Богдан так обрадовался Назрулле, что совсем забыл об ожидаемом госте Иване Сулиме с казацкими старшинами.
У хозяек было что подать на стол. Они ждали колядников. Богдан позаботился о том, чтобы его дорогие путешественники умылись, привели себя в порядок. Что они расскажут ему о Максиме? Несчастный воин, большой друг… Пришлось искать какую-нибудь одежду, чтобы переодеть хотя бы Назруллу и Ганджу. Это несколько задержало ужин.
Богдан был так занят своими друзьями, что в первый момент удивился, когда появился дворовый казак и сообщил:
— Казацкие старшины прибыли из Переяслава! Коней их отвели в яр холодноярского леса.
Казаку показалось, что Богдан испуганно окинул взглядом комнату, где Ганна и Мелашка просили Ивана Ганджу помочь им поговорить с Назруллой. Дворовый казак хорошо знал своего хозяина. Богдан, как всегда, тут же и опомнился, поскольку давно ждал этих гостей.
— Ну вот и хорошо. Слава богу, благополучно проскочили мимо… королевских надсмотрщиков. Приглашай всех в дом. Сколько их? Пешком или на конях прибыли?
— Да говорю же — на конях, добрая сотня казаков наберется! Человек десять сошло с коней. Да и то… с нашими.
— С десяток приехало? А кто эти наши?
— Разве я не сказал? Приезжих человек семь. А вместе с ними наш Мартынко, Ивась и Филонко…
— Приглашай всех. Скажи — рады… Да я сам… Ганнуся, матушка Мелашка! Наконец-то приехали…
— Приехали? А как же быть?.. Не спрятать ли этих? Ведь приходится теперь и нашим людям прятаться. Их и так уже загнали, как зайцев, — сказала предусмотрительная Мелашка.
Богдан не раздумывал, огонек решимости сверкнул в его глазах.
— Пускай, матушка, остаются. Хотя бы и сам коронный гетман застал их здесь… Это мои гости! Писарь, думаю, сумеет защитить своих дорогих гостей. Да и Иван Сулима тут!
Без шапки, раздетый, он рванулся к двери…
Но дверь вдруг раскрылась, словно от ветра, и из сеней донесся говор людей, в комнату ворвался морозный туман, расстилаясь по дубовому полу. Моложавый, усатый запорожский полковник, которого теперь трудно было узнать, на ходу смахнул с русых усов иней и переступил порог.
Раздался звон двух десятков шпор. Следом за ним вошли молодые казаки. Одни — в жупанах, подпоясанных красными кушаками, с саблями на боку и с пистолями за поясом, а некоторые и с двумя. Еще в сенях они снимали с голов смушковые шапки, растрепанные чубы-оселедцы, раскручиваясь, шевелились, как живые.
Богдан широко развел свои сильные руки. Внутренне никогда не изменявшее ему чувство подсказало, что этот усатый казак и есть Иван Сулима. Это чувство теплилось в душе Богдана почти десять лет, поел» их разлуки на Дунае.
— Ну… — произнесли, словно вздохнули, друзья-побратимы, обнимаясь и целуясь.
Как всегда, без шапки, словно он где-то прятался, последним вошел Карпо Полторалиха. Отбросил растрепавшийся чуб-оселедец и первым подошел с приветствием:
— Обнимайтесь, целуйтесь, панове друзья! Роди, боже, всякую пашницу, дари счастье дому сему!.. А это не матушка ли Мелашка с коржем да кутьей на полотенце, как своих родных, казаков встречает?.
И первым разделся, подавая пример другим. Карпо приехал к своим родным на праздник!
5
Усадив дорогих гостей в красном углу, Богдан сам сел между Назруллой и Иваном Сулимой.
— Угощайте, хозяйки, дорогих гостей, да… и меня заодно с ними. Знаешь, Иван, я пьян от счастья и радости! Сколько лет прошло, и каких лет!.. В хозяйских хлопотах глушу тоску, томлюсь на противной писарской работе. И жаль мне своей загубленной молодости! Учился, мечтал… А нынче места себе не нахожу подходящего, настолько выбила меня из житейской колеи турецкая неволя…
И пил с гостями вино. Казаки повеселели, зашумели. Карпо занимал разговорами Назруллу и его друзей. Даже мрачный и озабоченный полковник Сулима становился, как и когда-то, разговорчивым собеседником.
— Воюем, говорю, Богдан, льем попусту человеческую кровь в глупых стычках, с войсками коронного гетмана. Яцко Острянин разуверился, охладел в борьбе, а с избранием наказных атаманов неразбериха какая-то получается. Тьфу ты, прости, господи милосердный, все делается не так, как надо. Да и оружием своим воспользоваться толком не можем.
— Отбиваемся же! Значит, можем… — подумав, заметил дружески Богдан.
А вспыльчивый Сулима воспринял это как возражение.
— Отбиваемся или только огрызаемся, припрятывая часть вооруженных казаков. Прячем, точно шило в мешке! Разве так следовало бы отбивать?.. Что же, Богдан, берешь и Назруллу к себе хозяйничать? — вдруг переменил тему разговора Сулима.
Богдан хорошо понимал своего старого друга. Горячий, как и прежде, хотя пора бы уже и охладиться. Возле Суды у него есть хутор, семья. А какой неугомонный, даже в гостях спокойно посидеть не может! Он сдерживает себя, это видно, избегает говорить о том, ради чего приехал сюда. Разговор предстоит горячий. «Очевидно, будет уговаривать меня присоединиться к восстанию!..» — разгадал Богдан намерения друга.
— Может, сначала один на один поговорим? Давно мы не беседовали с тобой, — тихо сказал хозяин гостю.
Полковник быстро окинул взглядом сидевших за столом друзей. Улыбнулся, невыразительно кивнул головой.
— Хлопцы, кажется, все свои. А о Назрулле я так… спросил. Он, очевидно, теперь не захочет хозяйничать… Он воин хороший.
— Настоящий, хороший друг, Иван. Конечно, и воин, покалеченный каменецкой шляхтой не меньше, чем каждый из нас… Говоришь, огрызаемся? Мы, право, похожи сейчас на разъяренных псов, которые только огрызаются.
— Разъяренный пес, дорогой Богдан, слепо бросается на своего обидчика… — снова продолжал Сулима мысль, которая не давала ему покоя.
— Что же, давайте поговорим, друзья мои. Полковник Сулима возмущается несправедливым отношением польской шляхты к нашему народу, — громко обратился Богдан к своим гостям.
— К украинским казакам, — прервал его Сулима.
— Казак — это не только ты да сидящие тут за столом. Казаки — это наши люди, успевшие взять оружие в руки. А кроме них есть еще люди, тоже способные взяться за оружие. Но есть жены и дети. Это наш народ, который испытывает на себе гнет. Это вся Украина, мои дорогие гости!.. — воскликнул Богдан, раскрасневшийся от вина, как и его гости.
— И потому единственный выход: отбиваться от шляхты! — не утерпел Сулима.
— Лучше уж не отбиваться, а бить! Бить так, чтобы правнуки помнили! — воскликнул слегка опьяневший Богдан. — Не ради удовольствия киевские доминиканцы целый час освящали саблю Конецпольского, когда он отправлялся с войсками усмирять казаков! Он немилосердно будет рубить ею и не пощадит украинцев.
— Проклятые католики! Уничтожить их надо вместе с их заикой гетманом… — не удержался совсем молодой старшина Иван Серко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
У хозяек было что подать на стол. Они ждали колядников. Богдан позаботился о том, чтобы его дорогие путешественники умылись, привели себя в порядок. Что они расскажут ему о Максиме? Несчастный воин, большой друг… Пришлось искать какую-нибудь одежду, чтобы переодеть хотя бы Назруллу и Ганджу. Это несколько задержало ужин.
Богдан был так занят своими друзьями, что в первый момент удивился, когда появился дворовый казак и сообщил:
— Казацкие старшины прибыли из Переяслава! Коней их отвели в яр холодноярского леса.
Казаку показалось, что Богдан испуганно окинул взглядом комнату, где Ганна и Мелашка просили Ивана Ганджу помочь им поговорить с Назруллой. Дворовый казак хорошо знал своего хозяина. Богдан, как всегда, тут же и опомнился, поскольку давно ждал этих гостей.
— Ну вот и хорошо. Слава богу, благополучно проскочили мимо… королевских надсмотрщиков. Приглашай всех в дом. Сколько их? Пешком или на конях прибыли?
— Да говорю же — на конях, добрая сотня казаков наберется! Человек десять сошло с коней. Да и то… с нашими.
— С десяток приехало? А кто эти наши?
— Разве я не сказал? Приезжих человек семь. А вместе с ними наш Мартынко, Ивась и Филонко…
— Приглашай всех. Скажи — рады… Да я сам… Ганнуся, матушка Мелашка! Наконец-то приехали…
— Приехали? А как же быть?.. Не спрятать ли этих? Ведь приходится теперь и нашим людям прятаться. Их и так уже загнали, как зайцев, — сказала предусмотрительная Мелашка.
Богдан не раздумывал, огонек решимости сверкнул в его глазах.
— Пускай, матушка, остаются. Хотя бы и сам коронный гетман застал их здесь… Это мои гости! Писарь, думаю, сумеет защитить своих дорогих гостей. Да и Иван Сулима тут!
Без шапки, раздетый, он рванулся к двери…
Но дверь вдруг раскрылась, словно от ветра, и из сеней донесся говор людей, в комнату ворвался морозный туман, расстилаясь по дубовому полу. Моложавый, усатый запорожский полковник, которого теперь трудно было узнать, на ходу смахнул с русых усов иней и переступил порог.
Раздался звон двух десятков шпор. Следом за ним вошли молодые казаки. Одни — в жупанах, подпоясанных красными кушаками, с саблями на боку и с пистолями за поясом, а некоторые и с двумя. Еще в сенях они снимали с голов смушковые шапки, растрепанные чубы-оселедцы, раскручиваясь, шевелились, как живые.
Богдан широко развел свои сильные руки. Внутренне никогда не изменявшее ему чувство подсказало, что этот усатый казак и есть Иван Сулима. Это чувство теплилось в душе Богдана почти десять лет, поел» их разлуки на Дунае.
— Ну… — произнесли, словно вздохнули, друзья-побратимы, обнимаясь и целуясь.
Как всегда, без шапки, словно он где-то прятался, последним вошел Карпо Полторалиха. Отбросил растрепавшийся чуб-оселедец и первым подошел с приветствием:
— Обнимайтесь, целуйтесь, панове друзья! Роди, боже, всякую пашницу, дари счастье дому сему!.. А это не матушка ли Мелашка с коржем да кутьей на полотенце, как своих родных, казаков встречает?.
И первым разделся, подавая пример другим. Карпо приехал к своим родным на праздник!
5
Усадив дорогих гостей в красном углу, Богдан сам сел между Назруллой и Иваном Сулимой.
— Угощайте, хозяйки, дорогих гостей, да… и меня заодно с ними. Знаешь, Иван, я пьян от счастья и радости! Сколько лет прошло, и каких лет!.. В хозяйских хлопотах глушу тоску, томлюсь на противной писарской работе. И жаль мне своей загубленной молодости! Учился, мечтал… А нынче места себе не нахожу подходящего, настолько выбила меня из житейской колеи турецкая неволя…
И пил с гостями вино. Казаки повеселели, зашумели. Карпо занимал разговорами Назруллу и его друзей. Даже мрачный и озабоченный полковник Сулима становился, как и когда-то, разговорчивым собеседником.
— Воюем, говорю, Богдан, льем попусту человеческую кровь в глупых стычках, с войсками коронного гетмана. Яцко Острянин разуверился, охладел в борьбе, а с избранием наказных атаманов неразбериха какая-то получается. Тьфу ты, прости, господи милосердный, все делается не так, как надо. Да и оружием своим воспользоваться толком не можем.
— Отбиваемся же! Значит, можем… — подумав, заметил дружески Богдан.
А вспыльчивый Сулима воспринял это как возражение.
— Отбиваемся или только огрызаемся, припрятывая часть вооруженных казаков. Прячем, точно шило в мешке! Разве так следовало бы отбивать?.. Что же, Богдан, берешь и Назруллу к себе хозяйничать? — вдруг переменил тему разговора Сулима.
Богдан хорошо понимал своего старого друга. Горячий, как и прежде, хотя пора бы уже и охладиться. Возле Суды у него есть хутор, семья. А какой неугомонный, даже в гостях спокойно посидеть не может! Он сдерживает себя, это видно, избегает говорить о том, ради чего приехал сюда. Разговор предстоит горячий. «Очевидно, будет уговаривать меня присоединиться к восстанию!..» — разгадал Богдан намерения друга.
— Может, сначала один на один поговорим? Давно мы не беседовали с тобой, — тихо сказал хозяин гостю.
Полковник быстро окинул взглядом сидевших за столом друзей. Улыбнулся, невыразительно кивнул головой.
— Хлопцы, кажется, все свои. А о Назрулле я так… спросил. Он, очевидно, теперь не захочет хозяйничать… Он воин хороший.
— Настоящий, хороший друг, Иван. Конечно, и воин, покалеченный каменецкой шляхтой не меньше, чем каждый из нас… Говоришь, огрызаемся? Мы, право, похожи сейчас на разъяренных псов, которые только огрызаются.
— Разъяренный пес, дорогой Богдан, слепо бросается на своего обидчика… — снова продолжал Сулима мысль, которая не давала ему покоя.
— Что же, давайте поговорим, друзья мои. Полковник Сулима возмущается несправедливым отношением польской шляхты к нашему народу, — громко обратился Богдан к своим гостям.
— К украинским казакам, — прервал его Сулима.
— Казак — это не только ты да сидящие тут за столом. Казаки — это наши люди, успевшие взять оружие в руки. А кроме них есть еще люди, тоже способные взяться за оружие. Но есть жены и дети. Это наш народ, который испытывает на себе гнет. Это вся Украина, мои дорогие гости!.. — воскликнул Богдан, раскрасневшийся от вина, как и его гости.
— И потому единственный выход: отбиваться от шляхты! — не утерпел Сулима.
— Лучше уж не отбиваться, а бить! Бить так, чтобы правнуки помнили! — воскликнул слегка опьяневший Богдан. — Не ради удовольствия киевские доминиканцы целый час освящали саблю Конецпольского, когда он отправлялся с войсками усмирять казаков! Он немилосердно будет рубить ею и не пощадит украинцев.
— Проклятые католики! Уничтожить их надо вместе с их заикой гетманом… — не удержался совсем молодой старшина Иван Серко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121