— Если я больше никогда не увижу сгоревший железный горшок или обглоданные куриные кости, я буду просто счастлива.
— Я тоже, — вздохнула Мэри-Клематис. — Сегодня мне принесли очередные «мощи». Целых три штуки.
Элоиза открыла глаза и нахмурилась, увидев, что подруга держит три почти одинаковые кости, на одной из которых сохранился подозрительный кусок мяса с сухожилием. Мэри-Клематис развернула полотняную тряпицу и показала подруге целую груду костей.
— Похоже, у святого Петра было по крайней мере четырнадцать пальцев, и теперь они все у меня. Представляешь, какое счастье?
Элоиза громко засмеялась. Подруга, самочувствие которой наконец стабилизировалось, пересела со стула у окна к ней.
— Прости, Элли, что я тебе не помогала. Но с завтрашнего утра я начну делать свою часть работы. — Помолчав, она осторожно спросила: — Ты уверена, что должна помогать ему в таких делах? По-моему, к оценке мужа это совершенно не относится.
— Зато дает возможность получше изучить его характер. — То же самое Элоиза несколько дней говорила и себе. — Настойчивость, любовь к порядку, сила… ну и прочее. Ты знаешь.
— О, я понимаю, — восхищенно протянула Мэри-Клематис. — Я бы ни за что до этого не додумалась. Когда ты примешь обет, настоятельнице следует назвать тебя «сестра Мэри Попрыгунья».
Элоиза от изумления открыла рот, а потом захохотала.
— Надеюсь, к тому времени, как я вернусь в монастырь, аббатиса уже перестанет присоединять к именам названия цветов и растений. Иначе, зная ее любовь ко мне, я скорее всего должна буду отзываться на «сестру Мэри Полынь».
Они хохотали, пока у них не заболели животы, а когда немного успокоились, Мэри-Клематис, более склонная к размышлениям, задала вопрос, от которого у Элоизы на миг остановилось сердце.
— Как ты думаешь, кого она пришлет ему в невесты? — И поскольку Элоиза не ответила, пояснила: — Аббатиса. Кого, по-твоему, она пришлет? — Затем ей пришел в голову более интересный вариант. — Скажи, кого бы ты выбрала ему в невесты?
Элоизе показалось, будто ее швырнули в глубокий колодец.
— Если он вообще получит невесту, — пробормотала она.
— А разве нет? — Мэри-Клематис сердито взглянула на подругу. — Я имею в виду, что граф очень старается и Господу известно, как ему нужна леди-жена. Итак, более-менее зная его сиятельство, кого бы ты выбрала? Элайна такая красивая… Элен — веселая, с нежной душой… есть еще Лизетта — смуглая, темноволосая.
Элоиза встала и сунула ноги в комнатные туфли.
— Это не мое дело, Мэри-Клематис, — произнесла она резче, чем следовало в данной ситуации. — У меня нет пока никакого мнения. Предлагаю тебе направить свои мысли на более плодотворные размышления.
Чтобы спастись от растерянной подруги и смятения чувств в своей душе, она сбежала в заброшенную часовню. Там, среди тишины и покоя, Элоиза опустилась на колени, сделав то, что редко делала в последнее время, — начала молиться.
После того случая, когда она измазала на кухне лицо, а граф обнажил ей голову и так пристально разглядывал ее волосы, он время от времени смотрел на нее, и каждый раз ее сердце подпрыгивало. Взгляд его золотисто-карих глаз с темными ресницами и непокорным внутренним светом она ощущала почти как прикосновение. Или ласку.
Элоиза испустила тяжелый вздох.
Она активно помогала ему восстановить поместье, чтобы он смог подготовиться к приезду невесты, и у графа нет оснований заигрывать и любезничать с ней. Должно быть, это ее упрямое женское тщеславие стремится найти в его взгляде какой-то личный интерес. Она ведь считала, что давно избавилась от суетного желания нравиться мужчинам, которое присуще ее полу. Наверное, в монастыре почти не было соблазнов, потому она так и решила, а теперь видит, как сильно заблуждалась. Да, побороть грехи, тщеславие и гордость намного труднее, чем она думала.
Ей нужно выбросить из головы всякие искушения, относящиеся к его сиятельству, и не отклоняться от истинной цели своей миссии в Уитморе. Она попросила у Всевышнего прощения, руководства, терпения и моральной силы для выполнения своего долга… Умолчала она лишь о том, чего действительно хотела.
На следующее утро, чистя кладовую и расставляя все по местам, кухонная прислуга обнаружила трехстворчатую ширму, которую использовали, чтобы укрепить полки. Они позвали Элоизу, и та, осмотрев находку, заявила, что это ценная вещь.
Когда Ральф с помощником отнесли ширму на солнце и стерли с нее пыль, все увидели черные лакированные поверхности, инкрустированные замысловатыми рисунками из перламутра и золотыми цветочными узорами. После более тщательной очистки ширма должна была стать потрясающе красивой. Элоиза послала мальчика за графом.
— Изумительно. Похоже на что-то восточное, — произнес он, проводя рукой по рисункам, и покачал головой. — Я видел такие вещи в богатых домах, однако не мог представить себе, что нечто подобное есть и в Уитморе.
— Почему? Это же часть вещей, принадлежавших вашей матери. Вдруг обнаружатся и другие? — предположила Элоиза.
— Другие?
— Помните, старая Морна говорила, что в доме было полно дорогих вещей. Да и мадам сказала, что она перенесла в свою комнату только самые любимые вещи вашей матери. Значит, их было намного больше. Что случилось с остальными?
— Может, их давным-давно продали? — пожал плечами граф.
— Но наверняка не все. Если бы мы сумели найти такие же вещи, как эта ширма, вы могли бы продать их, чтобы заплатить налоги. — Элоиза направилась к двери мадам.
— Если они не проданы, то наверняка давно сгнили, — проворчал граф ей вслед.
Она замерла с поднятой рукой.
— Потому что были прокляты? Вы это имели в виду?
Он сам постучат в дверь, и вскоре они уже стояли рядом с француженкой. Сначала их вопросы смутили мадам Флермор, потом она села и с обреченным видом кивнула на обстановку своей комнаты.
— Берите, что пожелаете, сеньор. Теперь это все ваше.
— Нет-нет, мадам, вы не так нас поняли. — Граф сел на стул возле кушетки. — Мы просто хотели бы узнать, нет ли в замке других вещей. Что случилось с остальными, когда умерла моя мать?
Француженка потерла лоб, вспоминая.
— Я забрала вещи ее сиятельства… а остальное взял себе Седжвик. — Она покачала головой. — Мне неизвестно, что он с ними сделал. Вы должны спросить его.
Почтенный управляющий долго чесал седой затылок, подбородок, живот, словно это помогало ему вспомнить события давно минувших дней.
— Да, милорд. — Седжвик наконец постучал себя пальцем по носу, стараясь выглядеть очень хитрым. — Собрал их, а потом спрятал, вот что я сделал. Знал, что когда-нибудь про них спросят.
— А где ты спрятал вещи, Седжвик? — нетерпеливо спросил граф.
— Ну, это было… это было… — Старик опять задумался, не зная, что ответить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Я тоже, — вздохнула Мэри-Клематис. — Сегодня мне принесли очередные «мощи». Целых три штуки.
Элоиза открыла глаза и нахмурилась, увидев, что подруга держит три почти одинаковые кости, на одной из которых сохранился подозрительный кусок мяса с сухожилием. Мэри-Клематис развернула полотняную тряпицу и показала подруге целую груду костей.
— Похоже, у святого Петра было по крайней мере четырнадцать пальцев, и теперь они все у меня. Представляешь, какое счастье?
Элоиза громко засмеялась. Подруга, самочувствие которой наконец стабилизировалось, пересела со стула у окна к ней.
— Прости, Элли, что я тебе не помогала. Но с завтрашнего утра я начну делать свою часть работы. — Помолчав, она осторожно спросила: — Ты уверена, что должна помогать ему в таких делах? По-моему, к оценке мужа это совершенно не относится.
— Зато дает возможность получше изучить его характер. — То же самое Элоиза несколько дней говорила и себе. — Настойчивость, любовь к порядку, сила… ну и прочее. Ты знаешь.
— О, я понимаю, — восхищенно протянула Мэри-Клематис. — Я бы ни за что до этого не додумалась. Когда ты примешь обет, настоятельнице следует назвать тебя «сестра Мэри Попрыгунья».
Элоиза от изумления открыла рот, а потом захохотала.
— Надеюсь, к тому времени, как я вернусь в монастырь, аббатиса уже перестанет присоединять к именам названия цветов и растений. Иначе, зная ее любовь ко мне, я скорее всего должна буду отзываться на «сестру Мэри Полынь».
Они хохотали, пока у них не заболели животы, а когда немного успокоились, Мэри-Клематис, более склонная к размышлениям, задала вопрос, от которого у Элоизы на миг остановилось сердце.
— Как ты думаешь, кого она пришлет ему в невесты? — И поскольку Элоиза не ответила, пояснила: — Аббатиса. Кого, по-твоему, она пришлет? — Затем ей пришел в голову более интересный вариант. — Скажи, кого бы ты выбрала ему в невесты?
Элоизе показалось, будто ее швырнули в глубокий колодец.
— Если он вообще получит невесту, — пробормотала она.
— А разве нет? — Мэри-Клематис сердито взглянула на подругу. — Я имею в виду, что граф очень старается и Господу известно, как ему нужна леди-жена. Итак, более-менее зная его сиятельство, кого бы ты выбрала? Элайна такая красивая… Элен — веселая, с нежной душой… есть еще Лизетта — смуглая, темноволосая.
Элоиза встала и сунула ноги в комнатные туфли.
— Это не мое дело, Мэри-Клематис, — произнесла она резче, чем следовало в данной ситуации. — У меня нет пока никакого мнения. Предлагаю тебе направить свои мысли на более плодотворные размышления.
Чтобы спастись от растерянной подруги и смятения чувств в своей душе, она сбежала в заброшенную часовню. Там, среди тишины и покоя, Элоиза опустилась на колени, сделав то, что редко делала в последнее время, — начала молиться.
После того случая, когда она измазала на кухне лицо, а граф обнажил ей голову и так пристально разглядывал ее волосы, он время от времени смотрел на нее, и каждый раз ее сердце подпрыгивало. Взгляд его золотисто-карих глаз с темными ресницами и непокорным внутренним светом она ощущала почти как прикосновение. Или ласку.
Элоиза испустила тяжелый вздох.
Она активно помогала ему восстановить поместье, чтобы он смог подготовиться к приезду невесты, и у графа нет оснований заигрывать и любезничать с ней. Должно быть, это ее упрямое женское тщеславие стремится найти в его взгляде какой-то личный интерес. Она ведь считала, что давно избавилась от суетного желания нравиться мужчинам, которое присуще ее полу. Наверное, в монастыре почти не было соблазнов, потому она так и решила, а теперь видит, как сильно заблуждалась. Да, побороть грехи, тщеславие и гордость намного труднее, чем она думала.
Ей нужно выбросить из головы всякие искушения, относящиеся к его сиятельству, и не отклоняться от истинной цели своей миссии в Уитморе. Она попросила у Всевышнего прощения, руководства, терпения и моральной силы для выполнения своего долга… Умолчала она лишь о том, чего действительно хотела.
На следующее утро, чистя кладовую и расставляя все по местам, кухонная прислуга обнаружила трехстворчатую ширму, которую использовали, чтобы укрепить полки. Они позвали Элоизу, и та, осмотрев находку, заявила, что это ценная вещь.
Когда Ральф с помощником отнесли ширму на солнце и стерли с нее пыль, все увидели черные лакированные поверхности, инкрустированные замысловатыми рисунками из перламутра и золотыми цветочными узорами. После более тщательной очистки ширма должна была стать потрясающе красивой. Элоиза послала мальчика за графом.
— Изумительно. Похоже на что-то восточное, — произнес он, проводя рукой по рисункам, и покачал головой. — Я видел такие вещи в богатых домах, однако не мог представить себе, что нечто подобное есть и в Уитморе.
— Почему? Это же часть вещей, принадлежавших вашей матери. Вдруг обнаружатся и другие? — предположила Элоиза.
— Другие?
— Помните, старая Морна говорила, что в доме было полно дорогих вещей. Да и мадам сказала, что она перенесла в свою комнату только самые любимые вещи вашей матери. Значит, их было намного больше. Что случилось с остальными?
— Может, их давным-давно продали? — пожал плечами граф.
— Но наверняка не все. Если бы мы сумели найти такие же вещи, как эта ширма, вы могли бы продать их, чтобы заплатить налоги. — Элоиза направилась к двери мадам.
— Если они не проданы, то наверняка давно сгнили, — проворчал граф ей вслед.
Она замерла с поднятой рукой.
— Потому что были прокляты? Вы это имели в виду?
Он сам постучат в дверь, и вскоре они уже стояли рядом с француженкой. Сначала их вопросы смутили мадам Флермор, потом она села и с обреченным видом кивнула на обстановку своей комнаты.
— Берите, что пожелаете, сеньор. Теперь это все ваше.
— Нет-нет, мадам, вы не так нас поняли. — Граф сел на стул возле кушетки. — Мы просто хотели бы узнать, нет ли в замке других вещей. Что случилось с остальными, когда умерла моя мать?
Француженка потерла лоб, вспоминая.
— Я забрала вещи ее сиятельства… а остальное взял себе Седжвик. — Она покачала головой. — Мне неизвестно, что он с ними сделал. Вы должны спросить его.
Почтенный управляющий долго чесал седой затылок, подбородок, живот, словно это помогало ему вспомнить события давно минувших дней.
— Да, милорд. — Седжвик наконец постучал себя пальцем по носу, стараясь выглядеть очень хитрым. — Собрал их, а потом спрятал, вот что я сделал. Знал, что когда-нибудь про них спросят.
— А где ты спрятал вещи, Седжвик? — нетерпеливо спросил граф.
— Ну, это было… это было… — Старик опять задумался, не зная, что ответить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80