Было еще достаточно рано. Почему бы ему не съездить в свой клуб и не попытать счастья за карточным столом?
Или – это предвкушение было более приятным – не навестить ли ему свою любовницу? В прямом смысле этого слова она не была его любовницей. На то, чтобы содержать женщину – особенно Марию – так, как она к этому привыкла, у него не было денег. Но к счастью, один из ее предыдущих покровителей подарил ей прелестный домик в Блумсбери, избавив тем самым Гарета оттого, чтобы сделать это самому. Поскольку он не оплачивал ее счетов, она не считала себя обязанной оставаться ему верной, но это не имело значения, потому что и он платил ей тем же.
К тому же Гарет давно у нее не был. Единственной женщиной, с которой он общался в последнее время, была Гиацинта, а с ней он не мог развлекаться так, как привык.
Гарет попрощался с несколькими знакомыми, стоявшими около дверей зала, и выскользнул в коридор. Там было на удивление мало народу. Он был уже почти у выхода, когда вдруг подумал, что до Блумсбери далековато, особенно если ехать в наемном экипаже (на бал он приехал в карете бабушки). Он вспомнил, что в Бриджертон-Хаусе была специальная туалетная комната для джентльменов, и Гарет решил ею воспользоваться.
Помещение состояло из небольшого холла и собственно туалета. Дверь туда была закрыта. Гарет остановился, посвистывая, ожидая своей очереди.
Он любил свистеть.
«Мой милый уехал за море...»
А когда свистел, всегда пел про себя слова:
«Мой милый уехал за море...»
Некоторые слова песни все равно нельзя было произносить вслух в приличном обществе.
«Мой милый уехал за море...»
– Я так и понял, что это ты.
Гарет замер, очутившись лицом к лицу со своим отцом, который был именно тем человеком, которого так терпеливо пережидал Гарет.
– «Верните милого мне», – громко пропел Гарет с деланным воодушевлением.
Отец скривился – пение барон любил еще меньше, чем свист.
– Я удивлен, что они тебя сюда пускают, – сказал лорд Сент-Клер.
Гарет пожал плечами.
– Забавно! Как это удобно, что кровь человека прячется внутри, даже если она не совсем голубая. Весь свет думает, что я твой сын. Разве это не самая забавная шутка...
– Прекрати, – прошипел барон. – Господи, мне достаточно смотреть на тебя, а от твоего свиста меня просто тошнит.
– А мне почему-то все равно!
Но Гарет чувствовал, как у него защемило в груди. Ему вдруг стало как-то тревожно, не по себе, и он с трудом удерживался от того, чтобы не пустить в ход кулаки.
Казалось, ему бы давно пора привыкнуть, но всякий раз при встрече с отцом он испытывал невероятный шок. Он говорил себе, что настанет время и ему будет безразлично, что этот человек – его отец, но...
Каждый раз он чувствовал одно и то же.
А лорд Сент-Клер по-настоящему даже не был ему отцом. Сотни раз Гарет убеждал себя, что это не имеет значения. Они не были родными по крови, и барон был для него таким же посторонним, как любой человеке улицы. Гарету не требовалось его одобрение, он уже давно с этим смирился. Зачем ему похвала человека, которого он даже не уважал? Здесь было нечто другое, что очень трудно поддавалось определению. Как только он встречал барона, у него сразу возникало желание, чтобы его присутствие было замечено и прочувствовано. Ему надо было все время докучать ему, потому что этот человек вызывал у него беспокойство.
Эти чувства обуревали его каждый раз, когда он видел барона. Или когда им волей-неволей приходилось разговаривать. И Гарет понимал, что надо прервать общение до того, как он сделает что-нибудь такое, о чем потом может пожалеть.
И жалел он всегда. Гарет клялся себе, что это в последний раз, что ему надо взрослеть, умнеть, но это повторялось снова и снова. Как только он видел отца, ему вновь было пятнадцать лет – он глупо улыбался и вел себя отвратительно.
Но на этот раз он попытается сохранить самообладание. Господи, он же в Бриджертон-Хаусе, и самое малое, что он может сделать, – это избежать скандала.
– Прости, пожалуйста, – сказал он, стараясь обойти барона.
Но лорд Сент-Клер сделал шаг в сторону, так что они стукнулись плечами.
– Знаешь, она не хочет тебя, – хихикнул лорд.
– О чем это ты? – Гарет был само спокойствие.
– Эта крошка Бриджертон. Я видел, как ты бежал за ней, высунув язык.
Гарет на минуту остолбенел. Он даже не знал, что его отец был на балу. Это его немного обеспокоило. А собственно, почему? Он должен был ликовать: наконец-то он смог расслабиться и ему не надо было ожидать язвительных замечаний лорда Сент-Клера. Вместо этого он почувствовал себя обманутым, словно барон прятался от него. Но скорее всего он за ним шпионил.
– Нечего сказать? – съязвил барон.
Гарет лишь приподнял бровь и посмотрел внутрь туалетной комнаты.
– Если только ты не желаешь, чтобы я прицелился оттуда.
Барон все понял и ответил с отвращением:
– С тебя станется.
– Я тоже так думаю. – Хотя до этого момента ему это даже в голову не приходило. Но стоило нахамить, хотя бы ради того, чтобы увидеть, как от гнева вздуются вены на шее отца.
– Ты отвратителен.
– Ты меня таким воспитал.
Это был откровенный вызов. Видно было, как барон закипает.
– Не потому, что я этого хотел. И уж конечно, я никогда не задумывался над тем, что мне когда-либо придется передать тебе свой титул.
Гарет промолчал. Он мог говорить что угодно, чтобы разозлить отца, но он никогда не станет шутить по поводу его смерти. Никогда!
– Джордж, наверное, переворачивается в гробу, – тихо сказал лорд Сент-Клер.
И тут Гарета прорвало. Только минуту назад он стоял посередине комнаты с бессильно опущенными руками, а в следующую – уже прижимал отца к стене, одной рукой схватив его за горло.
– Он был моим братом, – тихо сказал Гарет.
– Он был моим сыном, – брызгая слюной, прошипел барон.
Гарет почувствовал, что ему стало трудно дышать.
– Он был моим братом, – повторил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно, но ему явно не хватало воздуха. – У нас с ним была одна мать. И я любил его.
Он вдруг со страшной силой ощутил потерю. Гарет горевал по брату с того самого дня, как тот умер, но сейчас вдруг почувствовал такую пустоту, которую не знал, как заполнить.
Он остался один. У него была только бабушка – единственный человек, о котором Гарет мог честно сказать, что он его любит. И что она отвечает ему такой же любовью.
Раньше он этого не понимал, а может, и не хотел понимать. Но сейчас, стоя лицом к лицу с человеком, которого он прежде называл отцом, и даже зная, что на самом деле он ему не отец, он вдруг понял, как одинок.
Гарет вдруг стал противен сам себе. Он резко оттолкнул барона, наблюдая за тем, как тот ловит ртом воздух. Сам он тоже дышал прерывисто.
Надо уходить. Куда угодно, только не оставаться здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Или – это предвкушение было более приятным – не навестить ли ему свою любовницу? В прямом смысле этого слова она не была его любовницей. На то, чтобы содержать женщину – особенно Марию – так, как она к этому привыкла, у него не было денег. Но к счастью, один из ее предыдущих покровителей подарил ей прелестный домик в Блумсбери, избавив тем самым Гарета оттого, чтобы сделать это самому. Поскольку он не оплачивал ее счетов, она не считала себя обязанной оставаться ему верной, но это не имело значения, потому что и он платил ей тем же.
К тому же Гарет давно у нее не был. Единственной женщиной, с которой он общался в последнее время, была Гиацинта, а с ней он не мог развлекаться так, как привык.
Гарет попрощался с несколькими знакомыми, стоявшими около дверей зала, и выскользнул в коридор. Там было на удивление мало народу. Он был уже почти у выхода, когда вдруг подумал, что до Блумсбери далековато, особенно если ехать в наемном экипаже (на бал он приехал в карете бабушки). Он вспомнил, что в Бриджертон-Хаусе была специальная туалетная комната для джентльменов, и Гарет решил ею воспользоваться.
Помещение состояло из небольшого холла и собственно туалета. Дверь туда была закрыта. Гарет остановился, посвистывая, ожидая своей очереди.
Он любил свистеть.
«Мой милый уехал за море...»
А когда свистел, всегда пел про себя слова:
«Мой милый уехал за море...»
Некоторые слова песни все равно нельзя было произносить вслух в приличном обществе.
«Мой милый уехал за море...»
– Я так и понял, что это ты.
Гарет замер, очутившись лицом к лицу со своим отцом, который был именно тем человеком, которого так терпеливо пережидал Гарет.
– «Верните милого мне», – громко пропел Гарет с деланным воодушевлением.
Отец скривился – пение барон любил еще меньше, чем свист.
– Я удивлен, что они тебя сюда пускают, – сказал лорд Сент-Клер.
Гарет пожал плечами.
– Забавно! Как это удобно, что кровь человека прячется внутри, даже если она не совсем голубая. Весь свет думает, что я твой сын. Разве это не самая забавная шутка...
– Прекрати, – прошипел барон. – Господи, мне достаточно смотреть на тебя, а от твоего свиста меня просто тошнит.
– А мне почему-то все равно!
Но Гарет чувствовал, как у него защемило в груди. Ему вдруг стало как-то тревожно, не по себе, и он с трудом удерживался от того, чтобы не пустить в ход кулаки.
Казалось, ему бы давно пора привыкнуть, но всякий раз при встрече с отцом он испытывал невероятный шок. Он говорил себе, что настанет время и ему будет безразлично, что этот человек – его отец, но...
Каждый раз он чувствовал одно и то же.
А лорд Сент-Клер по-настоящему даже не был ему отцом. Сотни раз Гарет убеждал себя, что это не имеет значения. Они не были родными по крови, и барон был для него таким же посторонним, как любой человеке улицы. Гарету не требовалось его одобрение, он уже давно с этим смирился. Зачем ему похвала человека, которого он даже не уважал? Здесь было нечто другое, что очень трудно поддавалось определению. Как только он встречал барона, у него сразу возникало желание, чтобы его присутствие было замечено и прочувствовано. Ему надо было все время докучать ему, потому что этот человек вызывал у него беспокойство.
Эти чувства обуревали его каждый раз, когда он видел барона. Или когда им волей-неволей приходилось разговаривать. И Гарет понимал, что надо прервать общение до того, как он сделает что-нибудь такое, о чем потом может пожалеть.
И жалел он всегда. Гарет клялся себе, что это в последний раз, что ему надо взрослеть, умнеть, но это повторялось снова и снова. Как только он видел отца, ему вновь было пятнадцать лет – он глупо улыбался и вел себя отвратительно.
Но на этот раз он попытается сохранить самообладание. Господи, он же в Бриджертон-Хаусе, и самое малое, что он может сделать, – это избежать скандала.
– Прости, пожалуйста, – сказал он, стараясь обойти барона.
Но лорд Сент-Клер сделал шаг в сторону, так что они стукнулись плечами.
– Знаешь, она не хочет тебя, – хихикнул лорд.
– О чем это ты? – Гарет был само спокойствие.
– Эта крошка Бриджертон. Я видел, как ты бежал за ней, высунув язык.
Гарет на минуту остолбенел. Он даже не знал, что его отец был на балу. Это его немного обеспокоило. А собственно, почему? Он должен был ликовать: наконец-то он смог расслабиться и ему не надо было ожидать язвительных замечаний лорда Сент-Клера. Вместо этого он почувствовал себя обманутым, словно барон прятался от него. Но скорее всего он за ним шпионил.
– Нечего сказать? – съязвил барон.
Гарет лишь приподнял бровь и посмотрел внутрь туалетной комнаты.
– Если только ты не желаешь, чтобы я прицелился оттуда.
Барон все понял и ответил с отвращением:
– С тебя станется.
– Я тоже так думаю. – Хотя до этого момента ему это даже в голову не приходило. Но стоило нахамить, хотя бы ради того, чтобы увидеть, как от гнева вздуются вены на шее отца.
– Ты отвратителен.
– Ты меня таким воспитал.
Это был откровенный вызов. Видно было, как барон закипает.
– Не потому, что я этого хотел. И уж конечно, я никогда не задумывался над тем, что мне когда-либо придется передать тебе свой титул.
Гарет промолчал. Он мог говорить что угодно, чтобы разозлить отца, но он никогда не станет шутить по поводу его смерти. Никогда!
– Джордж, наверное, переворачивается в гробу, – тихо сказал лорд Сент-Клер.
И тут Гарета прорвало. Только минуту назад он стоял посередине комнаты с бессильно опущенными руками, а в следующую – уже прижимал отца к стене, одной рукой схватив его за горло.
– Он был моим братом, – тихо сказал Гарет.
– Он был моим сыном, – брызгая слюной, прошипел барон.
Гарет почувствовал, что ему стало трудно дышать.
– Он был моим братом, – повторил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно, но ему явно не хватало воздуха. – У нас с ним была одна мать. И я любил его.
Он вдруг со страшной силой ощутил потерю. Гарет горевал по брату с того самого дня, как тот умер, но сейчас вдруг почувствовал такую пустоту, которую не знал, как заполнить.
Он остался один. У него была только бабушка – единственный человек, о котором Гарет мог честно сказать, что он его любит. И что она отвечает ему такой же любовью.
Раньше он этого не понимал, а может, и не хотел понимать. Но сейчас, стоя лицом к лицу с человеком, которого он прежде называл отцом, и даже зная, что на самом деле он ему не отец, он вдруг понял, как одинок.
Гарет вдруг стал противен сам себе. Он резко оттолкнул барона, наблюдая за тем, как тот ловит ртом воздух. Сам он тоже дышал прерывисто.
Надо уходить. Куда угодно, только не оставаться здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60