— Наверняка такие были с обеих сторон, — сказала Летти.
— Салли Энн все еще прохладно к нему относится, но, по крайней мере, разговаривает с ним. Не уверена, что она держит его на расстоянии из-за того, что не испытывает к нему чувств. Скорее всего, причина в ее упрямой гордости. Представляю, что будет, если после всего сказанного и сделанного она откажет ему. Но он сам в это ввязался. А пока Элм Гроув защищено от сборщика налогов или кого бы то ни было еще, кто задумал бы захватить это поместье. Ужасно смотреть на все с этой точки зрения, но так уж выходит.
— Довольно практичный подход.
— Да, нам приходится быть практичными. — Тетушка Эм завязала узлом нитку и подняла наволочку, чтобы рассмотреть ее. — Салли Энн расстроена. Кажется, Анжелика, подруга Мари Вуазен, получила предложение, которое я не могу назвать иначе как непристойным. Какой-то мужчина набрался нахальства и предложил ей поехать с ним в Новый Орлеан и стать его любовницей. Если она захочет быть практичной, то согласится.
— Потому что она не чистой крови? — Голос Летти прозвучал резче, чем она хотела.
— А что же ей делать? Среди gens-de-couleur libres для нее нет подходящего мужа. Она слишком хорошо воспитана и образована, чтобы выйти замуж за освобожденного невольника. И больше нет громадного приданого, которое могло бы убедить белого человека взять ее в жены.
— Но любовницей!..
— Такие женщины пользуются в Новом Орлеане определенным уважением. У них есть собственные дома, лошади, экипажи. Связь может, а часто так и бывает, длиться годами. Иногда до тех пор, пока мужчина не женится, иногда до конца дней. Если есть дети, отец обеспечивает их и дает им образование. Такое положение ниже, чем положение жены, но гораздо выше положения уличных женщин. И жизнь такая совсем не так плоха.
— Наверное, нет. Для мужчины.
— Я все думаю, кто же ей это предложил. Она нравилась О'Коннору. Надеюсь, Анжелика не доверится ему, если это именно он. Возможно, он слышал о таких связях, но будь я проклята, если он понимает, как действуют такие договоренности. Он продержит ее месяц или два, и на этом все кончится. Да я и не слышала, чтобы он собирался переезжать в Новый Орлеан.
Летти издала звук, который можно было принять за интерес к рассказу. На самом деле ей хотелось, чтобы собеседница помолчала. Все, что ей было нужно, это посидеть тихо и дождаться часа, когда она сможет сказать, что собирается спать, часа, когда она отправится на назначенную встречу.
Большой бледно-зеленый мотылек влетел, трепеща крылышками. Он покружился, как бы сомневаясь и спрашивая, рады ли его появлению, и прямиком направился к лампе. Летти протянула руку, чтобы отогнать его от стекла и жаркого пламени внутри его. Мотылек зацепился за ее руку и сел, подрагивая хвостиком. Летти смотрела не него завороженная. Ее странно тронула его доверчивость. Он не мог знать, что ей доверять нельзя.
— Кстати, о переезде. Говорят, миссис Риден будет жить у родственников в Монро. Она не сможет оставаться здесь, где был убит ее сын. Во всяком случае, так рассказывают. Скандала она не вынесет. Но что касается меня, я бы так говорить не стала. У каждого из нас своя тяжелая ноша, и все мы должны нести ее, кто как может.
— Да, это так. — Испуганный ее голосом, мотылек вспорхнул и улетел. Летти наблюдала, как он описал круг и уселся на золоченую раму картины.
— Господи! Как же вы бледны, моя милая. Надеюсь, вы не заболеваете? Вы же были такой крепкой. Но новички часто болеют, пока не привыкнут к жаре. Может быть, вам дать лекарственного чая с сассафрасом. Старики говорят, он разжижает и очищает кровь.
— У меня просто немного болит голова.
— Может быть, вы выпьете опийной настойки из запасов Рэнни? Я бы вам с удовольствием ее дала. Я знаю, что такое головная боль. У меня голова болит не часто, но когда болит — это страшно.
— Нет, нет. Все и так пройдет. — От опийной настойки она заснет. Этого ей хотелось меньше всего. — А вот и Рэнни с пирожными. Может, это как раз то, что мне нужно.
Вечер проходил. Минуты и часы бежали все быстрее и быстрее, пока, наконец, часы в гостиной не пробили одиннадцать. Пора было идти. Летти выскользнула из темного дома через окно на веранду. В одних чулках она бесшумно прошла по веранде и лестнице. Внизу остановилась, надела свои сапоги для верховой езды, вышла за ворота и двинулась по дорожке туда, где ее ждал полковник. Он привел ей лошадь. Летти взобралась в седло с его помощью и подобрала поводья.
Летти еще могла отказаться от поездки. Не было никакой необходимости ехать ей самой. Вполне достаточно было ее утреннего визита к полковнику. Он и его люди позаботятся об остальном.
Но она не могла не поехать. Ей было необходимо увидеть все своими глазами. Это ее долг, говорила она себе. Она это начала и должна знать, чем все закончится. Ради Генри и ради всех других погибших она должна увидеть, как схватят Шипа, раз и навсегда.
Но дело было не только в этом. Ей хотелось знать, необходимо было знать, кто этот человек, который так провел и обманул ее, использовал ее и научил любить. Летти не могла больше выносить неведения, ни дня, ни часа. Любопытство разъедало все внутри, как мучительная болезнь. Она не остановится, не успокоится, пока не узнает его имя, где он живет и как.
Но и это было еще не все. Как в конце какого-нибудь чудесного сна, Летти чувствовала потребность задержать пробуждение. Несмотря ни на что, она позволила себе какое-то время думать о том, что реально существует человек, который рискует собой ради спасения других, принципы которого непоколебимы, кто борется не потому, что он может что-либо выиграть или потерять, а потому, что это — зло. Кончина героя заслуживала того, чтобы на ней присутствовали один-два плакальщика.
Но важнее всего было то, что ей необходимо там присутствовать, чтобы посмотреть ему в лицо. Ей нужно увидеть этого человека, просто человека. Летти хотела, чтобы он разозлился и ругался на нее за то, что оказался в оковах. Она хотела, чтобы его принизили до того образа, что сложился у нее в голове. Чтобы она увидела в нем расчетливого убийцу, каким, она знала, он и был на самом деле. Она хотела доказательства, подтверждения, осознания своей правоты, чтобы неотступно преследовавшие ее сомнения развеялись, чтобы она могла заключить мир со своей душой.
В конце концов, она должна была там быть ради Генри, чтобы остаться верной его памяти. Она хотела знать, что человек, которого она помогла поймать, — убийца ее брата, что она добилась того, ради чего ехала так далеко. Летти хотела убедиться, что она выполнила долг перед памятью Генри и что она может уехать отсюда и больше никогда не возвращаться.
Оправдания, опять оправдания. Но, в конце концов, она хотела самой малости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99