Чтобы подбодрить его, Розали прошептала:
— Простите меня, монсеньер, но вы мне так нравитесь! Вы так хороши собой!
Эта грубая лесть несколько приручила герцога, и он придвинулся к ней.
Используя полученные благодаря опыту в таких делах приемы, Розали сейчас же начала готовить его к первому уроку.
К несчастью, бедный юноша был по-прежнему погружен в полнейшую апатию и, казалось, совершенно не интересовался уроком. Как пишет один из его современников, «его натура, которую еще ни один талантливый ментор не пытался приучить к подобным занятиям, оставалась совершенно глуха». Наделенная невероятным чутьем в искусстве преподавания любви, молодая балерина поняла, что, если она хочет увлечь за собой молодого герцога, ей придется — если можно так выразиться — «поставить ему ушки на макушке»…
Немного усердия и правильные педагогические приемы позволили прелестной наставнице привести своего ученика в состояние, когда он мог наилучшим образом воспринять ее науку…
Как только он воспламенился настолько, что, казалось, сам захотел углубиться в предмет, Розали увлекла его к софе.
Там Филипп, которого ловкость Розали вывела из спячки, проявил себя с наилучшей стороны, и герцог Орлеанский, наблюдавший всю сцену в замочную скважину, смог убедиться, что его сын «достоин заменить
его в делах любви».
Он уже было собрался войти, чтобы поздравить сына, но тут герцог Шартрский, нашедший первый урок ом назидательным, попросил Розали повторить объяснения в несколько более витиеватых выражениях.
Счастливый и гордый отец вновь нагнулся к замочной скважине и смог присутствовать при втором, полном страсти и задора уроке. Воистину, Филипп был способным учеником. Ознакомившись со всеми прелестями Розали, он трижды доказал ей, что усвоил все тонкости науки…
* * *
Когда занятие, наконец, завершилось, герцог Орлеанский рванулся в салон. Филипп отдыхал, растянувшись на софе. Увидев отца, он почтительно встал; как пишет г-н де Буйе, «в его облике теперь появилось нечто мужественное, в чем отец убедился с огромной радостью. Розали блестяще, в один миг, превратила своего робкого ученика в мужчину, он познал женщину и сделался надменным и уверенным в себе»
— Ну, так что же вы теперь думаете о нашем школьнике? — спросил герцог Орлеанский танцовщицу.
«Вместо ответа, — свидетельствует г-н де Буйе, — Розали Дютэ кинулась на шею молодому атлету и покрыла его поцелуями. Отец со слезами на глазах привлек обоих к себе и расцеловал».
Трогательная семейная сцена, не правда ли?..
* * *
Чрезвычайно довольный, герцог провел очаровательную учительницу в свой личный кабинет и вознаградил ее увесистым кошельком.
— Ваша метода превосходна, мадемуазель, — сказал он, — и я буду иметь удовольствие рекомендовать вас тем моим друзьям, которым необходимо обтесать сыновей.
Взволнованная мадемуазель Дютэ поблагодарила его, сказав, что она будет счастлива иметь хороших учеников.
По свидетельству некоторых историков, совершенно развеселившийся герцог якобы спросил ее, дает ли она уроки усовершенствования. Получив утвердительный ответ балерины, он захотел получить урок немедленно.
В благодарность он сдержал обещание и обеспечил ей обширную клиентуру.
* * *
Преуспев в деле лишения невинности герцога Шартрского, Розали Дютэ сделала блестящую карьеру. Все любители этой игры хотели лично узнать прелести и умение такой талантливей воспитательницы. Она получала
так много приглашений, что в скором времени не знала, куда приклонить голову, если будет уместно так выразиться.
Пока Розали завоевывала положение на этом галантном поприще, воодушевленный ею Филипп с головой ударился в распутство. Он стал завсегдатаем салонов парижских сведен и вскоре приобрел там удивительную репутацию.
Послушаем, что пишет об этом Марэ, которому поручено было следить за герцогом:
«Наконец-то герцог Шартрский посетил Бриссодиху. Когда он появился в ее заведении, она предоставила ему самый лакомый кусочек, который имела. Эта честь выпала девице Лавинь, по прозвищу Дюрансн. Она занялась Его светлостью, и они расстались только после третьей попытки. Благородный господин казался очарованным и дал ей пятнадцать лун. Он сказал хозяйке, что хотел бы продолжить скачки, но девушка отказалась. Она нашла юношу ужасно грубым в его ласках в нем не было никакой утонченности, и он ругался, как трактирщик. Многие девицы потом подтверждали это мнение; все свидетельствовало о том, что герцог будет грязным развратником.
Чтобы поправить дело, нужно, чтобы герцог влюбился в честную женщину, которая своим влиянием сможет заставить его быть любезнее и перестать употреблять слова, от которых покраснел бы самый закоренелый негодяй. Никогда герцог не будет равен своему отцу… Тот тоже начал очень рано, но… вел дело совсем по иному, и многие красивые женщины желали быть покоренными им…
* * *
Грубость молодого герцога вскоре стала такой непомерной, что многие жрицы любви просто отказывались иметь с ним дело, в ужасе от его манер.
Отверженный проститутками, несчастный мог иск утешения только у актрис и светских женщин.
Вместе с шевалье де Куаньи, герцогом де Фронзаком, графом де Безенвалем и графом д'Осмоном он давал улице Сен-Лазар ужины, где были позволены любые эскапады.
Однажды вечером во время такого ужина-сюрприза Филипп приказал подать своим гостям огромный слоеный пирог.
«Кондитер, — сказал он, обращаясь к собутыльникам, — положил в этот пирог такой лакомый кусочек, который оживит самых привередливых гурманов… Вы любите перепелов? Мой повар заверил меня, что мы найдем внутри самую аппетитную, самую сочную перепелочку в мире ».
И он хлопнул в ладоши. Внезапно корка пирога отлипла, и прелестная пятнадцатилетняя блондинка, совершенно голая, по свидетельству Пьера Нодена, выскочила, как чертик из табакерки, «из своего маленького печеного домика, в котором пряталась» .
Выскочив на ковер, она пробежала через комнату, «крутя попкой и тряся грудью». Все присутствующие с вожделением смотрели на малышку, и герцог счел нужным пояснить, что, конечно, все будут иметь право испробовать ее, но, «чтобы быть уверенным, что гостям подано достойное блюдо, он намерен вначале сам его попробовать».
В комнате раздался ропот недовольства.
— Не нужно спорить, — сказал, улыбаясь, герцог, — я обращаюсь с вами так же, как обращаются в Версале с королем.
Филипп имел в виду знаменитую «пробу», меру предосторожности, бывшую в ходу при дворе много столетий. Монархи так боялись яда, что требовали, чтобы блюда оставались всегда накрытыми, дабы никто не смог ничего в них подсыпать или подлить, «чтобы невозможно было употребить яд». Кроме того, перед тем как подавать любое блюдо государю, специальный купонный офицер должен был попробовать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Простите меня, монсеньер, но вы мне так нравитесь! Вы так хороши собой!
Эта грубая лесть несколько приручила герцога, и он придвинулся к ней.
Используя полученные благодаря опыту в таких делах приемы, Розали сейчас же начала готовить его к первому уроку.
К несчастью, бедный юноша был по-прежнему погружен в полнейшую апатию и, казалось, совершенно не интересовался уроком. Как пишет один из его современников, «его натура, которую еще ни один талантливый ментор не пытался приучить к подобным занятиям, оставалась совершенно глуха». Наделенная невероятным чутьем в искусстве преподавания любви, молодая балерина поняла, что, если она хочет увлечь за собой молодого герцога, ей придется — если можно так выразиться — «поставить ему ушки на макушке»…
Немного усердия и правильные педагогические приемы позволили прелестной наставнице привести своего ученика в состояние, когда он мог наилучшим образом воспринять ее науку…
Как только он воспламенился настолько, что, казалось, сам захотел углубиться в предмет, Розали увлекла его к софе.
Там Филипп, которого ловкость Розали вывела из спячки, проявил себя с наилучшей стороны, и герцог Орлеанский, наблюдавший всю сцену в замочную скважину, смог убедиться, что его сын «достоин заменить
его в делах любви».
Он уже было собрался войти, чтобы поздравить сына, но тут герцог Шартрский, нашедший первый урок ом назидательным, попросил Розали повторить объяснения в несколько более витиеватых выражениях.
Счастливый и гордый отец вновь нагнулся к замочной скважине и смог присутствовать при втором, полном страсти и задора уроке. Воистину, Филипп был способным учеником. Ознакомившись со всеми прелестями Розали, он трижды доказал ей, что усвоил все тонкости науки…
* * *
Когда занятие, наконец, завершилось, герцог Орлеанский рванулся в салон. Филипп отдыхал, растянувшись на софе. Увидев отца, он почтительно встал; как пишет г-н де Буйе, «в его облике теперь появилось нечто мужественное, в чем отец убедился с огромной радостью. Розали блестяще, в один миг, превратила своего робкого ученика в мужчину, он познал женщину и сделался надменным и уверенным в себе»
— Ну, так что же вы теперь думаете о нашем школьнике? — спросил герцог Орлеанский танцовщицу.
«Вместо ответа, — свидетельствует г-н де Буйе, — Розали Дютэ кинулась на шею молодому атлету и покрыла его поцелуями. Отец со слезами на глазах привлек обоих к себе и расцеловал».
Трогательная семейная сцена, не правда ли?..
* * *
Чрезвычайно довольный, герцог провел очаровательную учительницу в свой личный кабинет и вознаградил ее увесистым кошельком.
— Ваша метода превосходна, мадемуазель, — сказал он, — и я буду иметь удовольствие рекомендовать вас тем моим друзьям, которым необходимо обтесать сыновей.
Взволнованная мадемуазель Дютэ поблагодарила его, сказав, что она будет счастлива иметь хороших учеников.
По свидетельству некоторых историков, совершенно развеселившийся герцог якобы спросил ее, дает ли она уроки усовершенствования. Получив утвердительный ответ балерины, он захотел получить урок немедленно.
В благодарность он сдержал обещание и обеспечил ей обширную клиентуру.
* * *
Преуспев в деле лишения невинности герцога Шартрского, Розали Дютэ сделала блестящую карьеру. Все любители этой игры хотели лично узнать прелести и умение такой талантливей воспитательницы. Она получала
так много приглашений, что в скором времени не знала, куда приклонить голову, если будет уместно так выразиться.
Пока Розали завоевывала положение на этом галантном поприще, воодушевленный ею Филипп с головой ударился в распутство. Он стал завсегдатаем салонов парижских сведен и вскоре приобрел там удивительную репутацию.
Послушаем, что пишет об этом Марэ, которому поручено было следить за герцогом:
«Наконец-то герцог Шартрский посетил Бриссодиху. Когда он появился в ее заведении, она предоставила ему самый лакомый кусочек, который имела. Эта честь выпала девице Лавинь, по прозвищу Дюрансн. Она занялась Его светлостью, и они расстались только после третьей попытки. Благородный господин казался очарованным и дал ей пятнадцать лун. Он сказал хозяйке, что хотел бы продолжить скачки, но девушка отказалась. Она нашла юношу ужасно грубым в его ласках в нем не было никакой утонченности, и он ругался, как трактирщик. Многие девицы потом подтверждали это мнение; все свидетельствовало о том, что герцог будет грязным развратником.
Чтобы поправить дело, нужно, чтобы герцог влюбился в честную женщину, которая своим влиянием сможет заставить его быть любезнее и перестать употреблять слова, от которых покраснел бы самый закоренелый негодяй. Никогда герцог не будет равен своему отцу… Тот тоже начал очень рано, но… вел дело совсем по иному, и многие красивые женщины желали быть покоренными им…
* * *
Грубость молодого герцога вскоре стала такой непомерной, что многие жрицы любви просто отказывались иметь с ним дело, в ужасе от его манер.
Отверженный проститутками, несчастный мог иск утешения только у актрис и светских женщин.
Вместе с шевалье де Куаньи, герцогом де Фронзаком, графом де Безенвалем и графом д'Осмоном он давал улице Сен-Лазар ужины, где были позволены любые эскапады.
Однажды вечером во время такого ужина-сюрприза Филипп приказал подать своим гостям огромный слоеный пирог.
«Кондитер, — сказал он, обращаясь к собутыльникам, — положил в этот пирог такой лакомый кусочек, который оживит самых привередливых гурманов… Вы любите перепелов? Мой повар заверил меня, что мы найдем внутри самую аппетитную, самую сочную перепелочку в мире ».
И он хлопнул в ладоши. Внезапно корка пирога отлипла, и прелестная пятнадцатилетняя блондинка, совершенно голая, по свидетельству Пьера Нодена, выскочила, как чертик из табакерки, «из своего маленького печеного домика, в котором пряталась» .
Выскочив на ковер, она пробежала через комнату, «крутя попкой и тряся грудью». Все присутствующие с вожделением смотрели на малышку, и герцог счел нужным пояснить, что, конечно, все будут иметь право испробовать ее, но, «чтобы быть уверенным, что гостям подано достойное блюдо, он намерен вначале сам его попробовать».
В комнате раздался ропот недовольства.
— Не нужно спорить, — сказал, улыбаясь, герцог, — я обращаюсь с вами так же, как обращаются в Версале с королем.
Филипп имел в виду знаменитую «пробу», меру предосторожности, бывшую в ходу при дворе много столетий. Монархи так боялись яда, что требовали, чтобы блюда оставались всегда накрытыми, дабы никто не смог ничего в них подсыпать или подлить, «чтобы невозможно было употребить яд». Кроме того, перед тем как подавать любое блюдо государю, специальный купонный офицер должен был попробовать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76