К его великому разочарованию, надежда не оправдалась, и тогда он попросил владельца тех земель, сеньора де Треньи, пригласить на обед принца Конде и его супругу. Таким образом, в день приема, спрятавшись за гобеленом, украшавшим столовую, король, мог тайно любоваться Шарлоттой, сколько душе угодно…
Однако этого «сладостного видения» ему было, разумеется, недостаточно, и тогда он задумал новую, но не менее сумасбродную затею. Был канун праздника святого Губерта. Король распорядился подготовить свору собак и на следующий день чуть свет явился в парк Треньи, предварительно заклеив себе пластырем один глаз,
В десять часов утра принцесса де Конде выехала в карете на прогулку и неожиданно увидела незнакомых ей собак.
— Кому принадлежит эта свора?
— Начальнику королевской псовой охоты, — ответили ей.
Она выглянула из кареты, чтобы полюбоваться холеными животными, и заметила очень странного псового охотника с повязкой на лице, делавшего ей отчаянные знаки своим единственным глазом. Заинтригованная, она всмотрелась повнимательнее и узнала короля..
Возможно, в ту минуту она и хотела, чтобы человек, которого она в своих письмах называла «Мое все» и «Мой дорогой шевалье», похитил ее. Малейшего жеста было бы достаточно, чтобы он раскрыл себя и заявил:
«Я — король, следуйте за мной!»
Но она побоялась неуместного вмешательства своих спутников, которые все до одного были друзьями принца Конде.
— Вернемся в замок, — сказала она спокойно. Час спустя, когда Шарлотта стояла на балконе большой гостиной господина де Тренья и любовалась открывавшимся перед ней видом, она не смогла сдержать улыбку, потому что увидела, как Генрих IV, все с той же повязкой на глазу, выглядывал из окна какого-то сарая и посылал ей воздушные поцелуи…
Конде, конечно, знал обо всех этих проделках. Опасаясь нового налета со стороны короля, он приказал заложить карету и вместе с Шарлоттой выехал в Ландреси, городок на границе с Бельгией.
Беарнец, возвратившийся в Париж, играл в своем маленьком кабинете в Лувре в карты, когда ему сообщили о бегстве Конде. Совершенно растерявшись, он прошептал Бассомпьеру:
— Друг мой, я пропал. Этот человек увез жену в неведомые леса, я неизвестно еще, зачем: то ли чтобы убить ее, то ли вывезти из королевства. Последите за моими деньгами и продолжайте играть вместо меня, пока я пойду узнаю поточнее, что произошло.
Когда ему сказали, что Конде и Шарлотта находятся в Бельгии , у него начались конвульсии, потом он собрал всех своих министров и, стукнув кулаком по столу, закричал:
— Если потребуется, я объявлю Испании войну, но во что бы то ни стало верну принцессу де Конде.
Равальяку суждено было помешать осуществлению этого сумасбродного намерения…
* * *
Пока король разрабатывал план военной кампании, маркиз де Прален вступил в переговоры с эрцгерцогом Альбертом, правителем Нидерландов.
— Я прибыл, — сказал маркиз, — просить вас от имени короля Франции арестовать принца Конде и доставить его на границу. Его Величество полагает, что не только для его удовлетворения, но и для общественного блага принц и его супруга должны вернуться во Францию.
Эти слова заставили улыбнуться эрцгерцога, который прекрасно знал, какого удовлетворения ждет Беарнец от Шарлотты.
— Мне жаль, что я не могу способствовать благу французского королевства, — сказал он, и в глазах его мелькнула ирония. Однако законы гостеприимства священны!
Принца Конде известили об этом демарше в тот же вечер. Охваченный паникой, он подумал, что добрый король Генрих, возможно, подошлет к нему наемных убийц, чтобы потом с удовольствием утешать его вдову, и поспешно выехал в Кельн, где надеялся «переждать под защитой германских законов».
Спустя четыре дня после его отъезда Шарлотта тоже покинула Ландреси, но она решила укрыться в Брюсселе, у своей невестки, принцессы Оранской.
Тогда Генрих IV решил ее похитить, а так как у него было особое пристрастие к необычным ситуациям, он поручил маркизу де Кевру, брату прекрасной Габриэли (и будущему маршалу д`Эстре), осуществление этой исключительной операции.
Шарлотта, невероятно скучавшая в Брюсселе, узнав о грозящем ей похищении, в глубине души была готова следовать за своими похитителями, которые вот-вот должны были появиться. Но теперь уже Мария Медичи предупредила принца Конде, и задуманное мероприятие провалилось, к несказанной радости европейских монархов, которые с легко угадываемым интересом следили за всеми перипетиями этого ничтожного дела.
Генрих IV был просто разъярен неудачей. Эта женщина была нужна ему во что бы то ни стало, и потому он отдал приказ усилить военные приготовления. По всем дорогам Франции маршировали солдаты, повсюду создавались продовольственные и артиллерийские склады, укреплялись границы, а явно взволнованный посол дон Иниго де Кардена писал королю Испании: «Все здесь ждут со дня на день, что король двинется походом на Брюссель, собрав для этого довольно мощную кавалерию».
Однако Генрих IV все же не решался продемонстрировать перед всем миром готовность отдать врагу на растерзание свой народ ради одной-единственной женщины. И тут само небо пришло ему на помощь, создав весьма достойный предлог для вступления в Нидерланды: проблема наследования Клевского и Юлихскогэ герцогств.
Король знал, что Австрия мечтала прибрать к рукам эти земли, надеясь стать в ряд европейских монархий, и потому энергично поддержал сторону наследников. А это означало только одно: в Шампань вошла сто десятитысячная армия, двенадцать тысяч лошадей и сто пушек.
28 апреля 1660 года передовые части армии находились в Мезьере. 29 апреля Генрих IV сообщил эрцгерцогу, что французские войска собираются вторгнуться на его территорию и встать под Брюсселем, требуя выдачи принцессы де Конде. Принимая во внимание задействованные силы, между Францией и Испанией вот-вот должна была разразиться беспрецедентная война из-за новоявленной Елены …
Большинство авторов исторических трудов, как правило, уклоняются от изложения истинных причин столь грандиозной мобилизации военных сил. Эти господа из какой-то ложной стыдливости напирают на политические цели, тогда как у сердца есть свои резоны, и все объясняют разногласиями по Юлихскому делу. Вилвруа сказал однажды Пекнюсу: «Пусть только принцесса де Конде. вернется во Францию, и тогда для решения Юлихского дела достаточно будет трех-четырех тысяч человек». Это только подтверждает, «то главной целью предпринимаемых Генрихом IV действий была Шарлотта. Сен-Симон также пишет в своих „Мемуарах“, что под предлогом Клевского дела король „стремился прежде всего выступить против эрцгерцогини и похитить у нее красавицу, мысль о которой переполняла его любовью и яростью“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Однако этого «сладостного видения» ему было, разумеется, недостаточно, и тогда он задумал новую, но не менее сумасбродную затею. Был канун праздника святого Губерта. Король распорядился подготовить свору собак и на следующий день чуть свет явился в парк Треньи, предварительно заклеив себе пластырем один глаз,
В десять часов утра принцесса де Конде выехала в карете на прогулку и неожиданно увидела незнакомых ей собак.
— Кому принадлежит эта свора?
— Начальнику королевской псовой охоты, — ответили ей.
Она выглянула из кареты, чтобы полюбоваться холеными животными, и заметила очень странного псового охотника с повязкой на лице, делавшего ей отчаянные знаки своим единственным глазом. Заинтригованная, она всмотрелась повнимательнее и узнала короля..
Возможно, в ту минуту она и хотела, чтобы человек, которого она в своих письмах называла «Мое все» и «Мой дорогой шевалье», похитил ее. Малейшего жеста было бы достаточно, чтобы он раскрыл себя и заявил:
«Я — король, следуйте за мной!»
Но она побоялась неуместного вмешательства своих спутников, которые все до одного были друзьями принца Конде.
— Вернемся в замок, — сказала она спокойно. Час спустя, когда Шарлотта стояла на балконе большой гостиной господина де Тренья и любовалась открывавшимся перед ней видом, она не смогла сдержать улыбку, потому что увидела, как Генрих IV, все с той же повязкой на глазу, выглядывал из окна какого-то сарая и посылал ей воздушные поцелуи…
Конде, конечно, знал обо всех этих проделках. Опасаясь нового налета со стороны короля, он приказал заложить карету и вместе с Шарлоттой выехал в Ландреси, городок на границе с Бельгией.
Беарнец, возвратившийся в Париж, играл в своем маленьком кабинете в Лувре в карты, когда ему сообщили о бегстве Конде. Совершенно растерявшись, он прошептал Бассомпьеру:
— Друг мой, я пропал. Этот человек увез жену в неведомые леса, я неизвестно еще, зачем: то ли чтобы убить ее, то ли вывезти из королевства. Последите за моими деньгами и продолжайте играть вместо меня, пока я пойду узнаю поточнее, что произошло.
Когда ему сказали, что Конде и Шарлотта находятся в Бельгии , у него начались конвульсии, потом он собрал всех своих министров и, стукнув кулаком по столу, закричал:
— Если потребуется, я объявлю Испании войну, но во что бы то ни стало верну принцессу де Конде.
Равальяку суждено было помешать осуществлению этого сумасбродного намерения…
* * *
Пока король разрабатывал план военной кампании, маркиз де Прален вступил в переговоры с эрцгерцогом Альбертом, правителем Нидерландов.
— Я прибыл, — сказал маркиз, — просить вас от имени короля Франции арестовать принца Конде и доставить его на границу. Его Величество полагает, что не только для его удовлетворения, но и для общественного блага принц и его супруга должны вернуться во Францию.
Эти слова заставили улыбнуться эрцгерцога, который прекрасно знал, какого удовлетворения ждет Беарнец от Шарлотты.
— Мне жаль, что я не могу способствовать благу французского королевства, — сказал он, и в глазах его мелькнула ирония. Однако законы гостеприимства священны!
Принца Конде известили об этом демарше в тот же вечер. Охваченный паникой, он подумал, что добрый король Генрих, возможно, подошлет к нему наемных убийц, чтобы потом с удовольствием утешать его вдову, и поспешно выехал в Кельн, где надеялся «переждать под защитой германских законов».
Спустя четыре дня после его отъезда Шарлотта тоже покинула Ландреси, но она решила укрыться в Брюсселе, у своей невестки, принцессы Оранской.
Тогда Генрих IV решил ее похитить, а так как у него было особое пристрастие к необычным ситуациям, он поручил маркизу де Кевру, брату прекрасной Габриэли (и будущему маршалу д`Эстре), осуществление этой исключительной операции.
Шарлотта, невероятно скучавшая в Брюсселе, узнав о грозящем ей похищении, в глубине души была готова следовать за своими похитителями, которые вот-вот должны были появиться. Но теперь уже Мария Медичи предупредила принца Конде, и задуманное мероприятие провалилось, к несказанной радости европейских монархов, которые с легко угадываемым интересом следили за всеми перипетиями этого ничтожного дела.
Генрих IV был просто разъярен неудачей. Эта женщина была нужна ему во что бы то ни стало, и потому он отдал приказ усилить военные приготовления. По всем дорогам Франции маршировали солдаты, повсюду создавались продовольственные и артиллерийские склады, укреплялись границы, а явно взволнованный посол дон Иниго де Кардена писал королю Испании: «Все здесь ждут со дня на день, что король двинется походом на Брюссель, собрав для этого довольно мощную кавалерию».
Однако Генрих IV все же не решался продемонстрировать перед всем миром готовность отдать врагу на растерзание свой народ ради одной-единственной женщины. И тут само небо пришло ему на помощь, создав весьма достойный предлог для вступления в Нидерланды: проблема наследования Клевского и Юлихскогэ герцогств.
Король знал, что Австрия мечтала прибрать к рукам эти земли, надеясь стать в ряд европейских монархий, и потому энергично поддержал сторону наследников. А это означало только одно: в Шампань вошла сто десятитысячная армия, двенадцать тысяч лошадей и сто пушек.
28 апреля 1660 года передовые части армии находились в Мезьере. 29 апреля Генрих IV сообщил эрцгерцогу, что французские войска собираются вторгнуться на его территорию и встать под Брюсселем, требуя выдачи принцессы де Конде. Принимая во внимание задействованные силы, между Францией и Испанией вот-вот должна была разразиться беспрецедентная война из-за новоявленной Елены …
Большинство авторов исторических трудов, как правило, уклоняются от изложения истинных причин столь грандиозной мобилизации военных сил. Эти господа из какой-то ложной стыдливости напирают на политические цели, тогда как у сердца есть свои резоны, и все объясняют разногласиями по Юлихскому делу. Вилвруа сказал однажды Пекнюсу: «Пусть только принцесса де Конде. вернется во Францию, и тогда для решения Юлихского дела достаточно будет трех-четырех тысяч человек». Это только подтверждает, «то главной целью предпринимаемых Генрихом IV действий была Шарлотта. Сен-Симон также пишет в своих „Мемуарах“, что под предлогом Клевского дела король „стремился прежде всего выступить против эрцгерцогини и похитить у нее красавицу, мысль о которой переполняла его любовью и яростью“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84