— Вроде того. Какой-то вор попытался ограбить легата, потом приласкал мечом караульного, а сам был таков. Веспасиан рвет и мечет. Орет на трибунов, ну а те, понятное дело, отыгрываются на нижних чинах.
— Ох ты! А что украли, известно?
— Ничего ценного, по всей видимости. Но бедолага, который наткнулся на вора, недолго протянет.
— Плохо дело.
Катон постарался произнести это сочувственным тоном, хотя в первый миг у него отлегло от души. Однако он тут же представил себя на месте несчастного и понурился, ощутив двойной груз раскаяния и стыда.
Пизон покровительственно похлопал его по плечу:
— Не кручинься, сынок. Такое бывает. Будь доволен, что это стряслось не с тобой.
Уткнув подбородок в ладони, трибун смотрел на сидевшего напротив легионера. Колотая рана в верхней части бедра того была довольно глубокой. Крови из нее вылилось много, и Пульхр порядочно наследил, пока ее не зажал. Теперь он, сопя, перевязывал ляжку. К счастью, удар пришелся достаточно высоко, повязка не будет видна, и никто ничего не заподозрит. Да и опасности эта царапина вроде бы не представляет, хотя (об этом трибун подумал с усмешкой) на марше она безусловно даст знать о себе. Этот раззява покрутится, и поделом, — в другой раз будет умнее. Правда, другого раза в сложившейся обстановке может не быть вообще. Веспасиан приказал удвоить охрану, и теперь в штабную палатку не сумеет проскочить даже мышь. А этот малый — вовсе не мышь. Хотя повторить попытку ему, пожалуй, придется.
— Я полагаю, тебе не терпится вернуться в Рим? — спросил он, наливая легионеру вина.
— Что правда, то правда! — фыркнул Пульхр. — С меня достаточно подковерной возни. Я хочу вернуться к нормальной воинской службе.
— Мне кажется, служба в преторианской гвардии — это та же солдатчина, — мягко заметил трибун.
— Это та солдатчина, которая мне по вкусу. А здешняя — нет.
— Но ты согласился на нее добровольно.
— Верно. Но за те денежки, о каких мы договорились, охотников нашлось бы немало.
— Для такого дела не всякий подходит, — с нотками уважения в голосе сказал трибун. — Далеко не любой обладает талантом проникать, куда угодно, развязывать языки, кому надо, а тех, кто не нужен, без лишней возни устранять. Кстати, ты точно не узнал парня, с которым схватился в палатке? Которому удалось подколоть тебя, как свинью?
— Нет. — Ответ дышал гневом. — Но я непременно выясню, кто это, и он у меня помучается, прежде чем сдохнуть. Я даже платы за то не возьму.
— Прекрасно, но не тяни с этим делом. Потому что он может узнать тебя раньше и тебе волей-неволей придется впутать в это дело меня.
— Ерунда. Я не очень болтлив.
— Не зарекайся, — сказал трибун. — Тут имеются… специалисты. Мигнуть не успеешь, как они вытянут из тебя все.
— До этого не дойдет. — Пульхр презрительно фыркнул и потянулся к вину.
Трибун помолчал.
— Боюсь, мне придется тебя огорчить.
— С чего бы?
— Ты не выполнил свою работу.
— Как это? — Пульхр ткнул пальцем в свиток. — Вот то, что ты, на хрен, хотел и что, к хренам, получил.
— О нет, — возразил трибун. — Неужели ты думаешь, что я вызвал из Рима такого парня, как ты, только затем, чтобы заполучить вот это.
Он расправил свиток, предлагая Пульхру взглянуть на него. Впрочем, тот мог бы и не глядеть: пергамент был чист.
— По-видимому, — невозмутимо сказал трибун, — Веспасиан оказался хитрее, чем мы полагали, и сундук у него — что-то вроде приманки, а секретные документы хранятся где-то еще. А может быть, в игру вмешался кто-то другой. Тот, кто завладел императорским свитком, подменив его этой пустышкой.
ГЛАВА 24
Когда шестая, не дожидаясь общего сбора, снялась и покинула лагерь, это не вызвало ни у кого удивления: всем было ясно, что центурия получила задание. А вот в чем оно состояло, волновало, конечно же, всех, и потому уходящих провожали глазами. Толки не улеглись даже после того, как багажная повозка шестой со скрипом выехала на дорогу и покатила в сторону Дурокорторума. Наконец праздные разговоры пресекли командиры, погнав болтунов на работу. Снимать собственные палатки и готовиться к маршу.
Однако охваченным радостным возбуждением легионерам шестой никто не мешал вволю строить догадки. Макрон, возглавлявший колонну, не мог не слышать галдежа в ее первых рядах, как раз и рассчитанного на то, чтобы привлечь внимание командира. Попытки солдат закидывать таким способом удочки были известны ему и вызывали улыбку. Пускай гадают, ничего плохого в том нет. Конечно, он мог приказать прекратить разговорчики, но зачем? Пока солдаты довольны, им можно дать послабление. Макрон и сам был рад случаю отделиться от легиона, он все глаза протер о солдатские спины, на протяжении двухсот миль неизменно маячившие впереди. К тому же полученное задание избавляло центурию от досадных задержек при всякого рода заторах и еще более раздражающего ежевечернего ожидания, когда надутые от сознания собственной значимости штабные бездельники соизволят указать, где его людям следует разбить бивак.
То ли дело сейчас. Впереди, до самого горизонта, более или менее прямой линией тянется совершенно пустая дорога. Небо над головой голубое, ясное, вокруг чирикают птички. Вдыхая всей грудью чистый, пьянящий утренний воздух, свободный от пыли, поднимаемой сотнями ног, Макрон пребывал в отличнейшем настроении, чего нельзя было сказать о его оптионе. Тот, находясь чуть сбоку и сзади, уныло переставлял свои длинные ноги, совершенно не обращая внимания на царящую вокруг благодать.
Макрон подотстал на шаг и хлопнул его по плечу.
— Эй, Катон, что с тобой, парень?
Тот встрепенулся.
— Да, командир?
— Я спрашиваю тебя, как дела?
— Дела, командир? Какие дела? Нам вроде бы ничего делать не надо.
— Вот именно! — Центурион просиял. — Так пользуйся этим, радуйся жизни, цыпленок! Такое приволье выпадает не часто. Это задание — просто подарок для нас. Даже если, — он снизил голос, — оно и связано с сопровождением какого-то расфуфыренного хлыща. Нам-то что до него, верно ведь, малый?
— Тебе видней, командир.
— Точно, парень, видней. Уж поверь, я знаю, что говорю. А потому не вешай носа и гляди на жизнь малость повеселее. Поверь, ты относишься к ней чересчур уж серьезно.
Катон угрюмо воззрился на непрошеного утешителя.
— Это потому, командир, что моя жизнь в данный момент очень мало меня веселит, — отозвался он с горькой ноткой.
— Ага, — Макрон дружески ткнул его в бок. — Вижу, ты сам не свой из-за этой девицы. Ну и как же прошла для тебя вчерашняя ночь?
Катона этот невинный вопрос напугал так, что он сбился с шага.
— Ну, — подмигнул Макрон, — ты ведь трахнул ее?
— Никак нет, командир.
— А что так? Наверное, что-нибудь помешало. Только не говори, будто ты, вместо того чтобы щупать девицу, всю ночь читал ей стихи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84