Известно ли вам, что он знал их больше двадцати?
Увлекшись, она с горячностью говорила о легендарном археологе, расписывала его подвиги, почти забыв о присутствии Рикардо. Он слушал, не испытывая ни малейшего желания перебить. Ему нравились модуляции ее голоса. Он любил ее.
— Извините. — Дора неожиданно прервала свой рассказ. — Меня занесло. Так всегда бывает, когда я говорю об археологии вообще и о Шлимане в частности.
— Не стоит извиняться. Вы открыли мне глаза на мир, заинтересовавший меня. Я не знал о нем абсолютно ничего, пока не приехал в вашу страну.
— А вы забавный, месье Рикардо! С виду импозантный, с черными глазами, мужественным лицом, такой… латинянин… такой… — Казалось, она подыскивала нужное слово.
Он иронично произнес:
— Мачо?
— В некотором роде да. Не хочу вас обидеть, но ваша внешность странно не соответствует вашей чувствительной душе.
Вакаресса засмеялся:
— Вот так всегда. Внешность обманчива. — Он подошел поближе, встал рядом. — Вы, например. Такая женственная, женщина-ребенок… — Он осмелел и нежно коснулся ее лица. — Ну кто-нибудь принял бы вас за археолога, человека мужской профессии?
Дора не ответила, сама удивленная тем, что не отстранилась от этой ласки. Рука, дотронувшаяся до ее лица, показалась мягкой, почти знакомой. Мурашки пробежали по ее телу, и она попыталась подавить в себе новое ощущение. Что случилось? Она вспомнила, как испытала такое же чувство накануне, когда он вытер слезинку с ее щеки.
Она смущенно откашлялась и голосом, который посчитала твердым, заявила:
— Я должна закончить работу. У меня мало времени.
Он пришел в себя.
— Понимаю. Пойду поброжу по участкам. Когда мне вернуться?
— Через часик. Если хотите, потом я покажу вам диск, о котором говорил Криспи. Мне, кстати, надо проверить, хорошо ли рабочие упаковали его.
— Ладно, через час.
Рикардо полюбовался ею еще немного и удалился. Оставшись одна, Дора попыталась привести в порядок мысли.
Несомненно, этот мужчина обладал над ней таинственной властью. До этой поры она прекрасно владела своими эмоциями. Кто-то однажды упрекнул ее, сказав, что у нее гладкое лицо, лицо, не познавшее сильных страстей. Это было верно подмечено. Мужчины проходили по ее жизни, словно суда по воде. На их борту она проделывала часть пути, но исчезала при первых же признаках шторма. Дора никогда и никому не говорила слов «я тебя люблю», потому что слова эти застревали глубоко в горле, к тому же она находила их пошлыми.
Так почему же она так разволновалась сегодня? С Вакарессой они были знакомы всего несколько часов, и тем не менее он пробудил в ее сердце чувства, прежде неведомые ей. Почему? Может, все дело в том бредовом повествовании, во всплывших воспоминаниях о другой жизни, которая была до этой? Нет. Это невозможно. Она — Дора. Она всегда была Дорой.
Они вошли в зал как раз в тот момент, когда двое рабочих готовились заколачивать небольшой деревянный ящичек.
— Подождите-ка, — приказала Дора.
Она подошла к ящичку, осмотрела то, что в нем лежало, на ее лице отразилась досада.
— Я так и знала! Это халтурная работа.
— Где же тут халтура? — запротестовал один из рабочих. — Ваты мы положили больше, чем надо, так что от случайных ударов она защитит!
— Этого недостаточно. Я же просила вас обернуть диск тонкой шерстяной тканью.
Рабочие устало посмотрели друг на друга.
— Она кончилась. За ней надо идти в деревню.
— Ну и что? Какая проблема? Ведь это на краю света! Ступайте! Мигом! Сотрудники музея вот-вот прибудут.
Вздохнув, рабочие покинули зал.
— Чушь какая-то! — сердилась Дора. — Невозможно никому доверять!
Рикардо наклонился над ящичком:
— Можно взглянуть?
За несколько минут она освободила диск от защищавшей его ваты и взяла в руки, осторожно, точно новорожденного младенца.
— Что вы об этом думаете?
Огромное количество иероглифов было выдавлено по всей поверхности диска. Непонятно, в каком направлении они шли — то ли к центру, то ли от центра. Здесь были изображены фигурки людей, животных, орудия труда, растения вперемежку с непонятными значками. На обратной стороне — то же самое.
— Полагаю, вы подсчитали количество иероглифов?
— Двести сорок один. Их выдавили во влажной глине, вероятно, с помощью шила или печатки. Присмотревшись, можно заметить, что они собраны в шестьдесят одну группу, от двух до семи значков в каждой, и разделены вертикальными линиями. Тридцать один значок на одной стороне и тридцать — на другой.
— Никому так и не удалось их расшифровать?
— Попыток было много. Предлагалось множество вариантов, но ни один до сих пор не принят. Кроме того, вполне возможно, что диск — не критского происхождения, если принять во внимание, что ничего подобного на острове не находили. Предполагается, что каждый значок является слогом, а каждая группа, отделенная вертикальной линией, образует слово. Как сказал Альберто, это ребус, с которым мы пока не в состоянии справиться.
Едва войдя в зал, Рикардо почувствовал, как его охватывает чувство тревоги. А теперь, когда он дотронулся до диска, к горлу подступила тошнота. За несколько секунд тревога переросла в беспричинный страх. Все тело стали сотрясать судороги.
Заметив это, Дора забрала у Рикардо диск, который он чуть не уронил.
— Что с вами? — встревожено спросила она.
У нее мелькнула мысль, что у него эпилептический припадок или инфаркт. Перепугавшись, она оглядывалась по сторонам, ища, кого бы позвать на помощь.
Он рухнул на пол.
Положив диск, Дора бросилась к нему.
— Рикардо! Ответьте мне!
Приоткрыв рот, он кричал, но то был безмолвный крик. Ноги его дергались, будто через него пропускали электрический ток.
Она упала на колени возле него, в непроизвольном порыве схватила его ледяные руки, поднесла к губам.
— Дышите, дышите глубже.
Ей представилось, что он умирает и нет возможности его спасти.
— Рикардо! Держитесь!
В безотчетном порыве отчаяния она прижалась к нему всем телом.
Такое невозможно. Только не сейчас!
Дора принялась говорить с ним, пытаясь черпать силы в звуках собственного голоса.
Это продолжалось еще несколько минут — целый век. Затем медленно, словно пловец, поднимающийся к поверхности, он начал приходить в себя.
— Рикардо… Это я, Дора, вы слышите меня?
Он слабо кивнул и прерывающимся голосом пролепетал извинения.
Только тогда она оторвалась от него. Можно было подумать, что она тоже выходила из мрака.
— Вы напугали меня. Так напугали…
— Не знаю, что это было. Я вдруг увидел, как лечу в бездонную пропасть. Я падал, осознавая, что в глубине меня ждет конец. Конец всему.
— Вы говорили. Вы пытались что-то сказать. Мне показалось, я расслышала одно слово. Возможно, я ошибаюсь.
— Какое слово?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Увлекшись, она с горячностью говорила о легендарном археологе, расписывала его подвиги, почти забыв о присутствии Рикардо. Он слушал, не испытывая ни малейшего желания перебить. Ему нравились модуляции ее голоса. Он любил ее.
— Извините. — Дора неожиданно прервала свой рассказ. — Меня занесло. Так всегда бывает, когда я говорю об археологии вообще и о Шлимане в частности.
— Не стоит извиняться. Вы открыли мне глаза на мир, заинтересовавший меня. Я не знал о нем абсолютно ничего, пока не приехал в вашу страну.
— А вы забавный, месье Рикардо! С виду импозантный, с черными глазами, мужественным лицом, такой… латинянин… такой… — Казалось, она подыскивала нужное слово.
Он иронично произнес:
— Мачо?
— В некотором роде да. Не хочу вас обидеть, но ваша внешность странно не соответствует вашей чувствительной душе.
Вакаресса засмеялся:
— Вот так всегда. Внешность обманчива. — Он подошел поближе, встал рядом. — Вы, например. Такая женственная, женщина-ребенок… — Он осмелел и нежно коснулся ее лица. — Ну кто-нибудь принял бы вас за археолога, человека мужской профессии?
Дора не ответила, сама удивленная тем, что не отстранилась от этой ласки. Рука, дотронувшаяся до ее лица, показалась мягкой, почти знакомой. Мурашки пробежали по ее телу, и она попыталась подавить в себе новое ощущение. Что случилось? Она вспомнила, как испытала такое же чувство накануне, когда он вытер слезинку с ее щеки.
Она смущенно откашлялась и голосом, который посчитала твердым, заявила:
— Я должна закончить работу. У меня мало времени.
Он пришел в себя.
— Понимаю. Пойду поброжу по участкам. Когда мне вернуться?
— Через часик. Если хотите, потом я покажу вам диск, о котором говорил Криспи. Мне, кстати, надо проверить, хорошо ли рабочие упаковали его.
— Ладно, через час.
Рикардо полюбовался ею еще немного и удалился. Оставшись одна, Дора попыталась привести в порядок мысли.
Несомненно, этот мужчина обладал над ней таинственной властью. До этой поры она прекрасно владела своими эмоциями. Кто-то однажды упрекнул ее, сказав, что у нее гладкое лицо, лицо, не познавшее сильных страстей. Это было верно подмечено. Мужчины проходили по ее жизни, словно суда по воде. На их борту она проделывала часть пути, но исчезала при первых же признаках шторма. Дора никогда и никому не говорила слов «я тебя люблю», потому что слова эти застревали глубоко в горле, к тому же она находила их пошлыми.
Так почему же она так разволновалась сегодня? С Вакарессой они были знакомы всего несколько часов, и тем не менее он пробудил в ее сердце чувства, прежде неведомые ей. Почему? Может, все дело в том бредовом повествовании, во всплывших воспоминаниях о другой жизни, которая была до этой? Нет. Это невозможно. Она — Дора. Она всегда была Дорой.
Они вошли в зал как раз в тот момент, когда двое рабочих готовились заколачивать небольшой деревянный ящичек.
— Подождите-ка, — приказала Дора.
Она подошла к ящичку, осмотрела то, что в нем лежало, на ее лице отразилась досада.
— Я так и знала! Это халтурная работа.
— Где же тут халтура? — запротестовал один из рабочих. — Ваты мы положили больше, чем надо, так что от случайных ударов она защитит!
— Этого недостаточно. Я же просила вас обернуть диск тонкой шерстяной тканью.
Рабочие устало посмотрели друг на друга.
— Она кончилась. За ней надо идти в деревню.
— Ну и что? Какая проблема? Ведь это на краю света! Ступайте! Мигом! Сотрудники музея вот-вот прибудут.
Вздохнув, рабочие покинули зал.
— Чушь какая-то! — сердилась Дора. — Невозможно никому доверять!
Рикардо наклонился над ящичком:
— Можно взглянуть?
За несколько минут она освободила диск от защищавшей его ваты и взяла в руки, осторожно, точно новорожденного младенца.
— Что вы об этом думаете?
Огромное количество иероглифов было выдавлено по всей поверхности диска. Непонятно, в каком направлении они шли — то ли к центру, то ли от центра. Здесь были изображены фигурки людей, животных, орудия труда, растения вперемежку с непонятными значками. На обратной стороне — то же самое.
— Полагаю, вы подсчитали количество иероглифов?
— Двести сорок один. Их выдавили во влажной глине, вероятно, с помощью шила или печатки. Присмотревшись, можно заметить, что они собраны в шестьдесят одну группу, от двух до семи значков в каждой, и разделены вертикальными линиями. Тридцать один значок на одной стороне и тридцать — на другой.
— Никому так и не удалось их расшифровать?
— Попыток было много. Предлагалось множество вариантов, но ни один до сих пор не принят. Кроме того, вполне возможно, что диск — не критского происхождения, если принять во внимание, что ничего подобного на острове не находили. Предполагается, что каждый значок является слогом, а каждая группа, отделенная вертикальной линией, образует слово. Как сказал Альберто, это ребус, с которым мы пока не в состоянии справиться.
Едва войдя в зал, Рикардо почувствовал, как его охватывает чувство тревоги. А теперь, когда он дотронулся до диска, к горлу подступила тошнота. За несколько секунд тревога переросла в беспричинный страх. Все тело стали сотрясать судороги.
Заметив это, Дора забрала у Рикардо диск, который он чуть не уронил.
— Что с вами? — встревожено спросила она.
У нее мелькнула мысль, что у него эпилептический припадок или инфаркт. Перепугавшись, она оглядывалась по сторонам, ища, кого бы позвать на помощь.
Он рухнул на пол.
Положив диск, Дора бросилась к нему.
— Рикардо! Ответьте мне!
Приоткрыв рот, он кричал, но то был безмолвный крик. Ноги его дергались, будто через него пропускали электрический ток.
Она упала на колени возле него, в непроизвольном порыве схватила его ледяные руки, поднесла к губам.
— Дышите, дышите глубже.
Ей представилось, что он умирает и нет возможности его спасти.
— Рикардо! Держитесь!
В безотчетном порыве отчаяния она прижалась к нему всем телом.
Такое невозможно. Только не сейчас!
Дора принялась говорить с ним, пытаясь черпать силы в звуках собственного голоса.
Это продолжалось еще несколько минут — целый век. Затем медленно, словно пловец, поднимающийся к поверхности, он начал приходить в себя.
— Рикардо… Это я, Дора, вы слышите меня?
Он слабо кивнул и прерывающимся голосом пролепетал извинения.
Только тогда она оторвалась от него. Можно было подумать, что она тоже выходила из мрака.
— Вы напугали меня. Так напугали…
— Не знаю, что это было. Я вдруг увидел, как лечу в бездонную пропасть. Я падал, осознавая, что в глубине меня ждет конец. Конец всему.
— Вы говорили. Вы пытались что-то сказать. Мне показалось, я расслышала одно слово. Возможно, я ошибаюсь.
— Какое слово?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57