— Пенелопа Физеренгтон, — сказал он, медленно растягивая слова, — Мне послышалось, будто ты сказала, что ты не танцевала.
— Я солгала.
— В таком случае, — сказал он, — Сейчас должен быть мой танец.
Пенелопа внезапно почувствовала себя странно. Именно поэтому, ей не следовало слушать шепот леди Данбери в своей голове. Она сумела стать смелой и очаровательной на краткий миг, но понятия не имела, что делать дальше.
В отличие от Колина, дьявольски ей улыбающегося, и протягивающего руку, стоя в начальной позиции вальса.
— Колин, мы на Беркли-сквер! — пробормотала она сдавленным голосом.
— Я знаю. Я только что говорил тебе, что никогда прежде не танцевал здесь. Вспомнила?
— Но —
Колин воинственно скрестил руки.
— Так-так-так. Ты не можешь сделать вызов подобно этому, а потом сбежать. Кроме того, танец на Беркли-стрит, кажется относиться к тому типу вещей, которые человек просто необходимо сделать хоть раз в жизни, ты не согласна?
— Все нас увидят, — быстро прошептала она.
Он пожал плечами, стараясь скрыть тот факт, что его забавляла ее реакция.
— Я не беспокоюсь об этом. А ты?
Ее щеки сначала порозовели, а затем заалели, она с трудом проговорила:
— Люди подумают, будто ты ухаживаешь за мной и собираешься жениться.
Колин наблюдал за ней вблизи, и не понимал, чем она так взволнована. Кого волнует, если люди подумают, что он ухаживает за ней? Слух скоро окажется ложным, и они вдоволь посмеются за счет высшего света. На кончике его языка буквально вертелись слова: “Наплевать на общество”, но он сдержался. Было что-то сокрыто в глубине ее карих глаз, какая-то эмоция, которую он не мог определить. Эмоция, которую он никогда не поймет и не почувствует.
Он внезапно понял, что последняя вещь, которую он бы сделал, это обидеть Пенелопу Физеренгтон. Она была лучшей подругой его сестры, более того, она была, незамысловатая и простая, очень милая и хорошая девочка.
Он нахмурился. Он подумал, что уже не может называть ее девочкой. Она, в свои двадцать восемь лет, не девочка, как и он в тридцать не три — не мальчик.
В конце концов, с осторожностью, и как он надеялся с хорошей долей чуткости, он спросил:
— Почему мы должны волноваться, если люди подумают, что я собираюсь жениться на тебе?
Она прикрыла глаза, и на мгновенье Колину показалось, будто его вопрос причинил ей боль. Когда она открыла свои глаза, ее взгляд был почти сладостно-горький.
— Это было бы довольно забавно, — сказала она, — Сначала.
Он ничего не сказал, лишь ждал от нее продолжения.
— Но, в конечном счете, стало бы ясно, что мы не собираемся справлять свадьбу, и тогда это будет…
Она остановилась, сглотнула, и Колин понял, что она не всегда такая сильная и смелая, как кажется снаружи.
— Это было бы воспринято так, — продолжала она, — Будто ты намеривался соблазнить меня, потому что я…, — ну, ладно, это было бы именно так и воспринято.
Он не спорил с ней. Он знал, что ее слова верны.
Она грустно вздохнула.
— Я не хочу, чтобы меня обсуждали в свете из-за этого. Даже леди Уислдаун, несомненно, напишет по этому поводу. Почему бы и нет? Это была бы довольно пикантная сплетня.
— Я прошу прощения, Пенелопа, — сказал Колин.
Он не был точно уверен, за что же он извинялся, но по его мнения сейчас было самое время извиниться.
Она приняла его извинения небольшим кивком.
— Я знаю, я не должна волноваться по поводу того, что обо мне могут подумать люди, но я все же волнуюсь.
Он немного повернулся, потому что он обдумывал ее слова. Или тон ее голоса. А может быть и то, и другое. Он всегда думал о себе, как о человек, стоящем несколько выше предрассудков высшего света. Но, конечно, не вне его, он вращался в высшем свете и он наслаждался этим. Но он всегда полагал, что его счастье не зависит, и не будет зависеть от мнения других людей.
Но, может быть, он думал об этом неправильно. Легко полагать, что тебе не волнует мнение других людей, когда это мнение благоприятное к тебе. Будет ли ему безразлично до их мнения, если они будут третировать Пенелопу?
Она прежде никогда не подвергалась остракизму, никогда не участвовала в каком-либо скандале. Она просто была … непопулярной.
О, люди, конечно, были вежливы с ней. И Бриджертоны оказывали ей поддержку. Но, большинство воспоминаний Колина о Пенелопе связанны с тем, как она стоит у периметра танцевального зала, стараясь смотреть куда угодно, но только не на танцующие пары и пытаясь выглядеть так, словно ей совсем не хочется танцевать. Так обычно было, когда он подходил к ней и приглашал ее на танец. Она всегда выглядела очень благодарной за приглашение, и немного смущенной, потому что они оба понимали, что он большей частью делал это либо по настоянию матери, либо из жалости к ней.
Колин попробовал представить себя на ее месте. Это было нелегко. Он всегда был популярным; его друзья равнялись на него еще со школы, а женщины все время крутились возле него, после того, как он вошел в общество. И как он мог сказать, что его не заботить мнение людей, когда его это наоборот, всегда заботило…
Ему нравилось всем нравиться.
Он не знал, что ему следует сказать ей. Что было довольно странно, поскольку он всегда знал, что сказать. Фактически, он был таким знаменитым, именно потому, что всегда знал, что сказать. Возможно, размышлял он, это была одна из причин его популярности.
Он осознал, что чувства Пенелопы будут зависеть от его слов, которые он скажет, и тех, что он уже произнес за последние десять минут. Он почувствовал, что чувства Пенелопы стали очень важны для него.
— Ты права, — в конце концов, сказал он, думаю, что это довольно хорошая мысль, сказать кому-то, что он прав. — Это было очень черство с моей стороны. Возможно, мы смогли бы начать заново?
Она заморгала.
— Прошу прощения?
Он махнул рукой вокруг так, словно это движение могло все объяснить.
— Давай, начнем заново.
Она выглядела восхитительно, когда смутилась, смутилась из-за него, он до этого никогда не думал, что Пенелопа может выглядеть хоть немного такой восхитительной.
— Но мы знаем друг друга уже почти двенадцать лет, — сказала она.
— Неужели так долго? — он напрягал свой мозг, но никак не мог вспомнить их первую встречу. — Не бери в голову. Я имел в виду только этот день, глупышка.
Она улыбнулась, и он знал, что, назвав ее глупышкой, он поступил правильно и очень мудро, хотя сказать по правде, он не имел ни малейшего понятия, почему это так.
— Сейчас мы отойдем друг от друга, — медленно сказал он, растягивая слова. — Ты идешь через Беркли-сквер, и замечаешь меня на некотором расстоянии. Я зову тебя по имени, а ты отвечаешь, говоря…
Пенелопа прикусила нижнюю губку, чтобы сдержать смех. Под какой волшебной звездой родился Колин, почему он всегда знает, что сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97