В ней все перемешалось, как в лепете сороки…
Элис села на диван, обтянутый выцветшим гобеленом с розовыми розочками.
— Что-нибудь слышно о Камилле? — спокойно спросил Дандас, как будто ее отсутствие не обеспокоило его. Но, вероятно, он хотел скрыть свои истинные чувства.
— О, Камилла! — воскликнула Элис. Да, вот еще один, явно огорченный уходом подруги. Уход Камиллы! Что за мрачная мысль! — Она сбежала замуж. Оставила мне записку, но та утонула в хламе, и я нашла ее только сегодня ночью.
К ее удивлению, Дандас не сказал, как Феликс:
«Я не верю». Наоборот, он, похоже, ничуть не удивился.
— Знаете, я боялся чего-то в этом роде. Я не стал вчера говорить, но у меня было предчувствие чего-то такого… Камилла — непростая девушка.
— Это верно, — кивнула Элис. — Ей всегда хочется сделать что-то из ряда вон выходящее.
— Она была не очень хорошей девушкой, — сказал несколько напыщенно Дандас. — В школе не соблюдала дисциплину. Дети вели себя, как хотели. Она настояла на том, что будет жить в этой развалюхе, которую мы собирались снести. А все остальное…
— А что остальное? — с интересом спросила Элис.
— Ну, мужчины. Она думала, что может вести себя с ними, как ей захочется. Что все они согласны, чтобы их дурачили и водили за нос.
Элис поняла его неодобрение. Он ревновал.
— Но вы в состоянии хотя бы предположить, за кого она могла выйти замуж?
— Нет. Хотя теперь, когда вы спросили, я вспоминаю большую американскую машину у ее калитки. Здесь никто на таких не ездит. Может, она и принадлежала тому незнакомцу, с которым сбежала Камилла? Должен признаться, ее поведение меня удивляет. — И Дандас закончил печально:
— Я теперь понимаю, что она не верила мне, не доверяла.
— Она что-то написала о самолете, — сказала Элис.
Бедный Дандас, он держится весьма благородно…
— Похоже, надо приглашать другую учительницу. Через неделю начинаются занятия. И теперь мы наверняка сломаем этот дом.
— Подождите недельку. Он мне так нравится, и я не могу переехать в отель.
— Боюсь, что…
Что он собирался сказать, Элис не узнала. Вошла Маргарет с тремя тарелками каши. Дандас вернулся к радушному отцовскому тону.
— Из Маргарет получится хорошая хозяйка. Ее мать умерла, когда дочка была совсем маленькой. И у нас была то одна служанка, то другая. Но теперь Маргарет управляется сама. Правда, дорогая?
Маргарет склонилась над тарелкой и ничего не ответила. Элис посмотрела на ее плохо расчесанные волосы, вьющиеся у бледной шеи. Бедный ребенок! Как ужасно она одета. Ее отец, подумала Элис, видимо, из тех мужчин, которые не обращают внимания на одежду. Но разве она сама не видит? Дандас оглядел комнату.
— Я все сохранил, как было при жене, кроме нескольких миниатюр и фарфора. Признаюсь, я люблю маленькие вещи. — И он согнул пальцы так, словно обнимал ими изящные фарфоровые фигурки за талию. — Это моя болезнь. Но большинство вещей принадлежало жене. А я слишком сентиментален. И они нам нравятся, правда, Маргарет?
Девушка снова промолчала. Дандас потянулся к столику и взял в руки табакерку, отделанную эмалью.
— Большинство вещиц моя жена привезла из Англии. Она англичанка, и у нее никого не было в Новой Зеландии. — Он повернул табакерку к свету и осторожно вытер пыль.
— Запылилась, — пробормотал он, — детка. Но твой папа так занят. Эта вещица не слишком ценная, но очень хороша. — Он вертел в руках сверкающую голубую чашу. — А это — французская эмаль. Как часть коллекции она немного значит, но я ее очень люблю. Вы должны осмотреть студию и темную комнату, мисс Эштон.
Элис попыталась заговорить.
— Это, наверное, интересно, Маргарет? Ответом было непонятное движение головой. Похоже, на этот раз разговорить ее не удастся. Маргарет груба. Конечно, у нее трудный возраст, когда все непросто, когда любовь и ненависть слишком яростны. Казалось, Маргарет ненавидит эту битком набитую вещами комнату с ее музейной атмосферой. И жалко, что она так одета. Красивое платье сразу изменило бы девушку.
Подумав об одежде, Элис начала:
— Камилла оставила в доме все вещи. Что с ними делать?
— Я думаю, она за ними пришлет.
— Да, я тоже так думаю. Она слишком разумна, чтобы бросить их. Я все пересмотрела, но единственное, что достойно внимания, — ежедневник, календарь.
Дандас поднял глаза.
— Календарь?
— У Камиллы ужасная память, — объяснила Элис. — Она всегда все записывала, и в календаре тоже. И это кое-что объясняет, как и болтовня Уэбстера. Уэбстер — изумительное создание. Он разговаривает, как попугай. А может, даже лучше, чем попугай. — Она замолчала, заметив какой-то особенно бесцветный взгляд Дандаса. Его глаза превратились в прозрачную воду.
— А что интересного было в календаре?
(Он в чем-то, видимо, виноват, подумала Элис).
— О, всякое! Люди, вещи, неотложные дела. Я потом ее подразню.
— Мне бы хотелось взглянуть на календарь, — сказал Дандас. — Может, тогда мы поймем, где она. Мужчина…
— Там не одно мужское имя! — заметила Элис. — Но я не думаю, что ей понравится, если все они прочитают ее личные заметки. — Вдруг, почувствовав на себе напряженный взгляд Дандаса, Элис пожалела, что решила подразнить его. — Но вы же знаете, что Камилла и впрямь не ангел, — сказала она ласково. — Может, это и к лучшему, что она уехала.
Дандас тяжело дышал.
— Возможно. Но мне нравилась Камилла, несмотря на все ее недостатки. Всем нам нравилась.
И кроме того, если вы не хотите, чтобы ее записи кто-то читал, их надо сжечь.
— Согласна, — кивнула Элис. — Позднее, когда мы будем уверены…
— Уверены в чем?
— Что с Камиллой все в порядке. Может возникнуть необходимость сослаться на эти записи. Дандас не спускал с нее бесцветного взгляда.
— Вы так думаете? И каким же образом?
— Ну, в случае, если ее исчезновение не просто трюк.
— Я думаю, едва ли. Надеюсь, что нет. Я не хотел бы скандалов, чтобы не повредить репутации школы. — Он умолк, а потом добавил:
— Забавно, почему вы так думаете? Почему?
— А кто такой — этот таинственный Дэлтон Торп? — спросила Элис.
Дандас, казалось, был рад сменить тему.
— Он — владелец фермы на леднике. Весьма богатый человек. Живет с сестрой. Он самый завидный холостяк в здешних местах. Насколько я знаю, Камилла была единственным гостем в их доме.
— Что касается Камиллы, этого следовало ожидать. У нее нюх на выгодную партию. Но и вы тоже — вполне подходящий для этого человек.
— Я. О… Я всего-навсего мрачный старый вдовец.
— Но к тому же и весьма скромный. Вы не читали ее заметок.
Во взгляде Дандаса появилось смущение.
— Я думаю, вы надо мной смеетесь, мисс Эштон, — решительно заявил он. И переменил тему. — Скажите, вы приехали из тех же мест, что и Камилла?
— Да. Мы вместе учились в школе. У Кэм не было семьи, только старая двоюродная сестра или кто-то в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Элис села на диван, обтянутый выцветшим гобеленом с розовыми розочками.
— Что-нибудь слышно о Камилле? — спокойно спросил Дандас, как будто ее отсутствие не обеспокоило его. Но, вероятно, он хотел скрыть свои истинные чувства.
— О, Камилла! — воскликнула Элис. Да, вот еще один, явно огорченный уходом подруги. Уход Камиллы! Что за мрачная мысль! — Она сбежала замуж. Оставила мне записку, но та утонула в хламе, и я нашла ее только сегодня ночью.
К ее удивлению, Дандас не сказал, как Феликс:
«Я не верю». Наоборот, он, похоже, ничуть не удивился.
— Знаете, я боялся чего-то в этом роде. Я не стал вчера говорить, но у меня было предчувствие чего-то такого… Камилла — непростая девушка.
— Это верно, — кивнула Элис. — Ей всегда хочется сделать что-то из ряда вон выходящее.
— Она была не очень хорошей девушкой, — сказал несколько напыщенно Дандас. — В школе не соблюдала дисциплину. Дети вели себя, как хотели. Она настояла на том, что будет жить в этой развалюхе, которую мы собирались снести. А все остальное…
— А что остальное? — с интересом спросила Элис.
— Ну, мужчины. Она думала, что может вести себя с ними, как ей захочется. Что все они согласны, чтобы их дурачили и водили за нос.
Элис поняла его неодобрение. Он ревновал.
— Но вы в состоянии хотя бы предположить, за кого она могла выйти замуж?
— Нет. Хотя теперь, когда вы спросили, я вспоминаю большую американскую машину у ее калитки. Здесь никто на таких не ездит. Может, она и принадлежала тому незнакомцу, с которым сбежала Камилла? Должен признаться, ее поведение меня удивляет. — И Дандас закончил печально:
— Я теперь понимаю, что она не верила мне, не доверяла.
— Она что-то написала о самолете, — сказала Элис.
Бедный Дандас, он держится весьма благородно…
— Похоже, надо приглашать другую учительницу. Через неделю начинаются занятия. И теперь мы наверняка сломаем этот дом.
— Подождите недельку. Он мне так нравится, и я не могу переехать в отель.
— Боюсь, что…
Что он собирался сказать, Элис не узнала. Вошла Маргарет с тремя тарелками каши. Дандас вернулся к радушному отцовскому тону.
— Из Маргарет получится хорошая хозяйка. Ее мать умерла, когда дочка была совсем маленькой. И у нас была то одна служанка, то другая. Но теперь Маргарет управляется сама. Правда, дорогая?
Маргарет склонилась над тарелкой и ничего не ответила. Элис посмотрела на ее плохо расчесанные волосы, вьющиеся у бледной шеи. Бедный ребенок! Как ужасно она одета. Ее отец, подумала Элис, видимо, из тех мужчин, которые не обращают внимания на одежду. Но разве она сама не видит? Дандас оглядел комнату.
— Я все сохранил, как было при жене, кроме нескольких миниатюр и фарфора. Признаюсь, я люблю маленькие вещи. — И он согнул пальцы так, словно обнимал ими изящные фарфоровые фигурки за талию. — Это моя болезнь. Но большинство вещей принадлежало жене. А я слишком сентиментален. И они нам нравятся, правда, Маргарет?
Девушка снова промолчала. Дандас потянулся к столику и взял в руки табакерку, отделанную эмалью.
— Большинство вещиц моя жена привезла из Англии. Она англичанка, и у нее никого не было в Новой Зеландии. — Он повернул табакерку к свету и осторожно вытер пыль.
— Запылилась, — пробормотал он, — детка. Но твой папа так занят. Эта вещица не слишком ценная, но очень хороша. — Он вертел в руках сверкающую голубую чашу. — А это — французская эмаль. Как часть коллекции она немного значит, но я ее очень люблю. Вы должны осмотреть студию и темную комнату, мисс Эштон.
Элис попыталась заговорить.
— Это, наверное, интересно, Маргарет? Ответом было непонятное движение головой. Похоже, на этот раз разговорить ее не удастся. Маргарет груба. Конечно, у нее трудный возраст, когда все непросто, когда любовь и ненависть слишком яростны. Казалось, Маргарет ненавидит эту битком набитую вещами комнату с ее музейной атмосферой. И жалко, что она так одета. Красивое платье сразу изменило бы девушку.
Подумав об одежде, Элис начала:
— Камилла оставила в доме все вещи. Что с ними делать?
— Я думаю, она за ними пришлет.
— Да, я тоже так думаю. Она слишком разумна, чтобы бросить их. Я все пересмотрела, но единственное, что достойно внимания, — ежедневник, календарь.
Дандас поднял глаза.
— Календарь?
— У Камиллы ужасная память, — объяснила Элис. — Она всегда все записывала, и в календаре тоже. И это кое-что объясняет, как и болтовня Уэбстера. Уэбстер — изумительное создание. Он разговаривает, как попугай. А может, даже лучше, чем попугай. — Она замолчала, заметив какой-то особенно бесцветный взгляд Дандаса. Его глаза превратились в прозрачную воду.
— А что интересного было в календаре?
(Он в чем-то, видимо, виноват, подумала Элис).
— О, всякое! Люди, вещи, неотложные дела. Я потом ее подразню.
— Мне бы хотелось взглянуть на календарь, — сказал Дандас. — Может, тогда мы поймем, где она. Мужчина…
— Там не одно мужское имя! — заметила Элис. — Но я не думаю, что ей понравится, если все они прочитают ее личные заметки. — Вдруг, почувствовав на себе напряженный взгляд Дандаса, Элис пожалела, что решила подразнить его. — Но вы же знаете, что Камилла и впрямь не ангел, — сказала она ласково. — Может, это и к лучшему, что она уехала.
Дандас тяжело дышал.
— Возможно. Но мне нравилась Камилла, несмотря на все ее недостатки. Всем нам нравилась.
И кроме того, если вы не хотите, чтобы ее записи кто-то читал, их надо сжечь.
— Согласна, — кивнула Элис. — Позднее, когда мы будем уверены…
— Уверены в чем?
— Что с Камиллой все в порядке. Может возникнуть необходимость сослаться на эти записи. Дандас не спускал с нее бесцветного взгляда.
— Вы так думаете? И каким же образом?
— Ну, в случае, если ее исчезновение не просто трюк.
— Я думаю, едва ли. Надеюсь, что нет. Я не хотел бы скандалов, чтобы не повредить репутации школы. — Он умолк, а потом добавил:
— Забавно, почему вы так думаете? Почему?
— А кто такой — этот таинственный Дэлтон Торп? — спросила Элис.
Дандас, казалось, был рад сменить тему.
— Он — владелец фермы на леднике. Весьма богатый человек. Живет с сестрой. Он самый завидный холостяк в здешних местах. Насколько я знаю, Камилла была единственным гостем в их доме.
— Что касается Камиллы, этого следовало ожидать. У нее нюх на выгодную партию. Но и вы тоже — вполне подходящий для этого человек.
— Я. О… Я всего-навсего мрачный старый вдовец.
— Но к тому же и весьма скромный. Вы не читали ее заметок.
Во взгляде Дандаса появилось смущение.
— Я думаю, вы надо мной смеетесь, мисс Эштон, — решительно заявил он. И переменил тему. — Скажите, вы приехали из тех же мест, что и Камилла?
— Да. Мы вместе учились в школе. У Кэм не было семьи, только старая двоюродная сестра или кто-то в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41