1 марта она покинула Лондон и вернулась в Лувесьенн, там немедленно собрались все ее друзья-роялисты. Мы никогда не узнаем, какой план они выработали на этих встречах, но месяц спустя, 4 апреля, госпожа Дю Барри вновь отправилась в Лондон, везя с собой письмо от банкиров-контрреволюционеров Вандениверов богатым английским финансистам. Это письмо должно было обеспечить ей получение в Англии любых сумм.
«Господа,
Это письмо передаст вам госпожа графиня дю Барри. Репутация которой вам, без сомнения, хорошо известна. Мы очень настоятельно просим вас, господа, оказать любую помощь и все услуги, которые будут в ваших силах. Мы воспримем их как любезность, оказанную нам лично и будем вам чрезвычайно обязаны.
Просим вас также предоставить госпоже графине ту сумму денег, которую она попросит, отнеся этот долг на наш счет. Поймите, господа, заранее нашу благодарность и заверения в совершенном почтении. Братья Ванденивер и К.»
ЛЮДОВИК XVI МЕШАЕТ ФЕРЗЕНУ СПАСТИ КОРОЛЕВУ
Говоря о муже, всегда говорят о помехе
Пуатвинская пословица
30 марта 1791 года изумленные парижане узнали, что Мирабо тяжело болен. Тысячи женщин немедленно устремились к дверям его дома на Шоссе-д'Антенн, чтобы узнать новости. Это была возбужденная, внимательная и молчаливая толпа, состоявшая в основном из женщин, с которыми неистовый трибун провел много безумных ночей, растеряв здоровье… С глазами, покрасневшими от слез, женщины с глубокой грустью вспоминали, как пишет автор «Секретной хроники», «о могучем члене, который мог навсегда исчезнуть»…
В воскресенье 2 апреля, в восемь часов утра, вышедший к толпе лакей сообщил, что Мирабо умер.
По столице немедленно поползли слухи об отравлении. Обвиняли двор, Марата, Петиона, якобинцев… Но потом стала известна подлинная причина смерти, поразившая добрых граждан: Мирабо умер, захотев проявить слишком большую доблесть в постели сразу с двумя дамами…
Послушаем, что пишет об этом генерал Тьебо.
«Вскоре стало известно, — пишет он, — что этот атлет, такой же неутомимый в оргиях, как в работе, проявил накануне вечером, за ужином, переходящую все границы неумеренность. Выйдя из-за фатального стола, он лег в еще более фатальную для него постель. Придя тем не менее на следующий день в Собрание, он напугал коллег своим видом, несколькими обмороками и поразил мощью своего гениального ума, преобладавшего над всеми детальными способностями» . У госпожи Ролан мы находим еще некоторые подробности. Она пишет в своих «Воспоминаниях», что «Мирабо устроил веселый ужин в субботу (26 марта) с мадемуазель Кулон, желавшей покорить его. Он пригласил ее к себе и устроил настоящий праздник. На следующий день он отправился за город, где госпожа Леже устроила ему ужасный скандал. Он весьма любезно и успешно ее успокаивал» .
Эта мадемуазель Кулон, танцовщица Оперы, была известна своим страстным темпераментом. «Альманах подвигов парижских девиц» так пишет о ней: «Кулон, атласная кожа, крутые бедра и миленькая попка; за ужин и последующее… 5 луи».
По мнению Бриссо, эта очаровательная особа лишила трибуна сил в компании еще одной танцовщицы из Оперы, мадемуазель Элизберг, на оргии в замке Марэ, недалеко от Аржантейя . «Вот те, кто убил его, и не нужно обвинять других людей».
Ситуация довольно быстро приобрела спортивный характер. Мирабо не первый раз оказался в постели с несколькими дамами, но в первый — с двумя танцовщицами Оперы. Это оказалось выше его сил. Чтобы удовлетворить все желания девиц, ему пришлось выпить снадобья, настоянного на шпанских мушках.
Это возбуждающее средство и приблизило его конец.
А ведь в марте 1791 года Мирабо, приобретший необыкновенное влияние на Собрание, сблизился с двором и вел тайные переговоры с королем, надеясь договориться о примирении.
Мы можем, таким образом, утверждать, что две вакханки, сократив на несколько лет жизнь Мирабо, обеспечили триумф революции…
* * *
Народ был в отчаянии от этой истории. Если такой могучий во всех отношениях человек мог умереть из-за одной ночной оргии, то что же будет с менее крепкими революционерами?
Все взгляды немедленно обратились к Камиллу Демулену — парижанам был хорошо известен требовательный характер его жены, кроткой Люсиль.
Некоторые патриотические газетенки уже упрекали журналиста в том, что он «пренебрегает делом республики ради сладостей супружеской постели».
Смущенный Камилл искренне покритиковал себя в маленькой поэме, где он сожалел о мягкотелости своих последних статей.
Зачем же, друг Камилл, ты нас осиротил?
Знамена якобинцев ты с древка приспустил.
Ты Робеспьера предал, тебе милей Клермон,
В цепях у Гименея тебе монарх — закон.
Идешь судьбе навстречу, но твой неровен шаг.
Но почему? Отвечу: король — твой бывший враг.
Ты женушке подвластен, тебе милее знать,
Ты хочешь хлеб посеять, а камни пожинать.
Наш славный брат, мы верим,
Ты к нам вернешься вновь.
Ведь Родины доверье —
Важнее, чем любовь.
В четверостишии, обращенном к Люсиль, он пишет:
Мадам, о, сжальтесь над страной и прекратите тризну.
Негоже вам владеть одной тем, кто спасет Отчизну!
Он стоит тысячи бойцов, врага сразит один,
Защита матерей, отцов — наш юный гражданин.
Дележ пусть будет справедлив:
Вас ночь спалит огнем,
Республика же в нем найдет поддержку ясным днем.
Через несколько дней более умеренные газеты повели на Демулена утонченно-коварные атаки. Одна из них, с длинным названием «Противоядие или Амулет против коварных резолюций, интриг, ошибок, лжи, клеветы, пагубных принципов, распространяемых ежедневными газетенками», утверждала, что после женитьбы Камилл безнадежно поглупел.
В номере от 12 марта 1791 газета писала: «Посмеемся же над бедным Демуленом! С тех пор как он надумал жениться, отчаяние его так велико, что он совершенно потерял голову и не понимает ни что говорит, ни что пишет в своих статейках…»
В следующем номере утверждалось, что у Люсиль такой бурный темперамент, что Камилл просто не в состоянии удовлетворить все ее требования.
В номере от 15 марта «Противоядие» позволило себе шутки, слишком смелые даже для французов.
Редактор сочинил письмо от имени Люсиль, сопроводив его ответом редакции.
«Я возмущена, господа, той убежденностью, с которой вы позволили себе, в номере от 19 апреля, на страннице 298-й, утверждать, что „с тех пор как Камилл женился, он в отчаянии от того, что до сих пор не переварил свою женитьбу“, и я требую, чтобы вы взяли назад свои слова и перестали оскорблять темперамент моего мужа».
Ответ звучал так:
«Мадам,
Когда мы помещали в нашей газете параграф, на который вы жалуетесь, мы имели в виду только его странный внешний вид, который, по правде говоря, сильно наводит на мысль о рогах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76