— Ей нужен не ты, кто-то другой, ненастоящий. Ты забил ей голову чепухой, дал ей повод думать, что походишь на героя из кино. Но это не так. Ты никогда им не был.
Саммер была неподвижна. Ее плач сменился молчанием. Глаза были широко раскрыты.
— Не волнуйся, Аннет, — тихо произнес Рей. — Саммер слишком хорошо знает, что «Болотное царство» всего лишь кино. И она прекрасно знает, чем чаще всего кончаются такие истории. По крайней мере, ты научила ее этому.
Аннет внимательно посмотрела на него. Потом ее лицо исказилось:
— Она — мой ребенок! Я без нее — ничто, ничто! Она все, что у меня есть. Она нужна мне! О Боже, как она мне нужна!
Когда эхо этих отчаянных криков замерло в коридоре, Саммер шевельнулась. Она медленно подняла голову и высвободилась из рук Рея. Девочка переводила взгляд с него на свою мать. Ее губы на мгновение сжались, затем ее лицо наполнилось решимостью, которая, казалось, стерла все детские черты, поэтому выражение, с которым она встретила мучительную реальность, было вполне взрослым.
Рей, продолжая крепко держать девочку за руку, произнес с подчеркнутой нежностью:
— Саммер знает, что нужна тебе. Она также знает, что ты любишь ее по-своему, как Жан-Пьер любил Алисию. Более того, она понимает, я думаю, что, хотя я и не Жан-Пьер, для нее всегда найдется место в сердце болот, да и в моем тоже.
Саммер тихо произнесла:
— Я действительно понимаю, я так думаю.
— И ты будешь помнить?
— Всегда, — сказала она приглушенно. — Мы… нам было весело, правда?
— Очень, — так же тихо ответил Рей.
— Я не забуду, как надо танцевать каджунский вальс.
— Не забывай.
— И когда-нибудь я вернусь, правда-правда. Мы снова отправимся на рыбалку. И будем кататься по реке, пройдем весь путь до самого конца болот, до того места, где начинаются озера.
— Я буду ждать. А до тех пор я буду смотреть фильмы с твоим участием на большом экране.
— Да, я буду там, — потом она еле слышно повторила: — Буду.
В наступившей тишине Булл прокашлялся и звонким трубным голосом скомандовал:
— На сегодня хватит, ребята. Собирайте вещи, сворачивайте съемки, уходим. Все на выход!
Когда все оборудование укатили и коридор освободили, Джулия подняла глаза и увидела подружку Вэнса, нацелившую фотокамеру на Саммер и Рея. Она быстро закрыла собой сцену, которую собиралась снять репортерша, и с хмурым видом направилась к ней.
— Минуточку, — сказала женщина, отступая. — У меня есть разрешение находиться здесь. Вэнс сказал…
— Мне все равно, что говорит Вэнс, больше ваше разрешение недействительно, — ответила ей Джулия.
— Все, что происходит здесь: всякие случаи, убийства, эта трогательная сцена с ребенком, — вы не можете запретить публике знать об этом.
— Не могу? — Джулия выхватила фотокамеру из рук женщины. Отвернувшись от налетевшей на нее репортерши, пытающейся вернуть свою собственность, Джулия вытащила из камеры пленку, засветив ее. После этого она вернула камеру.
— Возьмите и уходите. Если еще раз увижу вас на съемочной площадке, вас арестуют за вторжение в частное владение.
Разобравшись с репортершей, Джулия посмотрела туда, где были Рей и Саммер, и увидела, что они вместе с Аннет направляются в пустующий зал ожидания. Она слышала низкий голос Рея, видела, как Саммер смотрела на него — с надеждой, доверием, любовью. Девочка держала за руки Рея и свою мать и больше не плакала.
Зато плакала Джулия. Правда, слезы были у нее в душе. Она просто тонула в них — и в глубокой, захлестывающей волне страстной нежности, принесшей их. Она любила этого удаляющегося человека, человека, способного понять ребенка и ответить на его чувства. Она любила его за все — за силу, доброту, юмор. Она любила его за то, что он делал для других, и за то, что он делал для нее. Она любила его, даже если это ничего не меняло.
Джулия оперлась о стену и прикрыла глаза. Ее трясло. Может быть, это было от слабости; возможно, она пыталась сделать слишком много за слишком короткое время. А может быть, это было последствие шока. Но все остальное явилось причиной безумной ярости, охватившей ее.
Саммер была такая ранимая, так нуждалась в любви и все же обладала большой смелостью. Любой, кто попробует наехать на нее, получит отпор в два счета.
Осознав это, она еще кое-что разглядела. Это был последний маленький кусочек головоломки, которую она мысленно складывала.
И теперь, разобравшись во всем, она знала, что ей нужно делать.
Глава двадцать третья
Если уж ей предстоит быть мишенью, она должна вести себя соответственно. Вот это уже была рациональная Джулия. Возможно, это было не самое мудрое решение, но она уже устала от мыслей, устала от ожидания того, что произойдет в следующий момент, и страха, что будет не в состоянии что-либо изменить. Но больше всего ее раздражало, что всеми ее действиями руководил гнев, гнев от мысли, что кто-то может посягнуть на то, что принадлежит ей, использовать ее собственность в своих интересах и остаться безнаказанным. Кроме гнева, она ощущала жалость, но предпочитала не думать об этом.
Она позвонила в мотель в Гонзалесе вскоре после того, как вернулась в дом тети Тин. Позвонив, она долго сидела, пытаясь сочинить письмо о том, что она делает, но которое одновременно не спугнуло бы дичь. Она долго размышляла, кому его адресовать, но особого выбора не было. Существовал только один человек, который наверняка сделал бы все, что необходимо. Она запечатала письмо в конверт и написала на нем имя тети Тин.
Юбка-хаки и блузка, которые были на ней, не годились. Она быстро разделась и, бросив одежду на кровать, вытащила свой темно-серый чемодан. Достав джинсы и футболку в бело-синюю полоску, она натянула их, потом надела носки и спортивные тапочки. В последнюю минуту она повязала вокруг талии вязаный хлопчатобумажный свитер — в тот вечер в воздухе ощущалась какая-то неподвижность, предвещавшая дождь.
Саммер вернулась домой вместе с Донной, поскольку Аннет, после разговора в больнице, решила добровольно пройти обследование по антинаркотической программе. Она сказала, что хочет изменить свою жизнь ради дочери, и это казалось лучшим действием для начала. Позже Донна отправилась домой проведать своих детей. Джулия слышала, как бубнит телевизор в спальне тети Тин, и решила, что это, наверное, Саммер смотрит его. Тетя Тин, как обычно, была на кухне. Рей еще не вернулся после дневных съемок и никому не сказал, куда собирается.
Джулия не желала делать никаких поспешных действий. Она прошла в павильон, а через него — в спальню. Саммер лежала на кровати в пижаме и выцветшем домашнем халате, очень смахивающим на халат тети Тин, и смотрела какое-то шоу. Ее носик все еще был красным, а глаза припухли от слез, но сейчас она казалась вполне успокоившейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100