ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Каждую кандидатуру обсуждали горячо, подробно. Зорина почти единогласно отвели. Долгина совсем не выдвинули, тем не менее главный инженер выступил и сказал:
— Товарищи, я тоже был членом парткома и отвечаю за то, что сегодня случилось. Получается, вроде и незачем Долгина обсуждать. Но он мог попасть, и поэтому я скажу о нем, — он одернул пиджак и выпрямился. — Давайте начистоту: в последнее время в парткоме, по существу, хозяйничал один Долгин. Все вопросы он решал сам, в так называемом рабочем порядке, всячески отстраняя нас. Зорина по лености устраивало это… Были у нас трудные времена, вот надо было поддержать электролабораторию, товарища Лобанова. Но разве придешь к Зорину за советом?.. Он обязательно увильнет, передоверит Долгину, а тот… — Дмитрий Алексеевич махнул рукой. — Вот Долгин и принялся хозяйничать бесконтрольно. Мы тоже, конечно, отвечаем за это… Мы ему позволили, отошли в сторонку… Он действовал якобы от нашего имени и делал что хотел. Сегодняшний случай — хороший урок. Достаточно каждому из нас сказать с трибуны то же самое, что мы говорим, сидя в зале или после собрания, и эти долгины никогда не появятся здесь в президиуме.
Никого не смущало, что собрание отвлеклось в сторону и занялось Долгиным. Вспомнили историю с Рейнгольдом. Решено было поручить новому составу парткома разобрать вопрос о Долгине.
После этого разгорелись споры вокруг кандидатуры Потапенко. Инженер его отдела, Захарчук, через каждые две-три фразы отпивая воду из стакана, рассказал, что Потапенко зажимает критику, трусит перед новым, годами маринует предложения, избегает новой техники, поэтому отыгрывается на рукавицах и спецодежде. За последний год он с помощью Долгина расправился с двумя сотрудниками, которые осмелились выступить против него. Окружил себя подхалимами. Человек способный, он, к сожалению, попал под влияние Долгина. Кончил Захарчук так:
— В общем — Потапенко любит это слово, — в общем, ему самому надо крепко подзаняться собою. Боюсь, что ответственная обязанность члена парткома будет отвлекать его от этого занятия.
— Понапрасну черните человека! — крикнул Поляков. Но сразу же на него требовательно обрушились:
— Тише!.. Иди выступай!.. Нечего из угла выкрикивать!
Кузьмич только улыбался. Собрание само устанавливало железную дисциплину. Оно сломало и отбросило весь, казалось бы, до мелочей продуманный Долгиным и Потапенко ход заседания. За всеми их предложениями люди почувствовали административный окрик, пренебрежение к воле, желаниям, инициативе рядовых коммунистов, как будто бы им было все равно, кого выбрать, кому доверить дело.
Виктор втиснулся в кресло, боясь обернуться, чувствуя спиной, затылком, всем существом десятки глаз, устремленных на него. Четкая гипсово-неподвижная улыбка застыла на его лице. Он встретился глазами с Долгиным, продолжавшим сидеть в президиуме, и постарался удержать на лице улыбку: ничего страшного не случилось — меня еще могут выбрать, я еще стану главным инженером, я выполню свое обещание, я назначу тебя начальником техотдела. Еще все обойдется, лишь бы меня выбрали. Если я буду в парткоме, я тебя спасу. Долгин посмотрел на него изучающе спокойно, потом взял блокнот и что-то быстро записал. Продолжая улыбаться, Виктор вдруг подумал, что если он не попадет в партком, то Долгин, не колеблясь, начнет его топить, писать на него заявления, чтобы как- то удержаться самому. Значит, надо обезвредить Долгина, опередить. Да, да, в крайнем случае придется пожертвовать Долгиным, чтобы спасти положение. В конце концов, если убрать Долгина, это пойдет на пользу делу.
Виктор не заметил, как на трибуне оказался его давний знакомец Борис Зиновьевич — мастер с Комсомольской ГЭС. Говорил он скверно. Сухонький, маленький, он не доставал до микрофона, и голос его пропадал, тем не менее слушали его внимательно.
— В прошлом году случилась у нас авария на подстанции, — сказал он. — Виктор Григорьевич разрешил скрыть эту аварию. Чтобы, значит, не портить показателей. У нас нашлись такие, нечего греха таить, обрадовались. Премиальные получим, и все такое… А что из этого выходит? А то, что раз все в порядке — средств нам на переоборудование не дали. А следовательно, в прошлом месяце опять авария произошла, а третьего дня несчастный случай. Да… монтер обгорел. Подстанция тесная, не повернуться…
За ним выступило еще несколько человек. Они говорили уже совсем не о Потапенко, а о недочетах в работе управления, досталось и управляющему, и главному инженеру, и начальникам отделов. Как будто снова обсуждался отчетный доклад, и никого это не смущало.
— А чего смущаться? — сказал Кузьмич. — Значит, вчера плохо обсуждали.
Затем взял слово Ивин и куда осторожнее, чем собирался, стал доказывать необходимость ввести в партком талантливого, растущего организатора Потапенко. Довольно ловко он обрушился на Бориса Зиновьича: надо соблюдать технику безопасности, а не валить грехи на начальство, эта спихотехника не заменяет техники безопасности. Шутка успеха не имела. Незначительным большинством кандидатуру Потапенко оставили в списке для тайного голосования.
Борисова выдвинул мастер Наумов.
— Любит Борисов людей, вот главное его партийное качество, — взволнованно сказал Наумов. — А также товарищ он мужественный… принципиальный человек.
Поглядывая на красного от смущения Борисова, Андрей обсуждал с Новиковым и Жуковым, хорошо ли будет, если Борисова изберут в партком. Чего доброго, еще сделают секретарем, а для лаборатории это ощутимая потеря.
— Ну, а ты сам как? — приставали они к Борисову. — Рвешься?
Он отмалчивался, Андрей поднял руку.
— Ясно, чего там! — закричали кругом, но Кузьмич откашлялся и усмешливо сказал:
— Не могу отказать. Мой начальник просит.
Из президиума зал выглядел огромным. Горячий воздух, дрожа, подымался к опрокинутым куполам люстр. Сотни лиц ожидающе смотрели на Андрея. Откровенно говоря, он шел сюда с намерением дать отвод Борисову. Он боялся, что Борисова могут взять освобожденным работником в партком и не мог себе представить, кто в это трудное время заменит Борисова в парторганизации лаборатории. Но, взойдя на трибуну, он увидел Новикова, Жукова, всех коммунистов лаборатории — их было так мало по сравнению с громадой всего коллектива, что Андрей понял вдруг: он не вправе лишать этот огромный коллектив одного из самых достойных вожаков.
— Ко всему хорошему, что здесь говорили о Борисове, — услышал он свой неузнаваемо усиленный репродуктором голос, — я добавлю одно: у Борисова есть талант к партийной работе. Я сужу хотя бы по тому, как он меня скрутил, когда это следовало. Для него партийная работа… Душа у него вся в этом… Да это просто его призвание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125