С одними только отобранными у Жаккетты желтыми туфлями без задников? Жизнь потеряла последние остатки привлекательности.
Мягко протискиваясь между зрителями этого незапланированного представления, на крышу поднялась Жаккетта, предусмотрительно закутанная в покрывало. Она принесла второе покрывало Жанне и горсть фиников обезьянке.
Хвостатая альмея решила, что ее усилия оценили по заслугам, и охотно забралась к Жаккетте на руки.
Передав жующую финики и совсем не протестующую обезьянку невольникам купца (те, будь дело в темном и безлюдном месте, охотно свернули бы хвостатой бестии шею), Жаккетта, поддерживая хромающую Жанну, спустилась вниз.
Купец к тому времени решил все дела и собрался покинуть шейха. Обезьянка, как ни в чем не бывало, забралась к нему на руки и попыталась угостить оставшимся фиником. Растаявший купец даже не поинтересовался, кто был виновником шума во дворе, и, посадив любимицу впереди себя на седло, уехал.
Жанна, придя в комнату и вымыв грязные ноги, долго-долго мерила желтые сафьяновые туфли, привыкая к мысли, что теперь это ее единственная обувь на неопределенный срок.
Жаккетта безмятежно щеголяла в таких же красных.
Однажды в город нахлынули воины племени шейха Али. Они прибыли на лошадях и верблюдах. Просторный двор сразу стал тесным. Воины, как и шейх, тоже не желали жить в глиняных домах, предпочитая свежий воздух шатров. Запылали костры, на них жарилось мясо. Сверкали зубы и кинжалы; Женщины и носа во двор не казали: мужское общество – не для них.
Ночью Жаккетта проснулась от тревожного ритма бухающих звуков. Она вскочила с тюфяка и подбежала к окну.
Ржали в стойлах кони, волновались подобные холмам верблюды. Грохотали барабаны. При красном зареве костров на площадке между натянутых шатров мужчины племени, сплетясь в хоровод, танцевали какой-то танец. Лица их были суровы и сосредоточенны. Под буханье барабанов мерно притоптывали ноги, то склонялись, то гордо откидывались головы. Шейх был среди них и танцевал наравне со всеми. Чем-то древним, воинственным веяло от этого танца.
У Жаккетты холодок полз по спине, но она как зачарованная смотрела вниз.
Это кольцо движущихся воинов, шатры вокруг совсем не казались неуместными среди города, рядом со спящими домами, ухоженными садами, жесткими границами улиц и кварталов. Наоборот – и двор, и забор, и дома, и город казались лишними на этой земле. От танца веяло степью и пустыней, лихими набегами, красным песком караванных троп, вздыбившимися черными скалами нагорий.
И город замер, страшась этого танца, потому что его танцевали воины, перед натиском которых склонялись города и страны от Пиренеев до Каспия. Почти тысяча лет пролетела над Магрибом с той поры, как арабские армии появились на границах Египта и двинулись по южной кромке Моря Среди Земель. Они разбили и египетского наместника, и карфагенского императора Григория, и царицу берберов Ореса Кахину, и многих других. Потомки этих воинов в едином порыве утаптывали пыль в одном из дворов Тарабулюса эль Гарб.
Жаккетта простояла почти до рассвета, пока не погас последний костер.
… Во дворе царило оживление. Шейх лично встречал прибывших гостей. Караван из крепких мулов вошел во двор. Каждый мул нес по два увесистых тюка. Предводитель каравана, закутанный до глаз, радостно приветствовал шейха. Они прошли в шатер.
Мулов освободили от тюков, распрягли и повесили им на морды торбы с ячменем в награду за длинный путь.
Жаккетта из своей комнаты долго смотрела во двор. Она наблюдала, как выходит из шатра предводитель каравана, идет по двору, поднимается по лестнице на галерею второго этажа. Когда он показался в проеме двери, Жаккетта оторвалась от окна.
– Ну, здравствуй, Абдулла! – сказала она. – Давно не виделись.
– Я прямо глазам не верю. – всплескивал руками нубиец, которого Жаккетта так ловко выкрала из клетки кузнеца в свое время. – Моя маленькая аквитанка! А какая стала толста-ая, какая красива – ая!
– Ой, да ну тебя! – смущалась Жаккетта. – Это я глазам не поверила! Ты, значит, благополучно добрался до дома?
– А я думал, что за новая красавица появилась! – гнул свое Абдулла. – Вся усадьба шепчется, что Нитка Жемчуга полонила сердце господина. А это ты! Вот чудо!
– Ничего себе чудо! Нас пираты захватили и продали здесь. А потом шейх купил и меня; и госпожу Жанну. Ой, Абдулла, сколько мы натерпелись! – поплакалась Жаккетта.
– Зато теперь ты – как в раю. Господин от тебя без ума! Он приказал мне достать «любовное зелье довада»!
– А что это? – удивилась Жаккетта. – Это меня кормить?
– Не тебя! – засмеялся Абдулла. – Тебя, похоже, кормить не надо. Ты совсем загоняла Господина. Он хочет и хочет Хабль аль-Лулу. Там, – он махнул в сторону пустыни, на юго-запад, – есть три озера. Соленые. На берегу одного озера живет народ. Кожа у него темная, как у меня, но они считают себя арабами, потомками Аун. Они ловят в озере маленьких креветок и делают «любовное зелье». Торговцы снаряжают за этим зельем целые караваны. Я купил порошок довада, теперь господин будет в форме. Я вообще отвечаю за гарем. Ты, я слышал, уже навела здесь порядок?
– Угу! – кивнула Жаккетта. – А помнишь герцога, который на госпоже Жанне женился? Мы потом с ним в Нант ехали, откуда ты уплыл? Помнишь?
– Да. – подтвердил Абдулла. – Я все помню. Это тот вечер, когда за тобой гнался пьяный господин и я его пугал?
– Точно. Ну вот, помер он, бедняга! – сообщила Жаккетта. – И все беды после этого пошли. Так прямо жалко его, хороший был человек!
– Я сейчас вспоминаю, и мне все кажется сном! – задумчиво сказал Абдулла. – Другие дела, другие заботы заслонили то время. Но я всегда помнил о тебе! Будешь молить своего бога Ису, передавай привет Деве Мариам!
С появлением Абдуллы для Жаккетты ожил безмолвный мир. Абдулла объяснял ей, что творилось вокруг.
Только с шейхом она по-прежнему прекрасно общалась и без толмачей.
– Почему моя хозяйка Фатима, ну, которая меня у пиратов купила, – спрашивала Жаккетта, – называла шейха Али молодым? Она так и сказала: молодой шейх Али идет из пустыни. Но ведь он не такой уж молодой? Лет тридцать точно есть?
– Господин – молодой шейх Али, – объяснял Абдулла. – Раньше шейхом был его отец. Племя кочевать там! – он махнул рукой в юго-западном направлении. – Там много хороший оазис, где власть имел шейх-отец. На побережье, на запад от Триполитания, много городов. Там Ифрикия. Раньше по всей ее земле правили Хафсиды. Теперь каждый, кто имеет власть, воюет с другими правителями. Еще дальше правят Зайяниды, они сидят в Тлемсене. Великие правители. Но в пустыне – власть у того, кто сильней. Сильный был отец шейха. Великий правитель дал ему право брать налог с племен бербер зената.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Мягко протискиваясь между зрителями этого незапланированного представления, на крышу поднялась Жаккетта, предусмотрительно закутанная в покрывало. Она принесла второе покрывало Жанне и горсть фиников обезьянке.
Хвостатая альмея решила, что ее усилия оценили по заслугам, и охотно забралась к Жаккетте на руки.
Передав жующую финики и совсем не протестующую обезьянку невольникам купца (те, будь дело в темном и безлюдном месте, охотно свернули бы хвостатой бестии шею), Жаккетта, поддерживая хромающую Жанну, спустилась вниз.
Купец к тому времени решил все дела и собрался покинуть шейха. Обезьянка, как ни в чем не бывало, забралась к нему на руки и попыталась угостить оставшимся фиником. Растаявший купец даже не поинтересовался, кто был виновником шума во дворе, и, посадив любимицу впереди себя на седло, уехал.
Жанна, придя в комнату и вымыв грязные ноги, долго-долго мерила желтые сафьяновые туфли, привыкая к мысли, что теперь это ее единственная обувь на неопределенный срок.
Жаккетта безмятежно щеголяла в таких же красных.
Однажды в город нахлынули воины племени шейха Али. Они прибыли на лошадях и верблюдах. Просторный двор сразу стал тесным. Воины, как и шейх, тоже не желали жить в глиняных домах, предпочитая свежий воздух шатров. Запылали костры, на них жарилось мясо. Сверкали зубы и кинжалы; Женщины и носа во двор не казали: мужское общество – не для них.
Ночью Жаккетта проснулась от тревожного ритма бухающих звуков. Она вскочила с тюфяка и подбежала к окну.
Ржали в стойлах кони, волновались подобные холмам верблюды. Грохотали барабаны. При красном зареве костров на площадке между натянутых шатров мужчины племени, сплетясь в хоровод, танцевали какой-то танец. Лица их были суровы и сосредоточенны. Под буханье барабанов мерно притоптывали ноги, то склонялись, то гордо откидывались головы. Шейх был среди них и танцевал наравне со всеми. Чем-то древним, воинственным веяло от этого танца.
У Жаккетты холодок полз по спине, но она как зачарованная смотрела вниз.
Это кольцо движущихся воинов, шатры вокруг совсем не казались неуместными среди города, рядом со спящими домами, ухоженными садами, жесткими границами улиц и кварталов. Наоборот – и двор, и забор, и дома, и город казались лишними на этой земле. От танца веяло степью и пустыней, лихими набегами, красным песком караванных троп, вздыбившимися черными скалами нагорий.
И город замер, страшась этого танца, потому что его танцевали воины, перед натиском которых склонялись города и страны от Пиренеев до Каспия. Почти тысяча лет пролетела над Магрибом с той поры, как арабские армии появились на границах Египта и двинулись по южной кромке Моря Среди Земель. Они разбили и египетского наместника, и карфагенского императора Григория, и царицу берберов Ореса Кахину, и многих других. Потомки этих воинов в едином порыве утаптывали пыль в одном из дворов Тарабулюса эль Гарб.
Жаккетта простояла почти до рассвета, пока не погас последний костер.
… Во дворе царило оживление. Шейх лично встречал прибывших гостей. Караван из крепких мулов вошел во двор. Каждый мул нес по два увесистых тюка. Предводитель каравана, закутанный до глаз, радостно приветствовал шейха. Они прошли в шатер.
Мулов освободили от тюков, распрягли и повесили им на морды торбы с ячменем в награду за длинный путь.
Жаккетта из своей комнаты долго смотрела во двор. Она наблюдала, как выходит из шатра предводитель каравана, идет по двору, поднимается по лестнице на галерею второго этажа. Когда он показался в проеме двери, Жаккетта оторвалась от окна.
– Ну, здравствуй, Абдулла! – сказала она. – Давно не виделись.
– Я прямо глазам не верю. – всплескивал руками нубиец, которого Жаккетта так ловко выкрала из клетки кузнеца в свое время. – Моя маленькая аквитанка! А какая стала толста-ая, какая красива – ая!
– Ой, да ну тебя! – смущалась Жаккетта. – Это я глазам не поверила! Ты, значит, благополучно добрался до дома?
– А я думал, что за новая красавица появилась! – гнул свое Абдулла. – Вся усадьба шепчется, что Нитка Жемчуга полонила сердце господина. А это ты! Вот чудо!
– Ничего себе чудо! Нас пираты захватили и продали здесь. А потом шейх купил и меня; и госпожу Жанну. Ой, Абдулла, сколько мы натерпелись! – поплакалась Жаккетта.
– Зато теперь ты – как в раю. Господин от тебя без ума! Он приказал мне достать «любовное зелье довада»!
– А что это? – удивилась Жаккетта. – Это меня кормить?
– Не тебя! – засмеялся Абдулла. – Тебя, похоже, кормить не надо. Ты совсем загоняла Господина. Он хочет и хочет Хабль аль-Лулу. Там, – он махнул в сторону пустыни, на юго-запад, – есть три озера. Соленые. На берегу одного озера живет народ. Кожа у него темная, как у меня, но они считают себя арабами, потомками Аун. Они ловят в озере маленьких креветок и делают «любовное зелье». Торговцы снаряжают за этим зельем целые караваны. Я купил порошок довада, теперь господин будет в форме. Я вообще отвечаю за гарем. Ты, я слышал, уже навела здесь порядок?
– Угу! – кивнула Жаккетта. – А помнишь герцога, который на госпоже Жанне женился? Мы потом с ним в Нант ехали, откуда ты уплыл? Помнишь?
– Да. – подтвердил Абдулла. – Я все помню. Это тот вечер, когда за тобой гнался пьяный господин и я его пугал?
– Точно. Ну вот, помер он, бедняга! – сообщила Жаккетта. – И все беды после этого пошли. Так прямо жалко его, хороший был человек!
– Я сейчас вспоминаю, и мне все кажется сном! – задумчиво сказал Абдулла. – Другие дела, другие заботы заслонили то время. Но я всегда помнил о тебе! Будешь молить своего бога Ису, передавай привет Деве Мариам!
С появлением Абдуллы для Жаккетты ожил безмолвный мир. Абдулла объяснял ей, что творилось вокруг.
Только с шейхом она по-прежнему прекрасно общалась и без толмачей.
– Почему моя хозяйка Фатима, ну, которая меня у пиратов купила, – спрашивала Жаккетта, – называла шейха Али молодым? Она так и сказала: молодой шейх Али идет из пустыни. Но ведь он не такой уж молодой? Лет тридцать точно есть?
– Господин – молодой шейх Али, – объяснял Абдулла. – Раньше шейхом был его отец. Племя кочевать там! – он махнул рукой в юго-западном направлении. – Там много хороший оазис, где власть имел шейх-отец. На побережье, на запад от Триполитания, много городов. Там Ифрикия. Раньше по всей ее земле правили Хафсиды. Теперь каждый, кто имеет власть, воюет с другими правителями. Еще дальше правят Зайяниды, они сидят в Тлемсене. Великие правители. Но в пустыне – власть у того, кто сильней. Сильный был отец шейха. Великий правитель дал ему право брать налог с племен бербер зената.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74