке. – И написать на нем: «Нил Романов. За Родину!»
– Правильно! – радостно засмеялась Ольга Васильевна. – Как я сама не додумалась?
– Нет, нет, не танк! – спохватилась Ирина, вспомнив, что у нее есть знакомый летчик лейтенант Виктор Рублев. – Лучше самолет! «Ястребок»!
– Ладно, – согласилась Ольга Васильевна. – А может, там хватит и на танк и на самолет?
– Вот было бы здорово, если б хватило! – вздохнула Ирина.
А Ольга Васильевна добавила:
– Чтоб и на земле и в небе громил фашистов Нил Романов…
В прихожей вдруг сипло звякнул электрический звонок, и они обе, словно чего-то испугавшись, умолкли, кажется позабыв, что надо идти открывать дверь. Звонок ожил вторично, зазвенев протяжно и нетерпеливо.
– Кто бы это?! – спросила Ирина и побежала в прихожую, а за ней поспешила и Ольга Васильевна.
В дверях, когда их открыли, стоял Сергей Матвеевич Романов – широкогрудый, высокий, придерживая под мышками какие-то свертки. Его грубоватое, какое-то по-русски крепкое лицо светилось сдержанной улыбкой, большие серые глаза под густыми бровями, на которые сдвинулась шляпа из рисовой соломки, тоже чуть улыбались, но смотрели несколько неуверенно, будто вопрошали, вовремя ли он пришел и нет ли новых вестей о генерале Чумакове.
Шумно здороваясь, Сергей Матвеевич поставил на столик у вешалки бутылку шампанского, положил несколько пачек мороженого и коробку шоколадных конфет.
– С меня причитается! – преувеличенно жестикулируя, оживленно возвестил он и смущенно посмотрел на Ирину и Ольгу Васильевну. – Дождался наконец нового назначения!
– Куда же? – спросила Ольга Васильевна, отправив Ирину на кухню варить кофе.
– Сейчас все по порядку. – Сергей Матвеевич снял и повесил на вешалку пиджак, затем уверенно направился в кабинет – здесь все для него было знакомо и привычно. Усевшись в кресло у газетного столика, неторопливо продолжал рассказ о состоявшемся его назначении и о том, что он завтра уезжает в Сибирь, в Нижне-Михайловск. – Осмотрюсь там, попробую разыскать Аиду…
– Что значит «разыскать»? А где она? – поразилась Ольга Васильевна.
– Призвали на фронт. Она же хирург… – В словах Сергея Матвеевича проскользнула досада. – А ведь у меня в Нижне-Михайловске при авиационном заводе свой военный лазарет будет, и хирурги потребуются.
– Молодец Аида. – Ольга Васильевна мечтательно вздохнула. – Если бы я была хирургом, а не библиотекарем, взяла бы Ирину – и тоже на фронт. А одну ее боюсь отпускать.
– Она рвется на фронт?
– Да… Не знаю, что и делать. Вообразила себя санитаркой.
– Санитарки и у меня будут нужны! – Сергей Матвеевич поднялся с кресла и прошелся по кабинету. – И между прочим, библиотечные работники тоже. – Он остановился перед Ольгой Васильевной и озабоченно сказал: – В Ленинград вас не пустят, а в Москве оставаться нежелательно. Война только набирает разбег. Всем надо спешить найти свое место и работать изо всех сил.
Ольга Васильевна стояла перед ним посреди кабинета притихшая, побледневшая и с расширившимися зрачками, в которых притаились печаль, беспомощность и растерянность. И он подумал о том, что все эти дни носил в себе переливчатый звук ее грудного голоса, блеск ее неотразимых глаз, всю притягательную прелесть ее лица, ее стройной фигуры, ее горделивой и свободной походки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
Ну и пусть он мертвец!.. Существует ведь и такая непреложная истина: в пору общественных потрясений могут быть опасными даже мертвецы. Если они действуют… Надо искать… Ах как жаль, что в детстве и в университете его больше учили французскому языку, чем немецкому. Но все-таки он кое-что помнит. А если полистать словарь… Да, он встряхнет память, у него хорошие способности к языкам. Он еще заговорит на немецком так, что большевикам не поздоровится!.. Он должен вступить в Москву вместе с немцами. Только так!..
И тут же услужливое воображение стало рисовать перед ним радующие душу картины. Он появляется в немецкой форме, вызывает домоуправа Бачурина… Нет, Бачурин – коммунист, он удерет. А как же эта милая женщина? Вряд ли она и ее красотка дочь останутся в Москве.
Перед ним всплыли грустные и красивые глаза Ольги Васильевны. И будто наяву увидел он ее – стройную, молодую, сильную; она стоит рядом с Бачуриным у газетного столика, а на нем выставлена из домашнего сейфа шкатулка… с золотом и камнями, которым нет цены.
И Глинского обуяла потребность деятельности…
Ирина прибежала домой взволнованная, окрыленная, полагая, что мать еще ничего не знает о речи Сталина. А Ольга Васильевна встретила дочь счастливыми слезами и скорее потащила на кухню, где был включен репродуктор.
– Второй раз передают! – радостно сказала она Ирине, порывисто обняв ее за плечи.
И так они, обнявшись, как две подруги, простояли, пока речь Сталина не прозвучала до конца, заново переживая каждое слово.
– Теперь-то ты, надеюсь, понимаешь, что мне нельзя отсиживаться дома?
– спросила Ирина, с надеждой заглядывая в растревоженные глаза матери.
– Понимаю… И мне нельзя. Но только не на фронт.
– Это почему же?! Нет, мама, ты рассуждаешь так, что отец тебя не одобрил бы!
– Как бы он поступил, это еще вопрос, но, если я тебе мать, будешь делать так, как я тебе велю!
– Ну зачем так, мама?.. Ну, верно, я твоя дочь… Но ведь я дочь и своей Родины…
– Родина пока не требует, чтобы ты непременно шла на фронт!
– Раз требует мое сердце, значит, требует Родина!
– Не надо, Ириша, играть красивыми словами!
– Мама… Клянусь тебе папой – это не слова. Ты только вдумайся: если я погибну, то ты очень настрадаешься, но все-таки останешься жить… Если, не дай бог, с тобой что-нибудь – для меня тоже не придумать горше беды, но… жить придется. А если растопчут Родину, если по Москве будут ходить фашисты, то ни мне, ни тебе, никому из честных людей уже не будет жизни!
– Господи! – Ольга Васильевна посмотрела на дочь с изумлением. – Да с тобой невозможно спорить!
– Вот и не спорь, а наберись мужества перенести все!
– Ну ладно. – Ольга Васильевна махнула на Ирину рукой и успокоительно улыбнулась. – Еще есть время подумать… А я вот о чем тебе хотела сказать: надо деньги и драгоценности, которые по наследству, отдать.
– Кому?
– Не знаю кому. На оборону…
– Ой, верно! – Ирина совсем по-детски всплеснула руками, а потом вдруг сделалась серьезной: – Мама… а можно… я выберу себе маленькую брошечку – на память о бабушке Софье?
– Конечно, можно! А я себе возьму сережки.
– Вот если б на эти деньги и драгоценности танк можно было купить, – мечтательно произнесла Ирина, словно и не спрашивала сейчас о брошке. – И написать на нем: «Нил Романов. За Родину!»
– Правильно! – радостно засмеялась Ольга Васильевна. – Как я сама не додумалась?
– Нет, нет, не танк! – спохватилась Ирина, вспомнив, что у нее есть знакомый летчик лейтенант Виктор Рублев. – Лучше самолет! «Ястребок»!
– Ладно, – согласилась Ольга Васильевна. – А может, там хватит и на танк и на самолет?
– Вот было бы здорово, если б хватило! – вздохнула Ирина.
А Ольга Васильевна добавила:
– Чтоб и на земле и в небе громил фашистов Нил Романов…
В прихожей вдруг сипло звякнул электрический звонок, и они обе, словно чего-то испугавшись, умолкли, кажется позабыв, что надо идти открывать дверь. Звонок ожил вторично, зазвенев протяжно и нетерпеливо.
– Кто бы это?! – спросила Ирина и побежала в прихожую, а за ней поспешила и Ольга Васильевна.
В дверях, когда их открыли, стоял Сергей Матвеевич Романов – широкогрудый, высокий, придерживая под мышками какие-то свертки. Его грубоватое, какое-то по-русски крепкое лицо светилось сдержанной улыбкой, большие серые глаза под густыми бровями, на которые сдвинулась шляпа из рисовой соломки, тоже чуть улыбались, но смотрели несколько неуверенно, будто вопрошали, вовремя ли он пришел и нет ли новых вестей о генерале Чумакове.
Шумно здороваясь, Сергей Матвеевич поставил на столик у вешалки бутылку шампанского, положил несколько пачек мороженого и коробку шоколадных конфет.
– С меня причитается! – преувеличенно жестикулируя, оживленно возвестил он и смущенно посмотрел на Ирину и Ольгу Васильевну. – Дождался наконец нового назначения!
– Куда же? – спросила Ольга Васильевна, отправив Ирину на кухню варить кофе.
– Сейчас все по порядку. – Сергей Матвеевич снял и повесил на вешалку пиджак, затем уверенно направился в кабинет – здесь все для него было знакомо и привычно. Усевшись в кресло у газетного столика, неторопливо продолжал рассказ о состоявшемся его назначении и о том, что он завтра уезжает в Сибирь, в Нижне-Михайловск. – Осмотрюсь там, попробую разыскать Аиду…
– Что значит «разыскать»? А где она? – поразилась Ольга Васильевна.
– Призвали на фронт. Она же хирург… – В словах Сергея Матвеевича проскользнула досада. – А ведь у меня в Нижне-Михайловске при авиационном заводе свой военный лазарет будет, и хирурги потребуются.
– Молодец Аида. – Ольга Васильевна мечтательно вздохнула. – Если бы я была хирургом, а не библиотекарем, взяла бы Ирину – и тоже на фронт. А одну ее боюсь отпускать.
– Она рвется на фронт?
– Да… Не знаю, что и делать. Вообразила себя санитаркой.
– Санитарки и у меня будут нужны! – Сергей Матвеевич поднялся с кресла и прошелся по кабинету. – И между прочим, библиотечные работники тоже. – Он остановился перед Ольгой Васильевной и озабоченно сказал: – В Ленинград вас не пустят, а в Москве оставаться нежелательно. Война только набирает разбег. Всем надо спешить найти свое место и работать изо всех сил.
Ольга Васильевна стояла перед ним посреди кабинета притихшая, побледневшая и с расширившимися зрачками, в которых притаились печаль, беспомощность и растерянность. И он подумал о том, что все эти дни носил в себе переливчатый звук ее грудного голоса, блеск ее неотразимых глаз, всю притягательную прелесть ее лица, ее стройной фигуры, ее горделивой и свободной походки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240