Я уже говорила вам об этом, милорд.
Граф с недоумением воззрился на нее:
— Но если шерсти недостаточно, женщина, значит, ее недостаточно. Он не может сделать шерсть из воздуха.
— А вдруг это он виноват, что шерсти не хватает? — возмутилась его непонятливости Элоиза. — Если он встречается в лесу с ворами, то уж явно не затем, чтобы у них что-то взять, а скорее для того, чтобы что-то им дать. Вы не допускаете такой возможности? Или вы не в состоянии этому поверить только из-за того, что это говорю я?
— Ладно… согласен! Сейчас мы покончим с делом Хедрика раз и навсегда. Идем к стригалям, послушаем, что скажут они.
Когда Элоиза с графом подошли к загонам, помощники как раз метили овец специальной краской, сортировали их в зависимости от возраста и породы, а затем отводили в загончики, где их уже поджидал стригаль. Понаблюдав какое-то время за стрижкой, граф подозвал главного стригаля и, когда тот подошел к нему, спросил его о причине плохого сбора шерсти.
— Плохого? — засмеялся работник. — Да такого сбора не было уже лет десять, милорд! Замечательная шерсть, и ее много! На этот раз любовница Энн ничего себе не взяла.
— Странно, не правда ли? — Элоиза повернулась к мужу. — Стригали говорят, что сбор отличный, а Хедрик утверждает, что шерсти нет.
— Этот вопрос я задам Хедрику, когда найду его, — проворчал Перил, размышляя, как ему разобраться в этих противоречиях, и начиная закипать от бешенства.
После загонов они направились к амбарам, где Хедрик, будучи еще бейлифом, проводил много времени и теперь, по общему мнению, стал наведываться сюда еще чаще.
В первом амбаре пахло сеном, зерном и старой шерстью. Солнце, бьющее в просветы между досками, через равные интервалы рассекало полумрак, и волосы Элоизы, которая шла впереди, то и дело ослепительно вспыхивали. Граф, потрясенный этим зрелищем, ловил себя на том, что ждет следующей огненной вспышки, и приходил в ужас от собственной глупости.
— Что обычно хранится в этом амбаре? — спросила Элоиза. Тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Перил огляделся.
— Зерно и корма, овес, просо, рожь, лен, различные семена, инвентарь… — Теперь здесь не было ничего, кроме нескольких истертых старых веревок, висевших на крючках, сломанной телеги, брезентовых мешков, брошенных в угол, да пары охапок соломы на грязном полу.
— Ни Хедрика, ни зерна, ни инвентаря! — констатировала Элоиза.
Граф молча развернулся, выскочил за дверь и торопливо зашагал ко второму амбару. Сердце у него глухо стучало, когда он позвал управляющего, но из темной пустоты ему ответила тишина.
— А что хранят здесь? — спросила Элоиза, но граф, сжав кулаки, выбежал наружу, проигнорировав ее вопрос. Он метнулся к навесу для плугов, оттуда в кузницу, в сарай для инвентаря, плотницкую… звал Хедрика… требовал ответа у всякого, кто попадался ему на пути.
Работники оставляли свои дела и шли за лордом и леди в надежде, что его сиятельство наконец разделается с ненавистным управляющим. Но гораздо больше их интересовала ссора графа с женой.
— Стойте, — сказала Элоиза, когда они вышли из третьего, последнего амбара. — Ведь эти амбары не должны быть пустыми даже весной?
— Нет, — процедил сквозь зубы Перил.
— Тогда где все то, что здесь хранилось?
— Откуда я знаю? — рявкнул он, негодующе взмахнув руками. — По-твоему, я должен все знать, за всем присматривать, все проверять? Но я в отличие от тебя не могу быть везде одновременно и все делать сам. Я вынужден полагаться на других.
— Я никогда и не говорила… Конечно, вы должны полагаться на других.
— Весьма любезно с вашей стороны, миледи.
— Если только они этого заслуживают, — добавила она. Это был удар ниже пояса. Обвинительный приговор его суждениям и проницательности. Она и раньше ставила под сомнение его авторитет, но впервые у нее появились для этого столь веские основания. Граф взглянул на толпу любопытных, с интересом наблюдавших за ними, потом с рыком схватил ее за руку и втащил обратно в амбар.
Когда дверь захлопнулась, он развернул Элоизу к себе.
— И кто же этого заслуживает, леди Элоиза? — в бешенстве спросил он, стараясь говорить тихо. — Ни повара… ни пастухи… ни пахари… ни ученики кузнеца… ни прислуга… ни экономка… ни управляющий… ни мои гвардейцы. Кто-нибудь в Уитморе заслуживает вашего одобрения?
Перил крепко держал ее, грудь у него вздымалась, глаза сверкали янтарным огнем. Она видела его боль, неуверенность в себе, с чем и сама боролась много недель. И поняла. Ему не нужна аббатиса, ему нужна просто женщина.
— Конечно, — произнесла она со всем хладнокровием, на какое была способна.
— Кто? — подозрительно посмотрел на нее Перил. Тогда Элоиза пустила в ход самое убедительное свое оружие, поразившее графа без промаха, хоть он еще и не знал, что сражен. — Вы.
— Я? — Он ждал чего угодно, только не этого, даже ослабил хватку, стараясь осознать смысл ее слов.
— Вы давно сдали свой экзамен, Перил. Я думаю, теперь наступила моя очередь. Вы мне не верите, — проговорила она, чувствуя, как весь ее план идет насмарку. — И не верили никогда. С того самого утра, когда я брила вас в присутствии аббатисы и остальных сестер. Несмотря на все, что случилось с тех пор, несмотря на всю мою помощь в Уитморе, вы продолжаете мне не верить. И должна признаться, все это мне порядком надоело. Отпустив ее, граф отступил на шаг.
— Ты же явилась сюда, притворившись монахиней, — ехидно заметил он.
— Я не притворялась, я была монахиней во всех отношениях. Многие годы я жила, работала и соблюдала дисциплину в монастыре.
— За исключением тех случаев, когда тебя это не устраивало.
Элоиза напряглась, поняв, что он обратил слова, когда-то сказанные сгоряча, против нее.
— Да, в свое время я считала, что есть лучшие способы сделать ту или иную работу, и старалась помочь сестрам. Так же, как теперь, стараюсь помочь вам и людям Уитмора.
— Осуждая меня, вмешиваясь в мои дела, отказываясь повиноваться?
Элоиза тяжело вздохнула. Она хотела помириться с ним, добавив немножко меда… но это… Просто руки опускаются!
— Да. «Осуждение» входит в мои ежедневные обязанности как хозяйки этого дома и поместья. Если бы я этого не делала, сколько бы, по-вашему, потребовалось времени на то, чтобы все здесь вернулось в то безобразное состояние, какое я застала, приехав сюда? А что касается моего «вмешательства»… если бы не оно, вы бы до сих пор сидели в грязном, вонючем зале без всякой надежды на жену, наследников и возможности заплатить свои проклятые налоги! Я без устали работаю, чтобы вам помочь, а вы продолжаете обращаться со мной как с вражеским пленником.
— Я обращаюсь с тобой как с упрямой, непослушной женщиной, какой ты и являешься.
— Отлично! Да, порой я бываю упрямой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Граф с недоумением воззрился на нее:
— Но если шерсти недостаточно, женщина, значит, ее недостаточно. Он не может сделать шерсть из воздуха.
— А вдруг это он виноват, что шерсти не хватает? — возмутилась его непонятливости Элоиза. — Если он встречается в лесу с ворами, то уж явно не затем, чтобы у них что-то взять, а скорее для того, чтобы что-то им дать. Вы не допускаете такой возможности? Или вы не в состоянии этому поверить только из-за того, что это говорю я?
— Ладно… согласен! Сейчас мы покончим с делом Хедрика раз и навсегда. Идем к стригалям, послушаем, что скажут они.
Когда Элоиза с графом подошли к загонам, помощники как раз метили овец специальной краской, сортировали их в зависимости от возраста и породы, а затем отводили в загончики, где их уже поджидал стригаль. Понаблюдав какое-то время за стрижкой, граф подозвал главного стригаля и, когда тот подошел к нему, спросил его о причине плохого сбора шерсти.
— Плохого? — засмеялся работник. — Да такого сбора не было уже лет десять, милорд! Замечательная шерсть, и ее много! На этот раз любовница Энн ничего себе не взяла.
— Странно, не правда ли? — Элоиза повернулась к мужу. — Стригали говорят, что сбор отличный, а Хедрик утверждает, что шерсти нет.
— Этот вопрос я задам Хедрику, когда найду его, — проворчал Перил, размышляя, как ему разобраться в этих противоречиях, и начиная закипать от бешенства.
После загонов они направились к амбарам, где Хедрик, будучи еще бейлифом, проводил много времени и теперь, по общему мнению, стал наведываться сюда еще чаще.
В первом амбаре пахло сеном, зерном и старой шерстью. Солнце, бьющее в просветы между досками, через равные интервалы рассекало полумрак, и волосы Элоизы, которая шла впереди, то и дело ослепительно вспыхивали. Граф, потрясенный этим зрелищем, ловил себя на том, что ждет следующей огненной вспышки, и приходил в ужас от собственной глупости.
— Что обычно хранится в этом амбаре? — спросила Элоиза. Тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Перил огляделся.
— Зерно и корма, овес, просо, рожь, лен, различные семена, инвентарь… — Теперь здесь не было ничего, кроме нескольких истертых старых веревок, висевших на крючках, сломанной телеги, брезентовых мешков, брошенных в угол, да пары охапок соломы на грязном полу.
— Ни Хедрика, ни зерна, ни инвентаря! — констатировала Элоиза.
Граф молча развернулся, выскочил за дверь и торопливо зашагал ко второму амбару. Сердце у него глухо стучало, когда он позвал управляющего, но из темной пустоты ему ответила тишина.
— А что хранят здесь? — спросила Элоиза, но граф, сжав кулаки, выбежал наружу, проигнорировав ее вопрос. Он метнулся к навесу для плугов, оттуда в кузницу, в сарай для инвентаря, плотницкую… звал Хедрика… требовал ответа у всякого, кто попадался ему на пути.
Работники оставляли свои дела и шли за лордом и леди в надежде, что его сиятельство наконец разделается с ненавистным управляющим. Но гораздо больше их интересовала ссора графа с женой.
— Стойте, — сказала Элоиза, когда они вышли из третьего, последнего амбара. — Ведь эти амбары не должны быть пустыми даже весной?
— Нет, — процедил сквозь зубы Перил.
— Тогда где все то, что здесь хранилось?
— Откуда я знаю? — рявкнул он, негодующе взмахнув руками. — По-твоему, я должен все знать, за всем присматривать, все проверять? Но я в отличие от тебя не могу быть везде одновременно и все делать сам. Я вынужден полагаться на других.
— Я никогда и не говорила… Конечно, вы должны полагаться на других.
— Весьма любезно с вашей стороны, миледи.
— Если только они этого заслуживают, — добавила она. Это был удар ниже пояса. Обвинительный приговор его суждениям и проницательности. Она и раньше ставила под сомнение его авторитет, но впервые у нее появились для этого столь веские основания. Граф взглянул на толпу любопытных, с интересом наблюдавших за ними, потом с рыком схватил ее за руку и втащил обратно в амбар.
Когда дверь захлопнулась, он развернул Элоизу к себе.
— И кто же этого заслуживает, леди Элоиза? — в бешенстве спросил он, стараясь говорить тихо. — Ни повара… ни пастухи… ни пахари… ни ученики кузнеца… ни прислуга… ни экономка… ни управляющий… ни мои гвардейцы. Кто-нибудь в Уитморе заслуживает вашего одобрения?
Перил крепко держал ее, грудь у него вздымалась, глаза сверкали янтарным огнем. Она видела его боль, неуверенность в себе, с чем и сама боролась много недель. И поняла. Ему не нужна аббатиса, ему нужна просто женщина.
— Конечно, — произнесла она со всем хладнокровием, на какое была способна.
— Кто? — подозрительно посмотрел на нее Перил. Тогда Элоиза пустила в ход самое убедительное свое оружие, поразившее графа без промаха, хоть он еще и не знал, что сражен. — Вы.
— Я? — Он ждал чего угодно, только не этого, даже ослабил хватку, стараясь осознать смысл ее слов.
— Вы давно сдали свой экзамен, Перил. Я думаю, теперь наступила моя очередь. Вы мне не верите, — проговорила она, чувствуя, как весь ее план идет насмарку. — И не верили никогда. С того самого утра, когда я брила вас в присутствии аббатисы и остальных сестер. Несмотря на все, что случилось с тех пор, несмотря на всю мою помощь в Уитморе, вы продолжаете мне не верить. И должна признаться, все это мне порядком надоело. Отпустив ее, граф отступил на шаг.
— Ты же явилась сюда, притворившись монахиней, — ехидно заметил он.
— Я не притворялась, я была монахиней во всех отношениях. Многие годы я жила, работала и соблюдала дисциплину в монастыре.
— За исключением тех случаев, когда тебя это не устраивало.
Элоиза напряглась, поняв, что он обратил слова, когда-то сказанные сгоряча, против нее.
— Да, в свое время я считала, что есть лучшие способы сделать ту или иную работу, и старалась помочь сестрам. Так же, как теперь, стараюсь помочь вам и людям Уитмора.
— Осуждая меня, вмешиваясь в мои дела, отказываясь повиноваться?
Элоиза тяжело вздохнула. Она хотела помириться с ним, добавив немножко меда… но это… Просто руки опускаются!
— Да. «Осуждение» входит в мои ежедневные обязанности как хозяйки этого дома и поместья. Если бы я этого не делала, сколько бы, по-вашему, потребовалось времени на то, чтобы все здесь вернулось в то безобразное состояние, какое я застала, приехав сюда? А что касается моего «вмешательства»… если бы не оно, вы бы до сих пор сидели в грязном, вонючем зале без всякой надежды на жену, наследников и возможности заплатить свои проклятые налоги! Я без устали работаю, чтобы вам помочь, а вы продолжаете обращаться со мной как с вражеским пленником.
— Я обращаюсь с тобой как с упрямой, непослушной женщиной, какой ты и являешься.
— Отлично! Да, порой я бываю упрямой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80