— Вот как? И ты думаешь, что Лавиния — это и есть «кто-то получше»?
— Моя госпожа, какова она и что собой представляет, мне неизвестно. Что мне известно, так это то, что меня тянет к ней. Я понятно выражаюсь, моя госпожа?
— О да. Первый опыт влюбленности всегда сопряжен с ослеплением. Страсть настолько захлестывает человека, что он за ней не видит того, кто в нем ее возбуждает. В твоем случае дело обстоит именно так, но не переживай, это скоро пройдет. Так бывает со всеми.
Катон хмуро посмотрел на нее.
— Неужели с возрастом все люди начинают думать так, как ты, госпожа?
— Не все. Но все молодые люди думают так, как ты. -Флавия улыбнулась. — Я понимаю тебя, Катон, а ты поймешь все, мною сказанное, только через несколько лет. Хотя вряд ли будешь мне благодарен. Но давай попробуем зайти с другой стороны. Как считаешь, Лавиния тебя любит?
— Я не знаю, — признался Катон. — Мы ведь совсем не знакомы.
Флавия улыбнулась, но промолчала.
— Ну хорошо, моя госпожа, — сдался Катон. — Правильно, я тоже не знаю.
— Хороший мальчик, ты начинаешь соображать, что к чему. Очень важно, чтобы ты постарался сохранить в этой ситуации ясную голову. Мой муж считает тебя многообещающим юношей, и, если ты собираешься делать карьеру, тебе нужно быть весьма осмотрительным. Ошибки молодости могут преследовать человека всю жизнь. Все это я говорю, чтобы предостеречь тебя. А сейчас, скажи, ты по-прежнему хочешь ее увидеть?
— Да.
Флавия рассмеялась.
— Я так и думала.
— Я разочаровал тебя, госпожа?
— Напротив. Если человек, несмотря ни на какие доводы, способен отстаивать свою страсть, значит, его запросто с ног не собьешь. Лишь глупец ставит логику выше чувств, ведь софисты, на нее опираясь, могут как доказать что угодно, так и опровергнуть, но стоит ли после этого им доверять? У тебя, Катон, есть не только ум, но и сердце. Что ж, я, в свою очередь, могу сказать лишь одно: будь самим собой, живи чувствами, но не забывай и о разуме. Мне, кажется, нынешняя твоя ситуация чревата для тебя большой болью, но никаких советов ты более от меня не услышишь. А помощь получишь, предоставь это мне. Правда, устроить свидание будет не так-то просто. В походных условиях улучить момент тяжело. Да и мой муж придерживается весьма консервативных взглядов на все, касающееся обращения с его собственностью.
Когда на рассвете следующего дня главный штандарт легиона вместе с остальными штандартами был благополучно вынесен из церемониального зала, все — и солдаты, и офицеры — испытали немалое облегчение. В римской армии cуществовали свои суеверия, и любая оплошка в таком ритуале была бы мгновенно истолкована как в высшей степени дурное предзнаменование. Однако на этот раз все прошло без сучка без задоринки, орел горделиво проплыл над виа Претория и занял свое место во главе первой когорты. Легионеры вмиг подтянулись, не сводя с него глаз. Значимость момента усугублялась тем, что впервые за многие годы (мелкие пограничные стычки в счет, безусловно, не шли) легион выступал на войну. Над крепостью воцарилась мертвая тишина. Умолкло даже лагерное охвостье. Только животные, безразличные к человеческим странным затеям, скребли копытами мостовую, позвякивали упряжью и помахивали хвостами.
Легат опустил руку, и главный центурион легиона, откинув голову назад, проревел:
— Первая центурия! Первая когорта! Второй легион! Шагом… марш!
Безупречно ровными рядами воины первой когорты потекли мимо множества обозных повозок по виа Претория, направляясь к воротам, и, когда их красные, освещенные ранним солнцем плащи заполоскались на утреннем ветерке, стало казаться, будто из крепости изливается огненная река. Сразу за первой когортой к воротам двинулся штабной отряд, возглавляемый Веспасианом и трибунами на хорошо выезженных лошадях.
Когорта следовала за когортой, потом к пехотинцами пристроилась длинная цепь тяжело нагруженных подвод и повозок, замыкаемая арьергардным отрядом охраны. Маршевая колонна уходила все дальше и дальше, и обитатели прикрепостного поселка с сожалением смотрели ей вслед. Эти люди сжились с легионерами, научились ладить с начальством, легион по сути кормил их, поил, обувал, одевал. Теперь они теряли практически все, ибо на смену полноценному имперскому подразделению власти присылали сюда лишь две вспомогательные когорты наемников: Низкое качество боевой выучки позволяло этому воинству нести гарнизонную службу, но делало его непригодным для решения более сложных задач. Кроме того, присылаемые бойцы, не будучи римскими гражданами, получали втрое меньшее жалованье, чем кадровые легионеры, и, значит, расчет на какую-то поживу возле них был катастрофически мал. А потому, едва легион пропал из виду, торговцы, пекари, шорники, гончары, кабатчики и прочие местные жители поодиночке и семьями потянулись на юг.
ГЛАВА 20
— Стой! — Приказ, повторяемый командирами, пробежал вдоль колонны. — Поклажу на землю!
Легионеры заковыляли к обочине. Макрон с громким вздохом тяжело опустился на свежую травку и потер ногу. После двух дней, проведенных в санитарном обозе, он упросил лекарей дать ему разрешение идти пешком, ибо беспрерывная тряска госпитальной повозки едва не свела его с ума. Недели вынужденной неподвижности сильно ослабили центуриона, однако упорство и твердость духа помогли ему почти на равных влиться в маршевый строй. И теперь, декаду спустя, Макрон если и не обрел прежней крепости, то, по крайней мере, чувствовал себя вполне сносно. Шрам на бедре его был еще красным, но уже полностью зарубцевался и практически не болел, однако невыносимо зудел.
— Подходят водоносы, командир.
— Есть отставшие, малый?
— Двое, командир. Оба натерли пятки.
— Ну-ну. Ладно, парень, передохни. — Он похлопал рукой по траве. — Легат задал убийственный темп. Удивительно, что при том у нас так мало выбывших. Всего семеро, это немного.
Катон промолчал. Потом спросил:
— Как нога, командир?
— Нормально. Привыкает.
Двое рабов приближались к ним, наполняя из кожаных бурдюков жестяные солдатские кружки дешевым, щедро разбавленным водой вином. Когда они удалились, Катон с облегчением припал к кислой, но освежающей смеси. Ноги его страшно болели, а ярмо вещмешка казалось невыносимо тяжелым. Если ему и удавалось выдерживать переходы, длящиеся порой от зари до зари, то лишь из страха осрамиться перед товарищами, все еще поглядывавшими на него с некоторым пренебрежением и свысока.
Макрон, громко чмокая, чтобы полней ощутить вкус вина, осушил свою кружку. Катон, подавшись вперед и уронив на ноги руки, сидел рядом с ним.
Глядя на него, Макрон улыбнулся. Вопреки первым впечатлениям, этот столичный хлюпик совсем неплохо показывает себя в армейской жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84