Я доволен, что ты привлекла меня его к обсуждению. Ты знаешь, как я дьявольски привязан к Дези.
– Конечно, знаю, – сказала Беатрис, озабоченная сейчас тем, как исправить положение. Если он смог извиниться, то это сделает и она. – Но ты можешь поехать в Париж, чтобы взглянуть на нее.
– Так. Я могу. – Голос Уильяма стал более оживленным. Он был одарен прекрасным неунывающим характером и уже был готов думать подробно о будущем. – Я могу взять ее в оперу? Показать ее?
– Не показывай ее, ради Бога. Что за необходимость делать непонятные вещи! Единственно, что нужно этой юной леди, – препятствовать этому.
– Хорошо, поскольку ты обрекаешь ее на монашеский образ жизни, ее должны были поставить в известность. Как она сама отнеслась к этой идее?
– Она еще не знает.
– Тогда разреши мне сообщить ей эту новость. Я могу смягчить удар и подготовить ее к пребыванию в этом волнующем и одном из любимых мной городов. – И через некоторое время добавил вежливо: – К сожалению, мы никогда не вернемся к себе. Ты в Париже ничего не видела, только магазин, помнишь? «Бон Марше».
Типично для него, он мог еще что-нибудь добавить. Но не добавил. Впрочем, это хорошо, потому что он сказал довольно много. Казалось, все было так давно, пока он не воскликнул «Я так одинок» и она подумала, что одержала победу над ним.
– Вы чувствуете себя неважно, мэм? – спросила Хокенс этим вечером.
Беатрис, сидя у театрального столика и сжимая пальцами виски, ответила:
– У меня немного болит голова. Это непохоже на меня, не правда ли, Хокенс?
– Да, мэм. Вы единственная в этом доме, кто всегда здоров.
– Слишком здорова. Чего волноваться? Мы решили послать мисс Дези в школу в Париж, Хокенс.
– Это будет для нее гораздо лучше. Вы будете счастливей, когда ее не будет дома.
Хокенс никогда прежде не заходила так далеко. Иногда она высказывалась невразумительно, делая отдельные замечания. Но сейчас высказалась ясно. Может, она знала правду с самого начала или у нее подобно мисс Браун был иммунитет к обаянию Дези?
– Скажите, что вы думаете об этом, Хокенс?
– Она отнимает у отца слишком много времени, что неправильно. А бедная мисс Флоренс всегда в тени. Это несправедливо, хотя у мисс Флоренс гораздо больше хороших качеств.
– А у Дези нет?
– Вы знаете, она не похожа на вас ни в чем, мэм.
Это было все. Она сказала частицу правды. Но почему будет лучше, чтобы Дези не было в доме? Пожалуй, станет более скучно.
В сопровождении отца, окруженная многочисленными чемоданами, Дези отправлялась в начале сентября, после летних каникул. Только Флоренс знала, что она рыдала каждую ночь у себя и засыпала позже, поскольку думала, что была опозорена и что мама опозорила ее навсегда. Но пока что она могла управлять своей сияющей улыбкой, когда говорила «до свидания». У Флоренс ожесточилось сердце. Люди, подобные Дези, не нуждались в сострадании. Тем не менее папа собирался оставаться в Париже, пока Дези не устроится и не будет ясно, что ее позор не воспринят так серьезно.
Когда папа вернется, Эдвин уедет. Он решил принять пост в Британском посольстве в Германии и был чрезвычайно доволен. Он так восхищался готовностью немцев к стрельбе и надеялся посмотреть сталелитейный завод Круппа в Эссене, так он говорил. А также испытать свое мастерство в любимом немецком спорте – охоте на диких кабанов в лесах. Он предпочитал охотиться на куропаток, но кабаны давали возможность бросить вызов, и Эдвин не намерен сдаваться, независимо от того, в очках он или нет.
Забавный инстинкт убийства у Овертонов, думал он иронически. Папа накалывал на булавки бабочек, сам Эдвин стрелял птиц, и они падали с неба. Но и дедушка генерал, и другие многочисленные прекрасные предки, обладающие дальнозоркостью, кончили свою жизнь от шпаги. Такова их судьба – быть убийцами, если можно причислить сюда и папу с бабочками. В душе Эдвин считал его частично «тряпкой», с его плохим здоровьем и безобидными академическими занятиями, и Эдвин был убежден, что папа все еще считает Германию нецивилизованной на свой вкус страной. Не предложил бы он, не дай Бог, сопровождать своего сына в первую поездку за границу! Эдвин очень рано познал, что лучше быть самостоятельным. Любовь, особенно родительская любовь, была спорным и ненадежным чувством.
Однако он отдал ей должное и отправился попрощаться с бабушкой Боннингтон в ее мрачный дом, где всегда были спущены занавески и воздух в гостиной наполнен запахами плесени, стряпни, камфоры, непроветренной одежды и отвратительного дыма, который постоянно стоял там, когда Эдвин был ребенком.
Он считал стариков гротескными, и первым экземпляром среди них была бабушка, с ее одышкой, пунцовыми щеками, противными желтоватыми волосами, надутыми от раздражения губами и колоссальных размеров фигурой. Эта нервозная птичка мисс Финч, похожая больше на аиста, чем на зяблика, постоянно маячила сзади.
Как же не сказать, что любовь или даже притворство не могли привлечь Эдвина к этой компании. Эдвин знал, что он любимчик бабушки. Она не была богатой и владела только этим уродливым домом, кое-какими ювелирными украшениями и огромным количеством жутких платьев. Ее действительный доход, который прекратится после ее смерти, шел из магазина «Боннингтон».
Но дом можно продать за хорошие деньги, и Эдвин надеялся, что визиты сюда были всегда вознаграждены полсовереном, а когда он поступил в Оксфорд, здесь его приветствовали подарками, соответственно увеличивающимися.
У бабушки была старая привычка – она помогала друзьям. Последнее, чем он мог вознаградить ее, это исполнить свой долг и посетить ее сейчас и, как тогда, угостить ее несколькими школьными шутками, которым она ужасно радовалась. По дороге, вытаскивая из памяти старые рассказы ужасов, он с удовольствием думал, что докажет ей, что он по-прежнему ее дорогой хороший мальчик. Есть достаточно людей, которые скажут ему это или подумают так о нем. Он может сказать сестрам, а тем более родителям об этом. Он очень давно обнаружил, что, даже когда мама целовала его и говорила «спокойной ночи», она прислушивалась к папиным шагам. Но даже бабушка не знала, как он был одинок. Он никогда не рассчитывал найти кого-нибудь там, пока он не решил, что искать кого-нибудь стыдно и есть только признанное несоответствие личностей.
Но теперь Берлин и новые друзья что-нибудь изменят, охота на кабанов и другая обстановка. Он хотел встречаться с офицерами, с той элитой из эскадронов, которые щеголяют редкими дуэлями. В красивых очках он сможет быть так же хорош, как иногда и без них. И если однажды, не через слишком долгое время, он получит деньги за проданный дом бабушки, он сможет быть на виду. Это унизительно – всегда просить денег из кассы «Боннингтона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Конечно, знаю, – сказала Беатрис, озабоченная сейчас тем, как исправить положение. Если он смог извиниться, то это сделает и она. – Но ты можешь поехать в Париж, чтобы взглянуть на нее.
– Так. Я могу. – Голос Уильяма стал более оживленным. Он был одарен прекрасным неунывающим характером и уже был готов думать подробно о будущем. – Я могу взять ее в оперу? Показать ее?
– Не показывай ее, ради Бога. Что за необходимость делать непонятные вещи! Единственно, что нужно этой юной леди, – препятствовать этому.
– Хорошо, поскольку ты обрекаешь ее на монашеский образ жизни, ее должны были поставить в известность. Как она сама отнеслась к этой идее?
– Она еще не знает.
– Тогда разреши мне сообщить ей эту новость. Я могу смягчить удар и подготовить ее к пребыванию в этом волнующем и одном из любимых мной городов. – И через некоторое время добавил вежливо: – К сожалению, мы никогда не вернемся к себе. Ты в Париже ничего не видела, только магазин, помнишь? «Бон Марше».
Типично для него, он мог еще что-нибудь добавить. Но не добавил. Впрочем, это хорошо, потому что он сказал довольно много. Казалось, все было так давно, пока он не воскликнул «Я так одинок» и она подумала, что одержала победу над ним.
– Вы чувствуете себя неважно, мэм? – спросила Хокенс этим вечером.
Беатрис, сидя у театрального столика и сжимая пальцами виски, ответила:
– У меня немного болит голова. Это непохоже на меня, не правда ли, Хокенс?
– Да, мэм. Вы единственная в этом доме, кто всегда здоров.
– Слишком здорова. Чего волноваться? Мы решили послать мисс Дези в школу в Париж, Хокенс.
– Это будет для нее гораздо лучше. Вы будете счастливей, когда ее не будет дома.
Хокенс никогда прежде не заходила так далеко. Иногда она высказывалась невразумительно, делая отдельные замечания. Но сейчас высказалась ясно. Может, она знала правду с самого начала или у нее подобно мисс Браун был иммунитет к обаянию Дези?
– Скажите, что вы думаете об этом, Хокенс?
– Она отнимает у отца слишком много времени, что неправильно. А бедная мисс Флоренс всегда в тени. Это несправедливо, хотя у мисс Флоренс гораздо больше хороших качеств.
– А у Дези нет?
– Вы знаете, она не похожа на вас ни в чем, мэм.
Это было все. Она сказала частицу правды. Но почему будет лучше, чтобы Дези не было в доме? Пожалуй, станет более скучно.
В сопровождении отца, окруженная многочисленными чемоданами, Дези отправлялась в начале сентября, после летних каникул. Только Флоренс знала, что она рыдала каждую ночь у себя и засыпала позже, поскольку думала, что была опозорена и что мама опозорила ее навсегда. Но пока что она могла управлять своей сияющей улыбкой, когда говорила «до свидания». У Флоренс ожесточилось сердце. Люди, подобные Дези, не нуждались в сострадании. Тем не менее папа собирался оставаться в Париже, пока Дези не устроится и не будет ясно, что ее позор не воспринят так серьезно.
Когда папа вернется, Эдвин уедет. Он решил принять пост в Британском посольстве в Германии и был чрезвычайно доволен. Он так восхищался готовностью немцев к стрельбе и надеялся посмотреть сталелитейный завод Круппа в Эссене, так он говорил. А также испытать свое мастерство в любимом немецком спорте – охоте на диких кабанов в лесах. Он предпочитал охотиться на куропаток, но кабаны давали возможность бросить вызов, и Эдвин не намерен сдаваться, независимо от того, в очках он или нет.
Забавный инстинкт убийства у Овертонов, думал он иронически. Папа накалывал на булавки бабочек, сам Эдвин стрелял птиц, и они падали с неба. Но и дедушка генерал, и другие многочисленные прекрасные предки, обладающие дальнозоркостью, кончили свою жизнь от шпаги. Такова их судьба – быть убийцами, если можно причислить сюда и папу с бабочками. В душе Эдвин считал его частично «тряпкой», с его плохим здоровьем и безобидными академическими занятиями, и Эдвин был убежден, что папа все еще считает Германию нецивилизованной на свой вкус страной. Не предложил бы он, не дай Бог, сопровождать своего сына в первую поездку за границу! Эдвин очень рано познал, что лучше быть самостоятельным. Любовь, особенно родительская любовь, была спорным и ненадежным чувством.
Однако он отдал ей должное и отправился попрощаться с бабушкой Боннингтон в ее мрачный дом, где всегда были спущены занавески и воздух в гостиной наполнен запахами плесени, стряпни, камфоры, непроветренной одежды и отвратительного дыма, который постоянно стоял там, когда Эдвин был ребенком.
Он считал стариков гротескными, и первым экземпляром среди них была бабушка, с ее одышкой, пунцовыми щеками, противными желтоватыми волосами, надутыми от раздражения губами и колоссальных размеров фигурой. Эта нервозная птичка мисс Финч, похожая больше на аиста, чем на зяблика, постоянно маячила сзади.
Как же не сказать, что любовь или даже притворство не могли привлечь Эдвина к этой компании. Эдвин знал, что он любимчик бабушки. Она не была богатой и владела только этим уродливым домом, кое-какими ювелирными украшениями и огромным количеством жутких платьев. Ее действительный доход, который прекратится после ее смерти, шел из магазина «Боннингтон».
Но дом можно продать за хорошие деньги, и Эдвин надеялся, что визиты сюда были всегда вознаграждены полсовереном, а когда он поступил в Оксфорд, здесь его приветствовали подарками, соответственно увеличивающимися.
У бабушки была старая привычка – она помогала друзьям. Последнее, чем он мог вознаградить ее, это исполнить свой долг и посетить ее сейчас и, как тогда, угостить ее несколькими школьными шутками, которым она ужасно радовалась. По дороге, вытаскивая из памяти старые рассказы ужасов, он с удовольствием думал, что докажет ей, что он по-прежнему ее дорогой хороший мальчик. Есть достаточно людей, которые скажут ему это или подумают так о нем. Он может сказать сестрам, а тем более родителям об этом. Он очень давно обнаружил, что, даже когда мама целовала его и говорила «спокойной ночи», она прислушивалась к папиным шагам. Но даже бабушка не знала, как он был одинок. Он никогда не рассчитывал найти кого-нибудь там, пока он не решил, что искать кого-нибудь стыдно и есть только признанное несоответствие личностей.
Но теперь Берлин и новые друзья что-нибудь изменят, охота на кабанов и другая обстановка. Он хотел встречаться с офицерами, с той элитой из эскадронов, которые щеголяют редкими дуэлями. В красивых очках он сможет быть так же хорош, как иногда и без них. И если однажды, не через слишком долгое время, он получит деньги за проданный дом бабушки, он сможет быть на виду. Это унизительно – всегда просить денег из кассы «Боннингтона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97