ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Так, когда д'Антрег запросил у Дрейка сведения о роялистском публицисте Малле дю Пане, который несомненно являлся британским агентом в Швейцарии, Дрейк прикинулся ничего не знающим. «Этот Малле дю Пан, о котором вы говорите, — писал Дрейк, — мне известен только по нескольким написанным им брошюрам», и добавлял, что он только «возможно» был агентом, работавшим на Англию.
По всей вероятности, никто из самых осведомленных современников, как погибших в 1794 г., так и проживших после этого многие годы и десятилетия, не представлял картину тайной войны революционных лет. Об этом свидетельствуют опубликованные мемуары, переписка современников. Однако такую картину не удалось реконструировать и ученым, обращавшимся к истории тайной войны или затрагивающим ее в своих трудах, посвященных другим проблемам революционного времени.
Давно уже в полемике против реакционного французского историка И. Тэна была высказана мысль: его интерпретация революции напоминает изображение смертельного сражения двух борцов, на котором фигуру одного из них тщательно замазали вплоть до полного слияния с фоном этой картины. Оставшийся боец предстает тогда в виде буйно помешанного маньяка с вытаращенными, налитыми кровью глазами, в неистовом гневе сокрушающего кулаками пустоту. Эту мысль не так давно повторили английские историки, далекие от симпатии к революции, А. Коббен и Г. Митчел. Такое изображение было бы нелепостью, если бы речь шла о 1792 или 1793 г. Ну а 1794 г.? Иначе говоря, в то самое время, когда боец яростно обрушивал свои кулаки не только на воздух, скрывавший невидимого недруга, но с еще большим исступлением на самого себя. И нельзя не задать вопрос, какую роль в этом ослеплении сыграла тайная война.
Картина тайной войны за семь-восемь месяцев до 9 термидора предстает в совершенно различном виде в зависимости от двух причин. Во-первых, от того, что следует считать истиной, а что — фантазией в заявлениях представителей революционного правительства Сен-Жюста, Амара, Лакоста, а также руководителей дантонистов и эбертистов относительно «иностранного заговора» (ложные утверждения могли порождаться и искренним заблуждением, и политическими мотивами, стремлением выдвинуть весомые и всем понятные обвинения против лидеров враждебных группировок). И во-вторых, чему можно доверять, а что надо отнести к области вымыслов в депешах роялистских шпионов «Парижского агентства» и в бюллетенях д'Антрега. От ответов на эти вопросы меняются общие контуры всей картины. Но однозначный ответ при современном состоянии исследования вопроса (точнее, при том круге источников, которые введены в научный оборот) вряд ли возможен. В литературе можно встретить едва ли не все возможные сочетания ответов на первый и второй из указанных вопросов (к которым надо добавить и половинчатые ответы, колеблющуюся позицию отдельных историков). Еще больше усложняет дело наличие немалого числа работ, где бумаги д'Антрега служат лишь основой для дополнительных догадок, имеющих лишь более чем условную документальную базу или вовсе таковой не имеющих. Но и это еще не все. Немалое количество различных сведений содержится в речах термидорианцев (особенно в первые месяцы после гибели робеспьеристов), произнесенных с целью очернить побежденного противника. Среди них имеются и утверждения, прямо относящиеся к тайной войне в 1794 г., и ими тоже пользуются, порой некритически, правые историки. Напротив, в прогрессивной историографии возникла традиция с порога отвергать утверждения термидорианцев как клевету, что тоже не способствует выявлению истины. Кроме того, заявления того же типа, что и делавшиеся термидорианцами, фигурируют в дипломатической переписке тех лет, причем далеко не всегда ясно, когда она передает ходившие слухи, а когда основывается на веских данных. То же самое следует сказать об аналогичных (как правило, бросаемых мимоходом и ничем не подтверждаемых) замечаниях, которые содержатся в мемуарах французских и зарубежных государственных деятелей, участников или просто современников событий революционной эпохи.
Шпион в Комитете общественного спасения
Грозная, насыщенная революционной борьбой осень 1793 г. Париж — сердце республиканской якобинской Франции, отбивающейся от целой коалиции реакционных держав во главе с Англией и от ударов в спину, наносимых внутренней контрреволюцией. Якобинцы отвечают революционным террором на происки врага, весь народ поднимается на защиту родины от интервентов.
Боевым штабом революции становится назначенный народным представительством (Конвентом) Комитет общественного спасения. Перед 12 членами этого комитета отчитываются министры и генералы, он руководит армией на фронте, снабжением столицы хлебом, производством пороха, дипломатией молодой республики.
На секретном, как всегда, заседании 2 сентября 1793 г. Комитет общественного спасения заслушивает доклад министра иностранных дел Дефорга. Члены комитета откровенно обсуждают вопрос о поведении французских послов, многие из которых были еще дипломатами старого режима: честны ли они, может ли республика довериться их способностям и их лояльности? Говорится немало горьких слов в адрес некоторых из этих дипломатов, в частности Энена, французского поверенного в делах в Константинополе. Его даже заподозрили в продажности.
Через несколько недель Энен получил письмо от одного своего давнего знакомого, дона Симона де Лас Казаса, посла испанского короля в Венеции. Испания уже воевала с Францией, а дипломаты все еще не считали нужным прерывать старые связи. Лас Казас дружески и доверительно предупреждал Энена относительно обвинений, которые были выдвинуты против него на заседании грозного Комитета общественного спасения. Энен написал возмущенное письмо в Париж, с жаром отвергая обвинение в коррупции. Получив письмо Энена, Комитет общественного спасения пришел к выводу, что в его составе находится иностранный шпион. Нечего говорить, что это было открытие первостепенной важности: утечка секретных сведений, которыми располагал комитет, могла принести неизмеримый вред. Речь шла о жизнях тысяч солдат, об исходе военных операций, о безопасности всей республики.
И очень характерно (отметим это с самого начала), что ни у Робеспьера, ни у Сен-Жюста, ни у других членов комитета не возникло подозрение в отношении кого-либо из служащих, секретарей, присутствовавших на заседаниях. Все были убеждены, что шпионом должен быть один из членов комитета. Для этого были основания, и мы — незнакомые со многим из того, что было известно членам комитета в 1793 г., но зато осведомленные о ряде фактов, которые они не могли знать, — должны признать серьезность этих оснований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278