О Зелендубе узнала Таня от Фриды, что он действительно много делает для коксового цеха их завода; но, чего уж никак не ожидала Таня, оказалось, что и Близнюк тоже проводит в том же цехе пробное ящичное коксование углей, исследует получаемый кокс на крепость, трещиноватость, вообще считается там работником сведущим и дельным. Однако больше всего там, на заводе, надеялись на помощь однокурсника Близнюка и Зелендуба - Слесарева, но тому вздумалось уехать в Ленинград учиться химии, и, конечно, уж он теперь потерян для их завода, так как больше сюда не вернется.
И вдруг Таня услышала от Черныша, что он вернулся, и Черныш очень оживился, говоря об этом: положительно у него был радостный вид, когда он говорил:
- Леонида Михайловича сейчас встретил... Из Ленинграда только что приехал, в отпуск... "Обязательно, говорит, подвал свой проведать зайду". Э-эх, ведь это же человек какой! Он даже и ростом повыше меня будет.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
I
Леня Слесарев действительно зашел в подвал на другой же день, и Таня увидела высокого, но тонкого в поясе, с дюжими плечами, с расстегнутым воротом рубахи и красной загорелой шеей, улыбающегося ей с подхода широким ртом и жмурыми глазами, а он - яркочерноглазую, с мальчишечьими вихрами, в черной тюбетейке, в синей рабочей спецовке. В широкой руке его утонула ее рука, только что мешавшая стеклянной палочкой в стакане.
Он спросил весело:
- Что вы тут такое творите?
Она ответила, несколько запинаясь:
- А вот... окисляю уголь... перманганатом калия...
- Ка-ак... перманганатом? - вскрикнул вдруг он и сразу перестал улыбаться. - Да у вас ведь какая-то черная каша.
- Влила раствор перманганата, вот и... - обиделась она сразу, отчего и не досказала.
- Капли, одной капли перманганата довольно, чтобы окислить такое количество угля, как у вас. Только капли, а вы: "влила".
И Леня тут же отвернулся от нее и отошел к приборам на бывшем своем столе, а на нее, Таню, осуждающе глянул Черныш, - именно осуждающе, а не с насмешкой и подмигиваньем, как сделал бы он, скажи это ей кто-нибудь другой.
- Краны заедены, - сказал Леня, пробуя один из аппаратов.
- Заедены? - почти испуганно спросил Черныш. - Как же это они так могли?
И Таня поняла, что "они" - это она и другие, кто приходит работать в подвал; они плохо следили за приборами, он же, Черныш, исправно делал то, что ему полагалось делать: каждодневно яростно мыл пол.
И еще несколько подобных замечаний сделал Леня, точно был он теперь не гость уже в подвале, а строгий ревизор. И Таня, сначала оставшаяся было на своем месте, где она размешивала угольную "кашу", бросила это занятие и, насупясь, следила за каждым движением Леонида Михайловича, который действительно оказался выше Черныша, а главное - гораздо шире его и сильнее на вид.
Но вот он повернулся к ней снова и сказал:
- Однако в какое запустение тут все пришло за полгода, как я здесь не был. Значит, нового ничего нет?
- Не знаю, - ответила она отвернувшись.
- Вы здесь давно работаете?
- Нет.
- С месяц... или даже меньше?
- Да.
- Вы лаборантка?
- Да.
- А Зелендуб тут бывает?
- Да.
- И Близнюк тоже?
- Да.
- Передайте им, если сегодня сюда зайдут, что я, Слесарев, приехал.
- Хорошо.
- Они мою квартиру знают... Я им, конечно, мог бы и позвонить, да у меня нет телефона, что они тоже знают. Ну, до свиданья.
Она поглядела на него исподлобья и снова утопила свою руку в его руке.
А Леня спросил у Черныша, вышедшего вместе с ним из подвала:
- Откуда взялась такая дикая?
- Откуда-то приехала, из Донбасса. Будто бы там работала на газовом заводе...
- Но все-таки химичка?
- Химичка, а как же иначе.
- Что-то плохо химию знает...
- Да, вот поди же, - выходит так.
А когда вернулся Черныш в подвал, то сказал оживленно Тане:
- Вот что значит хозяин-то настоящий заявился, эх! Только глазами метнул, и сразу ему все ясно, - кому, какое, за что замечание сделать.
- Мне насчет какой-то там одной капли перманганата Близнюк ничего не говорил, - горячо вдруг вздумала оправдаться хотя бы перед Чернышом Таня, но Черныш только рукой махнул с полнейшим пренебрежением:
- Что Близнюк?.. Что же он может против Леонида Михайловича? Так же и этот вот Шамов тоже, который свои закваски тут ставит... Че-пуха!
II
Близнюк и Зелендуб зашли к Лене в тот же день перед вечером. Оба горели сильным желанием поподробнее узнать, как там в Ленинграде, и нет ли веских доводов за то, чтобы и им переметнуться туда: жизнь велика, всеохватна, но молодость потому и молодость, что хочет быть, по возможности, не уже жизни, и как бы ни была жадна жизнь, молодость потому и молодость, что в жадности ни за что не хочет уступить жизни.
Оба молодых инженера привыкли уже к добродушным резкостям Ольги Алексеевны и нисколько не обиделись, когда она сказала им у порога:
- Ну вот, опять начинается хождение... То хоть отдохнула я за полгода, а теперь опять сто двадцать раз на день изволь отворять дверь и сто самоваров ставь. Входите уж, когда пришли. Чего же вы в дверях застряли? Леонид на реке, конечно, но к шести обещал прийти, а сейчас без десяти шесть.
Михаил Петрович был приветливей. С тех пор как он стал преподавать свое рисование взрослым, он приобрел новую способность - смотреть на всех мужчин и женщин, не достигших сорока лет, как на своих возможных учеников по рабфаку, и со всеми старался быть одинаково приветливым, напоминая этим врачей и адвокатов, у которых возможность еще шире и приветливость не имеет границ.
Еще не было шести, когда пришел Леня с Шамовым, которого встретил у стадиона, и Ольга Алексеевна, ворча и улыбаясь, начала ставить на стол всякую всячину рядом с кипящим самоваром.
- Ну что, как там в Ленинграде? Воробьи такие же, как у нас? - для начала дружеской беседы спросил Близнюк.
И в тон ему Леня ответил:
- Представь мое удивление, - оказались точь-в-точь такие же самые. Но вот что будет для тебя ново. Один американец, инженер, говорил мне, что у них, в Америке, очень удивляются специалисты коксовики, как это мы можем строить коксовые заводы и даже, - что уж совсем странно, - получать на них кокс, годный для домен, когда у нас нет негров. "Этого большевистского фокуса понять они, говорят, совсем не в состоянии".
Все расхохотались.
- А как завод? Донцов еще там? - спросил Леня.
- Там.
- А Одуд? Сенько?
- И эти пока там.
- Что же ты все о нашем спрашиваешь? Ты нам о своем Ленинграде расскажи. Мы - провинция и очень шибко вперед не едем, - сказал Шамов.
Леня зажал покрепче чеки, расчертил пополам лицо затяжной улыбкой и спросил его:
- А японский гриб ты знаешь?
- Нет, не знаю. Какой японский гриб?
- И никто из вас, я вижу, не знает. А мне с этим грибом пришлось иметь дело месяцев пять. Не думайте, впрочем, что в научно-исследовательском институте, нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73