— Не говорите глупостей, — решительно заявил он. — Вы бледны как полотно. Позвольте, я принесу вам хереса.
Он подошел к столику, на котором стояли бокалы, графин, ваза с экзотическими фруктами и букет ярко-красных цветов. Мадди была тронута его заботой и гостеприимством. По приезде она не обратила внимания на этот столик, занятая своими мыслями. Очевидно, он заблаговременно отправил гонца в Роузвуд, чтобы там приготовились к ее приезду.
Она заметила, что он босой, а это еще раз подтверждало, что он уже собирался лечь спать. Если бы не ее состояние, она смутилась бы, заметив, что он полуодет, но сейчас не обратила на это внимания.
Он налил херес, вернулся к ней и, откинув сетчатый полог, уселся рядом.
— Вот то, что вам нужно! — сказал он, протягивая ей бокал. — Выпейте.
Мадди неуверенно улыбнулась и взяла бокал обеими руками. Эш показался ей сейчас более сильным и более властным, чем раньше. Здесь он находился в своей среде, и это придавало ему уверенности в себе и значимости, так что его присутствие было невозможно игнорировать. А может быть, все объяснялось тем, что он сидел так близко и свет свечи обрисовывал тренированные мускулы его торса, поблескивал на золотистых волосах и делал более глубоким взгляд его серых глаз. Чувствовалась во всем этом какая-то интимность, чуть ли не обещание продолжения, а это могло оказаться очень опасным.
Мадди поспешно отвела взгляд от его обнаженной груди и отхлебнула вина. Щеки у нее разгорелись, и она инстинктивно поправила ночную сорочку на груди и плечах. Она старалась совсем не смотреть на него и не знала, что сказать.
Заметив ее лихорадочные попытки прикрыть себя, Эш понял, что надо уходить. Но никакая сила не смогла бы заставить его покинуть ее в этот момент. Услышав ее крики, он испугался, но теперь страх прошел, уступив место восхищению и желанию.
С тех пор как он встретил ее, она казалась ему далекой и недоступной — тайной, притягательная сила которой в том и заключалась, что она была для него недосягаемой. Но сейчас, когда она сидела среди сбившихся простыней, с темными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, во взмокшей от пота ночной сорочке и с глазами, округлившимися от недавно пережитого страха, она показалась ему реальной и, пожалуй, впервые уязвимой, нуждающейся в защите и очень близкой.
Тонкая, почти прозрачная ночная сорочка едва ли была способна что-нибудь скрыть. Свет свечи обрисовывал округлости ее грудей и маленькие соски, мерцал на алебастровой коже шеи и плеч. Прядь волос попала в нежное углубление между ключицей и горлом, и Эш инстинктивно поднял руку, чтобы высвободить ее. Потом, подчиняясь тому же инстинкту, его пальцы скользнули вверх, чтобы погладить ее лицо.
— Вы такая красивая, — тихо произнес он.
Ему на мгновение показалось, что она отпрянула от него и незащищенность в ее взгляде сменилась настороженностью. Эш, пытаясь ее успокоить, погладил пальцем ее щеку и почувствовал, как она вся сжалась. Он снисходительно улыбнулся.
— Девичье сопротивление? — шутливо поддразнил он. — Разве с этого начинают многообещающую любовную связь?
Мадди уставилась в бокал, обхватив его обеими руками.
— Боюсь, я не очень сильна в этом, — прошептала она. Эш опустил руку, искорки смеха погасли в его глазах.
— Я и не считал вас большим специалистом, — сказал он таким будничным тоном, что Мадди удивленно взглянула на него. — Ведь были и другие, несомненно такие же обаятельные и высокопоставленные, как я, но вы всех их отвергли. Всего день назад вы угрожали мне физической расправой, если я хотя бы появлюсь на пороге вашего дома, однако почему-то в корне изменили свое отношение. Вы согласились поехать сюда со мной, хотя это явно неприлично, вы соблазняли меня обещаниями, которые явно не готовы выполнить, и мне было бы весьма любопытно узнать причину всего этого.
Мадди тихо вздохнула. Она накинула на себя халат и встала с кровати. Отойдя от него на некоторое расстояние, она остановилась. Можно было бы солгать. Она лгала ему и раньше, солжет и еще раз. Но когда она заговорила, это была не ложь, а правда.
— Людей всегда удивляло, почему я не вышла замуж или не нашла себе покровителя, — сказала она, уставившись в окно. — Они полагали, что причиной тому был мой отец, у которого были относительно меня честолюбивые планы и который оберегал меня от нежелательных ухажеров, однако это совсем не так. Все дело было во мне самой: я считала себя недостойной замужества.
Она искоса взглянула на него, заметила сомнение в его глазах и хотела остановиться, но не сделала этого. Она и сама не могла бы объяснить, почему ей казалось важным, чтобы этот человек узнал тайну, которой она не поделилась даже с Кэлдером Бернсом. Она не ожидала, что признание будет столь безудержно рваться наружу. Но воспоминание о ночном кошмаре было еще свежо в ее памяти, а он был так добр к ней и находился так близко, что она почувствовала, что больше не в силах бороться с прошлым в одиночку.
Призвав на помощь всю свою храбрость, она продолжала:
— Я приехала сюда из Англии совсем юной. На корабле случилась эпидемия оспы, и много людей умерло… — В ее памяти пронеслись страшные картины: тесные каморки, пропитавшиеся запахом смерти, стоны умирающих… их было столько, что она с трудом протискивалась между телами… и каждый день Джек Корриган выносил на плече новые трупы… — Умерли капитан, судовой врач, тетушка Полина…
Воспоминания вызвали у нее нервную дрожь, порядок событий путался в памяти, но это не имело значения, потому что весь ужас прошлого превратился внутри ее в болезненный нарыв, который было необходимо вскрыть. Голос ее звенел, говорить становилось все труднее, но она продолжала:
— Там были грязные грубые матросы. Они повалили меня на палубу и зверски изнасиловали — один за другим.
Она слышала, как Эштон судорожно глотнул воздух — наверное, от отвращения, но ей было уже не до его реакции. Она обхватила себя руками, но не смогла унять бивший ее озноб. Ее бросало то в жар, то в холод.
— Я пыталась забыть об этом, но не смогла. Я не могу спрятаться от воспоминаний, не могу забыть… Ты понимаешь? Я не могу забыть!
Эш поднялся и, подойдя к ней, остановился у нее за спиной. Она всхлипнула и еще крепче обняла себя руками.
— Мадди, — тихо произнес он. — Бедная моя девочка. Сколько же тебе пришлось перенести.
Он почувствовал себя ничтожеством. Ему было безумно стыдно своего бесцеремонного поведения с ней. Он был в гневе, потому что злодеяние против красоты всегда вызывало у него ярость; ему было жаль, что ей пришлось испытать такую боль, которая не оставляет ее в покое даже сейчас. Но кроме этого, он почувствовал, как в его душе пробуждается нежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76