– И, конечно, освободить тех двух каменотесов и мальчишку! – И услышав, что кто-то входит в комнату, резко поворачивается к двери. – Кто посмел… – начинает он и осекается – перед ним стоит третий жрец из храма Амона-Ра в Ипет-Сут и смотрит на него пристальным холодным взглядом, не предвещающим ничего доброго.
– Верховный жрец Аменхотеп приказывает тебе немедленно явиться к нему и взять с собой начальника отряда работников царских кладбищ Панеба, его помощника Хати, а также захваченного сегодня ночью в горах ученика художника Хеви и тех людей, которые его взяли. Распорядись доставить их сюда, и едем – ладья ждет у пристани.
Жрец садится и не обращает больше внимания ни на кого из присутствующих. Пауро с недоумением смотрит на него. Что означает этот приказ верховного жреца? Кто ему успел обо всем сообщить и что именно? В душе Пауро тревога все растет. Но противиться сейчас невозможно, и он отдает требуемый приказ. Через несколько минут приходят маджай Караи и медник Пахар, недавно освобожденный на городском суде; приводят и Кари. Мальчик с трудом держится на ногах, его голова обвязана какой-то тряпкой, все тело покрыто синяками и ссадинами. Жрец внимательно смотрит на него и говорит, обращаясь к Караи:
– Возьми мальчика на руки! А теперь, – он поворачивается к Пауро, – идем!
Все молча выходят. Также молча совершается и переезд. Кари так плохо, что он не вполне отдает себе отчет в том, что происходит на ладье. Однако постепенно он приходит в себя и с удивлением видит, что его везут на восточный берег. Что это – тут же третий жрец, Пауро, Панеб, медник Пахар, маджай Караи? Значит, все кончено, и его везут в тюрьму храма Амона, как Нахтмина и Харуди?
Ну что же, надо держаться!.. И когда, высадившись на берег, Караи опять хочет взять мальчика на руки, тот отталкивает его и идет сам. Вот они входят в какой-то дом, распахивают двери, и Кари видит, что перед ним сидит в кресле верховный жрец Аменхотеп. Мальчик оглядывается – все те люди, которые были в ладье, тоже стоят тут.
Аменхотеп пристально смотрит на Кари и спрашивает его:
– Как твое имя?
– Кари, господин, – тихо отвечает мальчик.
– Кто твой учитель?
– Художник Хеви, господин.
– Так, хорошо. – Аменхотеп поворачивает голову к своему писцу. – Отправь немедленно Кари, ученика художника Хеви, к врачу Бекенмуту. Мальчик свободен. Пусть врач займется его лечением. И прикажи войти отряду стражи храма.
Писец помогает Кари выйти из комнаты верховного жреца в первую приемную и, дав знак уже стоящему здесь отряду стражи войти к Аменхотепу, передает мальчика слуге, повторив ему приказание верховного жреца.
А в это время мимо них выходит обратно отряд стражи, посередине которого, опустив головы, идут Панеб, Хати, Караи и медник Пахар. Позади всех выходит третий жрец и плотно затворяет за собой дверь.
А за дверью Аменхотеп говорит Пауро своим жестким, холодным, привыкшим повелевать голосом:
– Слушай внимательно, правитель Запада, и постарайся понять. На этот раз ты проиграл игру, и дело может коснуться твоей собственной головы. Маджай, которого ты велел утопить, находится у Пасера, и твое письмо к начальнику тюрьмы тоже у него. Пасер сам мне все это рассказал и дал прочесть копию с твоего письма. Знай еще, что кем-то (я не знаю, кем) послана жалоба везиру Севера с перечислением преступлений Панеба. А теперь еще из-за него прекратились работы на царских кладбищах! Я уже обо всем говорил сегодня с везиром, и он полностью согласен с тем, что я собираюсь сделать. Я думаю, что и ты сам не захотел бы слушать на суде показания Панеба, а пытка может заставить его сказать все.
Аменхотеп встает и начинает ходить по комнате.
– Так вот, поскольку Панеб и все эти люди, которых сейчас увела стража, находятся на службе храмов, значит, они могут подлежать храмовому суду. Сейчас этот суд собирается, и я иду туда. Они все будут осуждены и отправлены немедленно же в рудники. Одновременно суд освободит двух каменотесов, которых ты включил в список грабителей… включил по просьбе Панеба, вероятно, ошибочно, не так ли?
Аменхотеп на минуту замолкает, потом снова садится в свое кресло и продолжает:
– В общем, когда Пасер сегодня придет ко мне, со всем уже будет кончено, и ни Панеб, ни его сообщники не смогут ничего показывать при Пасере – они будут уже по дороге к рудникам. Пасер должен будет удовлетвориться решением нашего суда… А если приедет везир Севера или его посланный разбирать жалобу на Панеба, им будет сказано, что мы сами обо всем узнали и уже наказали виновных. Работы в царских гробницах возобновятся завтра же, потому что сегодня оба каменотеса вернутся в поселок, а мальчик уже свободен.
Аменхотеп снова встает, подходит совсем близко к Пауро и говорит, глядя на него в упор:
– Теперь хочу дать тебе два совета: во-первых, назначь на место Панеба того человека, которому оно принадлежит по праву, а во-вторых, мне кажется, что ты очень плохо выглядишь, вероятно, эти дела тебя расстроили, так что тебе надо полечиться, и подольше. Обратись к врачу своего храма, а еще лучше – поезжай помолиться божеству какого-нибудь далекого святилища! Учти, что когда человек болен, то его не позовут давать показания ни в суде, ни везиру Севера!
Пауро слушает в полном смятении. Ему, любящему власть и привыкшему к ней, нелегко признать свое поражение, торжество Пасера, потерю сообщников. Для него ясно, что Аменхотеп о многом умалчивает. Конечно, верховный жрец знает, что Пауро сам получал часть добычи от грабежей, и ему тяжело сознавать унизительность своего положения. Он понимает, что верховный жрец мог бы погубить его окончательно – он ясно дал это понять. Вероятно, он не делает этого только потому, что союзник, обязанный ему жизнью, может пригодиться.
Но другого выхода нет, жрец прав. Игра проиграна, надо расплачиваться. Могло быть и хуже. Пауро заставляет себя поклониться жрецу, выразить полное согласие с его решением, поблагодарить за советы, которыми он, конечно, воспользуется. Еще поклон, и Пауро уходит.
Аменхотеп облегченно вздыхает и, встав с кресла, расправляет плечи. Кажется, все кончается благополучно. Он пришел к этим решениям не сразу; еще утром, после ухода Хеви, он колебался в поисках выхода, не хотел уступать. Но известие о восстании ремесленников царских кладбищ заставило его немедленно разрубить узел, грозивший теперь затянуться мертвой петлей. Он был слишком умен, чтобы рисковать всем из-за мелких уколов его самолюбию. Пусть получат свободу два каменотеса и мальчишка-художник, зато он спасет свое высокое положение и власть, которую оно дает.
Ну, а теперь на суд – и кончать все как можно скорее, пока не явился Пасер и не перешли границ там, на дороге около Святилища!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Верховный жрец Аменхотеп приказывает тебе немедленно явиться к нему и взять с собой начальника отряда работников царских кладбищ Панеба, его помощника Хати, а также захваченного сегодня ночью в горах ученика художника Хеви и тех людей, которые его взяли. Распорядись доставить их сюда, и едем – ладья ждет у пристани.
Жрец садится и не обращает больше внимания ни на кого из присутствующих. Пауро с недоумением смотрит на него. Что означает этот приказ верховного жреца? Кто ему успел обо всем сообщить и что именно? В душе Пауро тревога все растет. Но противиться сейчас невозможно, и он отдает требуемый приказ. Через несколько минут приходят маджай Караи и медник Пахар, недавно освобожденный на городском суде; приводят и Кари. Мальчик с трудом держится на ногах, его голова обвязана какой-то тряпкой, все тело покрыто синяками и ссадинами. Жрец внимательно смотрит на него и говорит, обращаясь к Караи:
– Возьми мальчика на руки! А теперь, – он поворачивается к Пауро, – идем!
Все молча выходят. Также молча совершается и переезд. Кари так плохо, что он не вполне отдает себе отчет в том, что происходит на ладье. Однако постепенно он приходит в себя и с удивлением видит, что его везут на восточный берег. Что это – тут же третий жрец, Пауро, Панеб, медник Пахар, маджай Караи? Значит, все кончено, и его везут в тюрьму храма Амона, как Нахтмина и Харуди?
Ну что же, надо держаться!.. И когда, высадившись на берег, Караи опять хочет взять мальчика на руки, тот отталкивает его и идет сам. Вот они входят в какой-то дом, распахивают двери, и Кари видит, что перед ним сидит в кресле верховный жрец Аменхотеп. Мальчик оглядывается – все те люди, которые были в ладье, тоже стоят тут.
Аменхотеп пристально смотрит на Кари и спрашивает его:
– Как твое имя?
– Кари, господин, – тихо отвечает мальчик.
– Кто твой учитель?
– Художник Хеви, господин.
– Так, хорошо. – Аменхотеп поворачивает голову к своему писцу. – Отправь немедленно Кари, ученика художника Хеви, к врачу Бекенмуту. Мальчик свободен. Пусть врач займется его лечением. И прикажи войти отряду стражи храма.
Писец помогает Кари выйти из комнаты верховного жреца в первую приемную и, дав знак уже стоящему здесь отряду стражи войти к Аменхотепу, передает мальчика слуге, повторив ему приказание верховного жреца.
А в это время мимо них выходит обратно отряд стражи, посередине которого, опустив головы, идут Панеб, Хати, Караи и медник Пахар. Позади всех выходит третий жрец и плотно затворяет за собой дверь.
А за дверью Аменхотеп говорит Пауро своим жестким, холодным, привыкшим повелевать голосом:
– Слушай внимательно, правитель Запада, и постарайся понять. На этот раз ты проиграл игру, и дело может коснуться твоей собственной головы. Маджай, которого ты велел утопить, находится у Пасера, и твое письмо к начальнику тюрьмы тоже у него. Пасер сам мне все это рассказал и дал прочесть копию с твоего письма. Знай еще, что кем-то (я не знаю, кем) послана жалоба везиру Севера с перечислением преступлений Панеба. А теперь еще из-за него прекратились работы на царских кладбищах! Я уже обо всем говорил сегодня с везиром, и он полностью согласен с тем, что я собираюсь сделать. Я думаю, что и ты сам не захотел бы слушать на суде показания Панеба, а пытка может заставить его сказать все.
Аменхотеп встает и начинает ходить по комнате.
– Так вот, поскольку Панеб и все эти люди, которых сейчас увела стража, находятся на службе храмов, значит, они могут подлежать храмовому суду. Сейчас этот суд собирается, и я иду туда. Они все будут осуждены и отправлены немедленно же в рудники. Одновременно суд освободит двух каменотесов, которых ты включил в список грабителей… включил по просьбе Панеба, вероятно, ошибочно, не так ли?
Аменхотеп на минуту замолкает, потом снова садится в свое кресло и продолжает:
– В общем, когда Пасер сегодня придет ко мне, со всем уже будет кончено, и ни Панеб, ни его сообщники не смогут ничего показывать при Пасере – они будут уже по дороге к рудникам. Пасер должен будет удовлетвориться решением нашего суда… А если приедет везир Севера или его посланный разбирать жалобу на Панеба, им будет сказано, что мы сами обо всем узнали и уже наказали виновных. Работы в царских гробницах возобновятся завтра же, потому что сегодня оба каменотеса вернутся в поселок, а мальчик уже свободен.
Аменхотеп снова встает, подходит совсем близко к Пауро и говорит, глядя на него в упор:
– Теперь хочу дать тебе два совета: во-первых, назначь на место Панеба того человека, которому оно принадлежит по праву, а во-вторых, мне кажется, что ты очень плохо выглядишь, вероятно, эти дела тебя расстроили, так что тебе надо полечиться, и подольше. Обратись к врачу своего храма, а еще лучше – поезжай помолиться божеству какого-нибудь далекого святилища! Учти, что когда человек болен, то его не позовут давать показания ни в суде, ни везиру Севера!
Пауро слушает в полном смятении. Ему, любящему власть и привыкшему к ней, нелегко признать свое поражение, торжество Пасера, потерю сообщников. Для него ясно, что Аменхотеп о многом умалчивает. Конечно, верховный жрец знает, что Пауро сам получал часть добычи от грабежей, и ему тяжело сознавать унизительность своего положения. Он понимает, что верховный жрец мог бы погубить его окончательно – он ясно дал это понять. Вероятно, он не делает этого только потому, что союзник, обязанный ему жизнью, может пригодиться.
Но другого выхода нет, жрец прав. Игра проиграна, надо расплачиваться. Могло быть и хуже. Пауро заставляет себя поклониться жрецу, выразить полное согласие с его решением, поблагодарить за советы, которыми он, конечно, воспользуется. Еще поклон, и Пауро уходит.
Аменхотеп облегченно вздыхает и, встав с кресла, расправляет плечи. Кажется, все кончается благополучно. Он пришел к этим решениям не сразу; еще утром, после ухода Хеви, он колебался в поисках выхода, не хотел уступать. Но известие о восстании ремесленников царских кладбищ заставило его немедленно разрубить узел, грозивший теперь затянуться мертвой петлей. Он был слишком умен, чтобы рисковать всем из-за мелких уколов его самолюбию. Пусть получат свободу два каменотеса и мальчишка-художник, зато он спасет свое высокое положение и власть, которую оно дает.
Ну, а теперь на суд – и кончать все как можно скорее, пока не явился Пасер и не перешли границ там, на дороге около Святилища!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39