— Это не смешно. А теперь… — Она замолчала с широко открытыми глазами. Он раздевался, стоя прямо перед ней.
— Вы что, не можете подождать? Я сейчас выйду.
— Дело не в этом, — ответил молодой человек, продолжая расстегивать рубашку. — Я уже говорил, что вам пора привыкать ко мне. Сейчас самое время. — Он стянул рубашку, аккуратно сложил ее и повесил на спинку стула.
Диана проглотила комок.
— Не надо, Лайонел.
Он улыбнулся ей и начал расстегивать панталоны.
— Прекратите! Вы невыносимы. Прекратите, иначе я накормлю вас козьей ивой!
— Умоляю, объясните зачем?
— Это слабительное, — заявила она и, споткнувшись, вылетела из каюты.
— Вы опоздали, моя дорогая, — спокойно проговорил он в пустой каюте. Раздевшись, он лег, накрылся простыней и подумал, что нужно быть поосторожнее: она и вправду может подсыпать ему эту козью иву. Граф отметил про себя, что улыбается в темноте. В этом путешествии он действительно намеревался подарить Диане ощущения, о которых она и представления не имела. Она должна насладиться их близостью как женщина. Тогда мысли о слабительном вмиг пройдут. Он надеялся, что она прекратит глупые споры насчет их брака.
Диана вошла в каюту с опущенной головой, даже мельком не взглянув в сторону койки.
— Я накрылся простыней, Диана.
В его голосе чувствовался смех, однако она так и не взглянула на него.
— Боитесь меня, да?
— Нет, черт бы вас побрал! А теперь, будьте добры, закройте глаза.
— Хорошо.
Диана подозрительно посмотрела на него. Лайонел зевнул.
— Вы не хотите распустить волосы?
— Не хочу.
Ответ ее прозвучал глухо. Он открыл глаза и увидел, что девушка снимает через голову платье. Тут Диана повернулась к нему, и молодой человек закрыл глаза. Ему показалось, что она что-то проворчала.
Лайонел смотрел, как девушка снимает туфли. Его сердце забилось чаще, он ждал. Диана перешагнула через спущенное на пол белье и осталась лишь в хорошенькой льняной рубашке, едва доходившей до колен. Прелестные ноги, еще прелестнее бедра. Когда девушка потянулась за халатом, Лайонел сел в постели и посмотрел на нее.
От увиденного он застонал.
Диана резко обернулась, прижав к себе халат.
— Вы мерзкий негодяй, вы же обещали закрыть глаза!
— На этот раз мне помешали естественные причины, — ответил он голосом, полным насмешки и досады.
— Что вы хотите сказать?
Интересно, сколько еще дней…
— Наверное, — глубокомысленно сказал он, — именно поэтому женатым мужчинам приходится заводить интрижки, Диана, мои глаза крепко закрыты.
Лайонел сдержал обещание. Вскоре каюта погрузилась в темноту.
— А что вы имели в виду, когда говорили о женатых и об интрижках?
— Не думаю, что вам понравится мой ответ.
— Тогда не отвечайте и зря меня не злите.
Граф глубоко вздохнул.
— Лайонел, что случилось? У вас не болит голова, нет?
В ее голосе звучала искренняя озабоченность, и он горько улыбнулся.
— Расскажите мне побольше о Вест-Индии.
— Я расскажу вам одну историю, правдивую историю, если вы пообещаете тоже рассказать что-нибудь о себе.
— Это справедливо.
Немного помолчав, Диана заговорила:
— Я уже рассказывала о том, что в Вест-Индии обосновалось много квакеров. Один из самых известных — это доктор Уильям Торнтон. Может, он еще жив. Как бы там ни было, мой отец знал его. Этот доктор имел практику, управлял своей плантацией на Тортоле и увлекался архитектурой. Это он спроектировал американский Капитолий в Вашингтоне. Вот вам моя сказка на ночь.
Лайонел некоторое время молчал, затем произнес:
— Это интересно. Я не знал. А теперь в Вест-Индии есть квакеры?
— Нет. Они покинули эти места лет за двадцать до моего рождения. И жаль, так как они были добрыми и в большинстве своем управляли поместьями разумнее других плантаторов. Теперь ваша очередь, Лайонел. Расскажите мне что-нибудь о себе, только не выдумывайте.
«Почему бы и нет?» — подумал он. В любом случае жена должна знать своего мужа. Он откинулся назад, заложив руки за голову.
— Я мечтал служить в армии и сражаться с Наполеоном. Когда в 1803 году Наполеон нарушил Амьенский договор, мне было уже семнадцать лет. Я хотел убежать из дома, чтобы служить своему королю и добыть в бою славу. Но вдруг пo-глупому погибает мой отец. Он наблюдал за рубкой деревьев, одно из них упало прямо на него. — Лайонел слышал, как у Дианы перехватило дыхание, и быстро добавил: — Он умер на месте, не мучился, как мне сказали. Для меня это была трагедия, я сильно переживал. Позже обида на отца не давала мне покоя долгие годы, я злился на него за то, что он умер. Хотя тогда я был мальчиком, я понимал, что стал графом Сент-Левеном и что у меня нет братьев, которые могли бы занять мое место, если я погибну в бою. Титул, и происхождение обязывали, я выбросил из головы мечты о воинской славе и стал учиться у приказчика моего отца управлять своими поместьями.
— Мне так жаль, Лайонел.
— Такова жизнь, Диана. Приходится идти на компромиссы, и от этого еще никто не умер. Просто боль остается надолго.
— Я рада, что вы не попали в армию. Я бы не хотела, чтобы вас убили.
Не хотела бы? Правда? Что ж, это хоть какое-то доказательство ее неравнодушия.
— Что было, то прошло.
— А как вы познакомились с Хоком, графом Ротмерским? Люция говорила мне, что он был с армией Веллингтона в Пиренеях.
— Мы вместе ходили в школу. Помню, я страшно завидовал Хоку, когда он купил патент на воинский чин и уехал из Англии. Тогда у него был старший брат, но жизнь преподносит сюрпризы, не так ли?
— Это слишком серьезный вопрос.
— Да нет, не очень. Как вы себя чувствуете, Диана?
— В каком смысле?
— У вас ничего не болит, ничего вас не беспокоит?
— Нет. Странный вопрос! Я выпила всего два бокала вина, Лайонел.
— Я говорю о вашем животе.
— И козьей ивы я тоже не жевала.
— Дитя мое, вы недогадливы.
Лайонел услышал, как она заворочалась в своем гнезде.
— Я вас не понимаю.
— Разве вчера у вас ничего не болело?
— Нет, в общем, ничего, — честно ответила она, не понимая его вопроса.
— Вот как!
Еще четыре дня, подумал он. Эти дни в теперешнем положении кажутся десятилетиями. Наверное, в такой ситуации женщинам трудно обходиться таким маленьким пространством, как каюта корабля. Лайонел решил, что в эти дни он поухаживает за ней.
— Диана, я действительно нисколько не нахожу вас отвратительной.
— Благодарю вас.
— Наверное, в Лондоне вам действительно было очень трудно.
— Это значит, что вы пожалели бедную провинциалочку, случайно попавшую в столь блестящее общество?
— Я не собираюсь вас обижать. Я просто хотел сказать, что лондонское общество сильно отличается от того, в котором вы росли. Но вы отлично справились.
— Я на самом деле очень волновалась перед отъездом, даже начала грызть ногти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91