И еще: не отнимай у меня девочку, позволь видеться с ней, расскажи ей обо мне…
— Что рассказать? Кем ты был? Или кто ты есть? Ты говоришь, я забыла тебя. А ты сам? Ты ради золота, ради денег смог убивать невинных людей, да еще обманывать меня при этом. Ты думал, что забудешь все, будешь жить со мной потом, будто ничего не было! Что, не так?..
— Да. Согласен. Что ж, вот мне и наказание: я хотел забыть, а забыли меня. И мы уже говорили об этом, это к делу не относится…
— Относится! И я пострадала, Джек, и не только я, а моя дочь тоже. Знаешь ли ты, какой слабенькой она родилась, чего мне стоило ее выходить, сколько унижения я вынесла в этом проклятом ресторане?! Соседки показывали на меня пальцем, как на гулящую! У меня ничего не было, нечего было надеть, и у Джессики тоже ни игрушек, ни книг, ничего! Господи! — она сжала руки. — Если б ты знал, Джек!
— Агнес! — негромко произнес он, и она увидала в нем того, прежнего, Джека, которого потеряла, казалось, навсегда. — Конечно, я виноват, что так получилось, но если б я был рядом, то все сделал бы для тебя: мы бы обязательно поженились, ты бы не работала, и я бы помогал тебе во всем, ты же меня знаешь!
— Да, — ответила Агнесса уже спокойнее, — может, и так, но только я еще на прииске начала задумываться о том, что ты никогда не сможешь меня понять так, как мне хочется. Ты с самого начала меня не понимал, еще когда уговаривал бежать с тобой без венчания! Конечно, тебе было так проще, свободнее, лучше, и ты не думал, что я чувствую, что чувствовала, когда вступила с тобой в любовную связь, как вообще может переживать невинная девушка…
Джек рассмеялся, и этот смех резанул Агнессу острой болью обиды.
— Но ведь ты убежала! И силой я тебя не брал! Не обманывал! Что, разве я был груб с тобой? Важно не то, что ты чувствовала тогда, когда мы остались вместе в первый раз, а то, что испытывала потом! А потом тебе было хорошо со мной, по-настоящему хорошо!
— Ничего у нас настоящего не было! И я не намерена обсуждать такие вещи в доме моего мужа!
Джек опять засмеялся.
— Нам незачем обсуждать это, Агнес. Мы просто знаем: ты и я. И этого вполне достаточно. Если забыла — вспомни! Хочешь, вспомним вместе?! Вспомним, чтобы ты не говорила так о прошлом, не затаптывала его в грязь! Зачем ты врешь, ты же знаешь, что я хотел жениться на тебе, очень хотел… И мы могли быть так счастливы все это время… Агнес, неужели ты не помнишь ничего!
Он сделал к ней шаг, и Агнесса шарахнулась, как от чумы, даже подол платья взвился, словно приподнятый ветром.
— Вот что я скажу тебе, Джек, — произнесла она минуту спустя, немного овладев собой, — и это будет мое последнее слово: наши с тобой отношения закончились давным-давно, на прииске, когда я узнала, кем ты стал! Да, я, конечно, очень страдала, это было сильным ударом, потому что тогда я еще любила тебя, хотя уже в то время не могла себе представить, как жить с тобою после всего, что произошло. Верно, человек или любит или нет, но не только: он или может убить или нет. Я говорю не о защите, а об убийстве из расчета! Ты — смог, и мы оказались с тобой по разные стороны жизни. Прошу тебя, оставь в покое меня и Джессику; пойми, мы никогда не будем с тобой, потому что как отца она любит Орвила, а я люблю его как мужа, как мужчину, его, а не тебя! Я выполнила твою просьбу — ты увидел девочку, теперь выполни ты мою — уходи! А если тебе так хочется иметь семью, ты можешь создать ее с другой женщиной, ведь у тебя их, как ты признался сам, было немало! В конце концов, ты достаточно молод и привлекателен, несмотря ни на что, — правда, не для меня!
Она проговорила все это на одном дыхании; легкая краска прилила к ее щекам, но взгляд широко раскрытых влажных глаз был потрясающе твердым.
Джек стоял как вкопанный; впитывая одно за другим произносимые Агнессой слова, он чувствовал, как все существо его наполняется болью, тяжелой, будто камень на шее утопленника.
— Стоило искать тебя, Агнес, чтобы услышать такое! — вымолвил он, глядя на нее расширенными, сумасшедшими глазами. — Безумная ярость охватила его, безумная, но безрукая и безногая, ибо он не имел сил сдвинуться с места и стоял, пожираемый ею изнутри, стоял, словно жертва самосожжения. — Говоришь, не было у нас ничего настоящего?! Это с Орвилом у тебя ничего настоящего не было! Вы просто во всем угождали друг другу: он — потому что хотел твоей любви и боялся, что ты не забудешь меня, ты — потому что не хотела казаться неблагодарной! Вот что такое ваши «настоящие отношения»! Ваши «откровенность» и «любовь»! Моего-то ребенка ты любишь и всегда будешь любить больше всех детей Орвила вместе взятых, сколько б их там у вас ни завелось и знаешь — почему? Из-за меня! А Орвилу ты родила тоже из благодарности, просто чтобы не обидеть!
Ну, теперь видишь, что я не такая тупая скотина, какой меня считает твой добропорядочный муж! Я все знаю, Агнес: ты хочешь с корнем вырвать меня из сердца, как сорняк, вот потому и говоришь такие жестокие вещи, но имей в виду: ты бьешь себя так же ольно, как и меня! И тебе придется страдать не меньше!
Агнесса села. Она вспомнила, как недавно они были с Орвилом в театре, среди шикарной публики; она — в роскошном боа, он — в вечернем костюме… Алые бархатные занавеси и кресла, огни, огни, огни. Она смотрела пьесу и переживала… вернее, делала вид, что переживает, потому что казалось: к этому располагает буквально все. Ей было очень стыдно признаться, но она, глядя на картинку, испытывала картинные чувства, не проникаясь ими до глубины души. А там, в глубине, она была подавленно-спокойна и было все равно, что бурлит на поверхности внешнее, ненастоящее. Орвилу тоже не очень понравилась пьеса, он так и сказал, но он… не разыгрывал ничего тогда, как она. Она притворялась или даже не притворялась, она почти внушила себе, что чувствует это… И сейчас… все эти слова были ни к чему, потому что она знала свою правду. А Джек… знал ли Джек свою? Был ли он так уж уверен в своих словах?
И Агнесса решила, что никто и никогда не сумеет открыть существующую там, внутри, потаенную дверь. Никто. И никогда.
«К чему эти слова? — думала она вновь и вновь. — Зачем, по какому наитию совершается сейчас странное действо?»
Она приложила тонкие пальцы к вискам, и глаза ее стали как зеленое прозрачное стекло.
— Не стоит, Джек, — устало произнесла она, — слишком далеко, по-моему, зашли. Не надо говорить такие вещи, ты прав, мы ведь и в самом деле не чужие (Губы Джека дрогнули в нерешительной улыбке). Если ты не веришь мне, то я должна тебе, наверное, как-то это доказать.
— Что доказать? — непонимающе произнес он. Агнесса вздохнула глубоко-глубоко, точно собираясь с последними силами, и, не отводя глаз, с расстановкой произнесла:
— То, что я тебя больше не люблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Что рассказать? Кем ты был? Или кто ты есть? Ты говоришь, я забыла тебя. А ты сам? Ты ради золота, ради денег смог убивать невинных людей, да еще обманывать меня при этом. Ты думал, что забудешь все, будешь жить со мной потом, будто ничего не было! Что, не так?..
— Да. Согласен. Что ж, вот мне и наказание: я хотел забыть, а забыли меня. И мы уже говорили об этом, это к делу не относится…
— Относится! И я пострадала, Джек, и не только я, а моя дочь тоже. Знаешь ли ты, какой слабенькой она родилась, чего мне стоило ее выходить, сколько унижения я вынесла в этом проклятом ресторане?! Соседки показывали на меня пальцем, как на гулящую! У меня ничего не было, нечего было надеть, и у Джессики тоже ни игрушек, ни книг, ничего! Господи! — она сжала руки. — Если б ты знал, Джек!
— Агнес! — негромко произнес он, и она увидала в нем того, прежнего, Джека, которого потеряла, казалось, навсегда. — Конечно, я виноват, что так получилось, но если б я был рядом, то все сделал бы для тебя: мы бы обязательно поженились, ты бы не работала, и я бы помогал тебе во всем, ты же меня знаешь!
— Да, — ответила Агнесса уже спокойнее, — может, и так, но только я еще на прииске начала задумываться о том, что ты никогда не сможешь меня понять так, как мне хочется. Ты с самого начала меня не понимал, еще когда уговаривал бежать с тобой без венчания! Конечно, тебе было так проще, свободнее, лучше, и ты не думал, что я чувствую, что чувствовала, когда вступила с тобой в любовную связь, как вообще может переживать невинная девушка…
Джек рассмеялся, и этот смех резанул Агнессу острой болью обиды.
— Но ведь ты убежала! И силой я тебя не брал! Не обманывал! Что, разве я был груб с тобой? Важно не то, что ты чувствовала тогда, когда мы остались вместе в первый раз, а то, что испытывала потом! А потом тебе было хорошо со мной, по-настоящему хорошо!
— Ничего у нас настоящего не было! И я не намерена обсуждать такие вещи в доме моего мужа!
Джек опять засмеялся.
— Нам незачем обсуждать это, Агнес. Мы просто знаем: ты и я. И этого вполне достаточно. Если забыла — вспомни! Хочешь, вспомним вместе?! Вспомним, чтобы ты не говорила так о прошлом, не затаптывала его в грязь! Зачем ты врешь, ты же знаешь, что я хотел жениться на тебе, очень хотел… И мы могли быть так счастливы все это время… Агнес, неужели ты не помнишь ничего!
Он сделал к ней шаг, и Агнесса шарахнулась, как от чумы, даже подол платья взвился, словно приподнятый ветром.
— Вот что я скажу тебе, Джек, — произнесла она минуту спустя, немного овладев собой, — и это будет мое последнее слово: наши с тобой отношения закончились давным-давно, на прииске, когда я узнала, кем ты стал! Да, я, конечно, очень страдала, это было сильным ударом, потому что тогда я еще любила тебя, хотя уже в то время не могла себе представить, как жить с тобою после всего, что произошло. Верно, человек или любит или нет, но не только: он или может убить или нет. Я говорю не о защите, а об убийстве из расчета! Ты — смог, и мы оказались с тобой по разные стороны жизни. Прошу тебя, оставь в покое меня и Джессику; пойми, мы никогда не будем с тобой, потому что как отца она любит Орвила, а я люблю его как мужа, как мужчину, его, а не тебя! Я выполнила твою просьбу — ты увидел девочку, теперь выполни ты мою — уходи! А если тебе так хочется иметь семью, ты можешь создать ее с другой женщиной, ведь у тебя их, как ты признался сам, было немало! В конце концов, ты достаточно молод и привлекателен, несмотря ни на что, — правда, не для меня!
Она проговорила все это на одном дыхании; легкая краска прилила к ее щекам, но взгляд широко раскрытых влажных глаз был потрясающе твердым.
Джек стоял как вкопанный; впитывая одно за другим произносимые Агнессой слова, он чувствовал, как все существо его наполняется болью, тяжелой, будто камень на шее утопленника.
— Стоило искать тебя, Агнес, чтобы услышать такое! — вымолвил он, глядя на нее расширенными, сумасшедшими глазами. — Безумная ярость охватила его, безумная, но безрукая и безногая, ибо он не имел сил сдвинуться с места и стоял, пожираемый ею изнутри, стоял, словно жертва самосожжения. — Говоришь, не было у нас ничего настоящего?! Это с Орвилом у тебя ничего настоящего не было! Вы просто во всем угождали друг другу: он — потому что хотел твоей любви и боялся, что ты не забудешь меня, ты — потому что не хотела казаться неблагодарной! Вот что такое ваши «настоящие отношения»! Ваши «откровенность» и «любовь»! Моего-то ребенка ты любишь и всегда будешь любить больше всех детей Орвила вместе взятых, сколько б их там у вас ни завелось и знаешь — почему? Из-за меня! А Орвилу ты родила тоже из благодарности, просто чтобы не обидеть!
Ну, теперь видишь, что я не такая тупая скотина, какой меня считает твой добропорядочный муж! Я все знаю, Агнес: ты хочешь с корнем вырвать меня из сердца, как сорняк, вот потому и говоришь такие жестокие вещи, но имей в виду: ты бьешь себя так же ольно, как и меня! И тебе придется страдать не меньше!
Агнесса села. Она вспомнила, как недавно они были с Орвилом в театре, среди шикарной публики; она — в роскошном боа, он — в вечернем костюме… Алые бархатные занавеси и кресла, огни, огни, огни. Она смотрела пьесу и переживала… вернее, делала вид, что переживает, потому что казалось: к этому располагает буквально все. Ей было очень стыдно признаться, но она, глядя на картинку, испытывала картинные чувства, не проникаясь ими до глубины души. А там, в глубине, она была подавленно-спокойна и было все равно, что бурлит на поверхности внешнее, ненастоящее. Орвилу тоже не очень понравилась пьеса, он так и сказал, но он… не разыгрывал ничего тогда, как она. Она притворялась или даже не притворялась, она почти внушила себе, что чувствует это… И сейчас… все эти слова были ни к чему, потому что она знала свою правду. А Джек… знал ли Джек свою? Был ли он так уж уверен в своих словах?
И Агнесса решила, что никто и никогда не сумеет открыть существующую там, внутри, потаенную дверь. Никто. И никогда.
«К чему эти слова? — думала она вновь и вновь. — Зачем, по какому наитию совершается сейчас странное действо?»
Она приложила тонкие пальцы к вискам, и глаза ее стали как зеленое прозрачное стекло.
— Не стоит, Джек, — устало произнесла она, — слишком далеко, по-моему, зашли. Не надо говорить такие вещи, ты прав, мы ведь и в самом деле не чужие (Губы Джека дрогнули в нерешительной улыбке). Если ты не веришь мне, то я должна тебе, наверное, как-то это доказать.
— Что доказать? — непонимающе произнес он. Агнесса вздохнула глубоко-глубоко, точно собираясь с последними силами, и, не отводя глаз, с расстановкой произнесла:
— То, что я тебя больше не люблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116