Зато теперь можно было не сомневаться – скоро заснуть не удастся.
Когда возбуждение наконец спало, Торн отошел от окна и накинул халат. Выйдя из спальни, он отправился вниз к себе в кабинет выпить бренди.
Закусив нижнюю губу, Диана целиком погрузилась в работу. Карандаш летал по поверхности блокнота для эскизов. Спать не хотелось. Голову переполняли идеи и образы.
Покрутившись в постели пару часов, она в конце концов встала, поняв, что нужно положить идеи на бумагу.
Слуги уже, наверное, спали, когда она спустилась по лестнице в библиотеку. Вилла Торна была комфортабельна со всех точек зрения, в библиотеке висела тишина, столь необходимая для творчества, и вполне хватало освещения, Французские двери стояли открытыми, а за ними располагалась садовая терраса, с которой открывался вид на ширь Средиземного моря.
Последние три дня Диана была настолько занята, что не было ни минуты свободной. Некогда было даже порисовать Кроме того, совершенно не хотелось обращаться к Торну, чтобы он выделил какую-нибудь комнату для работы. Но поскольку скоро им нужно было уезжать, располагаться с мольбертом надолго просто не было возможности, оставалось лишь делать наброски карандашом и углем.
Воображение Дианы постоянно преследовал образ Торна.
Торн, плавающий в бухте, внизу, каким она увидела его в первый раз.
Торн, купающийся обнаженным в горячем источнике среди развалин.
Торн, стоящий на каменной стене, вглядывающийся в мерцающую синеву моря, с волосами, летящими по ветру.
Именно таким она рисовала его сейчас, стараясь передать бьющую через край жизненную силу, главную часть его существа. Отвагу и дерзость, которую чувствовала в нем.
Карандаш двигался почти сам по себе. Ни звука, только тихий скрип раздался в тишине комнаты.
Диана не обратила внимания, сколько времени прошло, пока не почувствовала, что в комнате кто-то есть. Вздрогнув, она подняла голову и увидела Торна, остановившегося в дверях библиотеки.
– Я увидел свет, – объяснил он, делая шаг в комнату.
На нем был черный парчовый халат с малиновым узором. На ногах никакой обуви – он стоял босой.
Диана была одета не намного приличнее: белый атласный пеньюар поверх ночной сорочки. Распущенные волосы в беспорядке закинуты за спину. Хуже того, она сидела на кожаной кушетке, поджав под себя ноги.
Ничего непристойного во всем этом, конечно, не было. Она была полностью одета. Но выражение в глазах Торна заставило ее забеспокоиться. Диана опустила ноги на пол и поправила пеньюар. Торн стоял и какое-то время разглядывал ее. Наконец он пересек комнату и остановился напротив. Потом он увидел ее набросок, и Диана поняла, что напрасно оставила блокнот открытым. В глазах Торна зажегся интерес, едва он узнал на рисунке себя.
Не дожидаясь разрешения, Торн уселся рядом и указал на альбом:
– Можно?
На секунду Диана вцепилась в блокнот, не желая признаваться, что он ей не безразличен. С другой стороны, ей нечего было скрывать. В конце концов, она художница. А художники, восхищаясь, всегда выбирают объекты, подобные виконту. Но все равно Диана покраснела, когда против воли ей пришлось разжать пальцы.
Взяв у нее альбом, Торн долго изучал рисунок.
– Потрясающе, – наконец произнес он совершенно серьезно.
Для Дианы это было самой высокой оценкой. На рисунке Торн выглядел совсем как в жизни. Выразительное лицо, движение, скрытое в каждой линии тела, когда он стоит и смотрит вдаль, на море.
– Вы говорили, что хорошо рисуете, – добавил Торн. – Но я не представлял, что у вас талант, и очень большой талант.
Диане стала приятна такая оценка, но она решила не принимать ее всерьез.
– Просто у меня есть способность схватывать сходство.
С трудом оторвавшись от альбома, Торн поднял на нее глаза.
– Эго излишняя скромность. Вы говорили, что увлекаетесь пейзажами. Они так же хороши?
– Может, даже немного лучше, – честно ответила Диана. – От пейзажей получаешь большее удовлетворение, чем когда рисуешь людей. Но я собираюсь сосредоточиться на портретах, с ними можно завоевать больший авторитет. В Королевской академии, которая сейчас главный арбитр художественного вкуса, существует жесткая иерархия. Пейзаж не занимает в ней высокое положение.
– Разве? – Брови Торна удивленно взметнулись.
– На первом месте работы на исторические темы, затем – портреты, еще ниже – пейзажи, а на последнем месте – жанровая живопись, сюжеты из повседневной жизни.
– Потому-то вы и собираетесь писать портреты?
– Да, – просто ответила Диана.
– Наверное, это мучительно – подавлять в себе великий дар из-за того, что вы женщина.
Диана поморщилась, когда знакомое чувство обиды напомнило о себе.
– Существует много запретов для женщин. Трудно добиться внимания, уж не говоря об уважении.
В улыбке виконта промелькнуло сочувствие.
– Эти переживания я могу понять. С самого рождения я всегда сражался с общественными правилами.
Торн перевернул следующий лист и увидел еще одно свое изображение. На этот раз купающимся среди руин. Обнаженный торс. Нижняя часть до талии скрыта в воде.
Диана почувствовала, как зарделись щеки, но постаралась сохранить спокойствие.
Перевернув еще один лист, Торн увидел себя выходящим из воды в бухте. Полностью обнаженным.
Торн задумчиво посмотрел на Диану:
– На этих двух набросках вы нарисовали меня исключительно соблазнительным. Страшно интересно, что вы еще увидели во мне?
– Вы не нуждаетесь в моих комплиментах, лорд Торн. Вы и сами знаете, что красивы.
Он слегка нахмурился.
– Хотите меня обидеть? Мужчинам не полагается быть красивыми.
– Но вы такой. Порочно красивый. И я уверена, вы это понимаете.
– Значит, поэтому вы изобразили меня в таком виде?
Диана постаралась, чтобы ее ответ прозвучал бесстрастно и объективно.
– Отчасти. Что-то такое в вашем лице… Оно у вас классически правильное, но в выражении есть… Безнравственность, что ли? Какая-то необузданность…
– Безнравственность? Хм. – Торн быстро глянул на Диану.
Она застыла, когда его пальцы вдруг коснулись ее губ.
– Хотите узнать, как я представляю себе вас?
Не хотелось признаваться, что ей это страшно любопытно, но ответ прозвучал сам собою:
– Да.
– Передо мной красавица с пленительным сочетанием стойкости и беззащитности. Женщина, в которой безошибочно определяешь чувственность. Ваши глаза темны и выразительны. В них можно утонуть, мне кажется, – Его голос зазвучал тоном ниже. – В них отблеск таинственности, который подбивает меня раскрыть загадки, которые вы скрываете.
От нежности, прозвучавшей в его хриплом шепоте, у Дианы комок встал в горле.
Взгляд Торна скользнул к ее губам.
– Ваш пухлый рот тянет на грех. А шелк ваших волос… – Он потянулся, чтобы дотронуться до сияющих прядей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Когда возбуждение наконец спало, Торн отошел от окна и накинул халат. Выйдя из спальни, он отправился вниз к себе в кабинет выпить бренди.
Закусив нижнюю губу, Диана целиком погрузилась в работу. Карандаш летал по поверхности блокнота для эскизов. Спать не хотелось. Голову переполняли идеи и образы.
Покрутившись в постели пару часов, она в конце концов встала, поняв, что нужно положить идеи на бумагу.
Слуги уже, наверное, спали, когда она спустилась по лестнице в библиотеку. Вилла Торна была комфортабельна со всех точек зрения, в библиотеке висела тишина, столь необходимая для творчества, и вполне хватало освещения, Французские двери стояли открытыми, а за ними располагалась садовая терраса, с которой открывался вид на ширь Средиземного моря.
Последние три дня Диана была настолько занята, что не было ни минуты свободной. Некогда было даже порисовать Кроме того, совершенно не хотелось обращаться к Торну, чтобы он выделил какую-нибудь комнату для работы. Но поскольку скоро им нужно было уезжать, располагаться с мольбертом надолго просто не было возможности, оставалось лишь делать наброски карандашом и углем.
Воображение Дианы постоянно преследовал образ Торна.
Торн, плавающий в бухте, внизу, каким она увидела его в первый раз.
Торн, купающийся обнаженным в горячем источнике среди развалин.
Торн, стоящий на каменной стене, вглядывающийся в мерцающую синеву моря, с волосами, летящими по ветру.
Именно таким она рисовала его сейчас, стараясь передать бьющую через край жизненную силу, главную часть его существа. Отвагу и дерзость, которую чувствовала в нем.
Карандаш двигался почти сам по себе. Ни звука, только тихий скрип раздался в тишине комнаты.
Диана не обратила внимания, сколько времени прошло, пока не почувствовала, что в комнате кто-то есть. Вздрогнув, она подняла голову и увидела Торна, остановившегося в дверях библиотеки.
– Я увидел свет, – объяснил он, делая шаг в комнату.
На нем был черный парчовый халат с малиновым узором. На ногах никакой обуви – он стоял босой.
Диана была одета не намного приличнее: белый атласный пеньюар поверх ночной сорочки. Распущенные волосы в беспорядке закинуты за спину. Хуже того, она сидела на кожаной кушетке, поджав под себя ноги.
Ничего непристойного во всем этом, конечно, не было. Она была полностью одета. Но выражение в глазах Торна заставило ее забеспокоиться. Диана опустила ноги на пол и поправила пеньюар. Торн стоял и какое-то время разглядывал ее. Наконец он пересек комнату и остановился напротив. Потом он увидел ее набросок, и Диана поняла, что напрасно оставила блокнот открытым. В глазах Торна зажегся интерес, едва он узнал на рисунке себя.
Не дожидаясь разрешения, Торн уселся рядом и указал на альбом:
– Можно?
На секунду Диана вцепилась в блокнот, не желая признаваться, что он ей не безразличен. С другой стороны, ей нечего было скрывать. В конце концов, она художница. А художники, восхищаясь, всегда выбирают объекты, подобные виконту. Но все равно Диана покраснела, когда против воли ей пришлось разжать пальцы.
Взяв у нее альбом, Торн долго изучал рисунок.
– Потрясающе, – наконец произнес он совершенно серьезно.
Для Дианы это было самой высокой оценкой. На рисунке Торн выглядел совсем как в жизни. Выразительное лицо, движение, скрытое в каждой линии тела, когда он стоит и смотрит вдаль, на море.
– Вы говорили, что хорошо рисуете, – добавил Торн. – Но я не представлял, что у вас талант, и очень большой талант.
Диане стала приятна такая оценка, но она решила не принимать ее всерьез.
– Просто у меня есть способность схватывать сходство.
С трудом оторвавшись от альбома, Торн поднял на нее глаза.
– Эго излишняя скромность. Вы говорили, что увлекаетесь пейзажами. Они так же хороши?
– Может, даже немного лучше, – честно ответила Диана. – От пейзажей получаешь большее удовлетворение, чем когда рисуешь людей. Но я собираюсь сосредоточиться на портретах, с ними можно завоевать больший авторитет. В Королевской академии, которая сейчас главный арбитр художественного вкуса, существует жесткая иерархия. Пейзаж не занимает в ней высокое положение.
– Разве? – Брови Торна удивленно взметнулись.
– На первом месте работы на исторические темы, затем – портреты, еще ниже – пейзажи, а на последнем месте – жанровая живопись, сюжеты из повседневной жизни.
– Потому-то вы и собираетесь писать портреты?
– Да, – просто ответила Диана.
– Наверное, это мучительно – подавлять в себе великий дар из-за того, что вы женщина.
Диана поморщилась, когда знакомое чувство обиды напомнило о себе.
– Существует много запретов для женщин. Трудно добиться внимания, уж не говоря об уважении.
В улыбке виконта промелькнуло сочувствие.
– Эти переживания я могу понять. С самого рождения я всегда сражался с общественными правилами.
Торн перевернул следующий лист и увидел еще одно свое изображение. На этот раз купающимся среди руин. Обнаженный торс. Нижняя часть до талии скрыта в воде.
Диана почувствовала, как зарделись щеки, но постаралась сохранить спокойствие.
Перевернув еще один лист, Торн увидел себя выходящим из воды в бухте. Полностью обнаженным.
Торн задумчиво посмотрел на Диану:
– На этих двух набросках вы нарисовали меня исключительно соблазнительным. Страшно интересно, что вы еще увидели во мне?
– Вы не нуждаетесь в моих комплиментах, лорд Торн. Вы и сами знаете, что красивы.
Он слегка нахмурился.
– Хотите меня обидеть? Мужчинам не полагается быть красивыми.
– Но вы такой. Порочно красивый. И я уверена, вы это понимаете.
– Значит, поэтому вы изобразили меня в таком виде?
Диана постаралась, чтобы ее ответ прозвучал бесстрастно и объективно.
– Отчасти. Что-то такое в вашем лице… Оно у вас классически правильное, но в выражении есть… Безнравственность, что ли? Какая-то необузданность…
– Безнравственность? Хм. – Торн быстро глянул на Диану.
Она застыла, когда его пальцы вдруг коснулись ее губ.
– Хотите узнать, как я представляю себе вас?
Не хотелось признаваться, что ей это страшно любопытно, но ответ прозвучал сам собою:
– Да.
– Передо мной красавица с пленительным сочетанием стойкости и беззащитности. Женщина, в которой безошибочно определяешь чувственность. Ваши глаза темны и выразительны. В них можно утонуть, мне кажется, – Его голос зазвучал тоном ниже. – В них отблеск таинственности, который подбивает меня раскрыть загадки, которые вы скрываете.
От нежности, прозвучавшей в его хриплом шепоте, у Дианы комок встал в горле.
Взгляд Торна скользнул к ее губам.
– Ваш пухлый рот тянет на грех. А шелк ваших волос… – Он потянулся, чтобы дотронуться до сияющих прядей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76