В целом такое лицо могло бы быть названо совершенным.
Простое разглядывание незнакомца вызвало в Миллисент необычайное ощущение опасности, смешанное с восторгом. Она изучала линии его шеи, загорелой и сильной, и его крепкие руки, держащие шляпу. Ее взгляд упал на его грудь, затем заскользил ниже, к длинным стройным мускулистым ногам, потом машинально вернулся назад. Какого цвета у него глаза? Она недостаточно рассмотрела, чтобы сказать точно.
Миллисент отвела в сторону маленькую веточку и, вытянув шею, чтобы было лучше видно, выглянула из ветвей. Ее колени запутались в складках платья, не давая возможности переступить для поддержания равновесия, и она чуть не упала. Рука ухватилась за ветку, и шипы впились в кожу. Она инстинктивно негромко вскрикнула и тут же закрыла руками рот.
Звук привлек внимание незнакомца, и он подошел ближе, наклонился и заглянул внутрь куста. Миллисент сидела тихо и неподвижно, отчасти из-за того, что ее парализовал страх: она все-таки надеялась, что он не заметит ее в гуще ветвей. Он нахмурился, затем его брови вопросительно изогнулись, потом он начал улыбаться.
О Боже! Он заметил ее!
Хуже того, этот человек подошел прямо к ней! Миллисент отползла еще дальше под куст, но в этот момент еще несколько шипов впились ей в спину. Она почувствовала, что зацепилась, и замерла. Это была ловушка! Девушка подумала о незнакомце, который обнаружит ее в таком положении: сидящую на корточках под кустом, всю в колючках пираканты, и ее лицо запылало. Она этого не вынесет!
Он может подумать, что она за ним шпионила, что она назойливая, сующая нос в чужие дела старая дева. Ну, честно говоря, может, она и шпионила, но на самом-то деле она вовсе не собиралась этим заниматься! Это простое любопытство, вот и все, и она поступала автоматически, под влиянием момента. Миллисент на минуту представила, как фыркнет тетушка Ораделли, когда услышит обо всем происходящем.
Этой мысли было достаточно, чтобы девушка резко рванулась из цепких ветвей кустарника, не обратив внимания на царапины и характерные звуки рвущейся материи. С неохотой шипы отпустили свою жертву. Она вскочила на ноги, и колючки на этот раз вцепились в панаму, сорвав ее с головы. Миллисент почувствовала прикосновение ветерка к коже спины и тут же поняла, что, должно быть, шипы разорвали сзади ее «халат». Зацепившись за тесемки платья, они еще и развязали их, и теперь ее плечи оголились, открыв на обозрение всю фигуру девушки. Миллисент не могла понять, почему она так испугана и взволнована; она никогда не была кокеткой и уже несколько лет как записала себя в разряд «синих чулков». Но это замешательство словно усиливало ее унижение, и все что могла сейчас Миллисент — это еле-еле сдерживать слезы, глядя в лицо незнакомого мужчины.
Он сделал еще несколько шагов в ее сторону и остановился между «свадебными гирляндами» и кустом пираканты, с интересом разглядывая девушку.
Миллисент была уверена, что видела в его глазах пляшущие веселые огоньки, хотя она и была слишком смущенной, чтобы встретить его взгляд. Она уставилась на его левое плечо, и щеки ее пылали. Не было никакого достойного выхода из этого затруднительного положения. Она даже не смела повернуться и убежать, как глупенькая девчонка, потому что он тогда увидит дырку на спине. Она не имела понятия, насколько большой была эта дыра и насколько откровенно оголяло ее тело. Ничего не оставалось делать, как только надеяться, что все разрешится само собой… Миллисент сорвала с куста свою панаму и завязала узлом тесемки платья.
Она передернула плечами и придала своему лицу самое холодное, самое надменное выражение, заставив себя посмотреть прямо в глаза мужчине. Они смеялись. Но, о Боже, какие красивые глаза! Ее сердце замерло. Они были большие и карие, нет, «карие» было слишком невзрачным определением для такого волшебного цвета: необыкновенная смесь золотого и коричневого, почти как янтарь из коллекции брата Алана. Веки были окаймлены длинными темными ресницами, такими густыми, что это придавало его блестящим глазам томное, почти сонное выражение. Он был даже красивее, чем показался ей на расстоянии, или, может быть, здесь, вблизи, он казался более реальным, что ли, менее современным и, соответственно, менее интригующим. Она видела очертания будто высеченных из камня губ и прямой нос, морщинки у рта и глаз, говорящие о жизненном опыте, и аккуратный шрам на подбородке.
— Привет, — сказал он, улыбаясь.
Она знала, что он смеется над ней, и это ее злило. Нужно было его как-то осадить. Очевидно, он ожидал просьбы подать руку, что было бы вполне прилично, но она не сделает этого. В конце концов, это было преимущество женщин, но она не могла стать естественнее, заговорить, так как боялась, что разразится слезами.
— Я — Джонатан Лоуренс, — продолжал он. — Снимаю соседний дом, поэтому мы, как я понимаю, будем соседями.
— Здравствуйте, — ответила, наконец, Миллисент. — Меня зовут Миллисент Хэйз. Здесь живу я и мой брат Алан.
— Приятно с вами познакомиться!
Приятно для него, мрачно подумала девушка. Сама она никогда еще не испытывала чувства более гадкого. Он наклонился, будто собирался получше рассмотреть ее лицо под полями панамы. Миллисент была благодарна, что у ее головного убора такие широкие поля, и отвернула лицо еще больше, чтобы было невозможно его увидеть. Ей бы не хотелось, чтобы он слишком хорошо ее разглядел. Кроме всего остального, она не хотела, чтобы он увидел, как она расстроена, и как горят ее щеки.
— Я тут работала в саду, — произнесла Миллисент. Это было единственное разумное объяснение, пришедшее ей в голову, почему она на четвереньках стояла под кустом, — кроме настоящей причины, естественно.
Она взглянула на свои руки и вдруг поняла, что у нее не было с собой рабочих перчаток и садового инструмента. Все это осталось у самого дома, возле цветочных клумб, где она в первый момент заметила Джонатана Лоуренса. Ее щеки, успевшие за это время приобрести свой естественный цвет, вновь покраснели.
— Я полола сорняки, — вяло объяснила она, только после этого осознав, насколько это было абсурдно. Ни одна леди не выйдет на прополку без рабочих перчаток.
— Грязная работа для приятной девушки, — вежливо сказал мужчина.
Ну что ж, подумала Миллисент, по крайней мере, он притворяется не меньше ее.
— Мне нравится ухаживать за цветами, — сконфуженно отреагировала она, и, вспомнив, где находилась, когда мужчина заметил ее, добавила — …и за кустарником.
— Это видно. У вас превосходный сад! Эти цветы у крыльца привлекли мое внимание сразу же, как я вошел.
О, Господи, неужели это значит, что тогда же он заметил и ее?
— Спасибо…
Последовала пауза. Он предпринял новую попытку за говорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Простое разглядывание незнакомца вызвало в Миллисент необычайное ощущение опасности, смешанное с восторгом. Она изучала линии его шеи, загорелой и сильной, и его крепкие руки, держащие шляпу. Ее взгляд упал на его грудь, затем заскользил ниже, к длинным стройным мускулистым ногам, потом машинально вернулся назад. Какого цвета у него глаза? Она недостаточно рассмотрела, чтобы сказать точно.
Миллисент отвела в сторону маленькую веточку и, вытянув шею, чтобы было лучше видно, выглянула из ветвей. Ее колени запутались в складках платья, не давая возможности переступить для поддержания равновесия, и она чуть не упала. Рука ухватилась за ветку, и шипы впились в кожу. Она инстинктивно негромко вскрикнула и тут же закрыла руками рот.
Звук привлек внимание незнакомца, и он подошел ближе, наклонился и заглянул внутрь куста. Миллисент сидела тихо и неподвижно, отчасти из-за того, что ее парализовал страх: она все-таки надеялась, что он не заметит ее в гуще ветвей. Он нахмурился, затем его брови вопросительно изогнулись, потом он начал улыбаться.
О Боже! Он заметил ее!
Хуже того, этот человек подошел прямо к ней! Миллисент отползла еще дальше под куст, но в этот момент еще несколько шипов впились ей в спину. Она почувствовала, что зацепилась, и замерла. Это была ловушка! Девушка подумала о незнакомце, который обнаружит ее в таком положении: сидящую на корточках под кустом, всю в колючках пираканты, и ее лицо запылало. Она этого не вынесет!
Он может подумать, что она за ним шпионила, что она назойливая, сующая нос в чужие дела старая дева. Ну, честно говоря, может, она и шпионила, но на самом-то деле она вовсе не собиралась этим заниматься! Это простое любопытство, вот и все, и она поступала автоматически, под влиянием момента. Миллисент на минуту представила, как фыркнет тетушка Ораделли, когда услышит обо всем происходящем.
Этой мысли было достаточно, чтобы девушка резко рванулась из цепких ветвей кустарника, не обратив внимания на царапины и характерные звуки рвущейся материи. С неохотой шипы отпустили свою жертву. Она вскочила на ноги, и колючки на этот раз вцепились в панаму, сорвав ее с головы. Миллисент почувствовала прикосновение ветерка к коже спины и тут же поняла, что, должно быть, шипы разорвали сзади ее «халат». Зацепившись за тесемки платья, они еще и развязали их, и теперь ее плечи оголились, открыв на обозрение всю фигуру девушки. Миллисент не могла понять, почему она так испугана и взволнована; она никогда не была кокеткой и уже несколько лет как записала себя в разряд «синих чулков». Но это замешательство словно усиливало ее унижение, и все что могла сейчас Миллисент — это еле-еле сдерживать слезы, глядя в лицо незнакомого мужчины.
Он сделал еще несколько шагов в ее сторону и остановился между «свадебными гирляндами» и кустом пираканты, с интересом разглядывая девушку.
Миллисент была уверена, что видела в его глазах пляшущие веселые огоньки, хотя она и была слишком смущенной, чтобы встретить его взгляд. Она уставилась на его левое плечо, и щеки ее пылали. Не было никакого достойного выхода из этого затруднительного положения. Она даже не смела повернуться и убежать, как глупенькая девчонка, потому что он тогда увидит дырку на спине. Она не имела понятия, насколько большой была эта дыра и насколько откровенно оголяло ее тело. Ничего не оставалось делать, как только надеяться, что все разрешится само собой… Миллисент сорвала с куста свою панаму и завязала узлом тесемки платья.
Она передернула плечами и придала своему лицу самое холодное, самое надменное выражение, заставив себя посмотреть прямо в глаза мужчине. Они смеялись. Но, о Боже, какие красивые глаза! Ее сердце замерло. Они были большие и карие, нет, «карие» было слишком невзрачным определением для такого волшебного цвета: необыкновенная смесь золотого и коричневого, почти как янтарь из коллекции брата Алана. Веки были окаймлены длинными темными ресницами, такими густыми, что это придавало его блестящим глазам томное, почти сонное выражение. Он был даже красивее, чем показался ей на расстоянии, или, может быть, здесь, вблизи, он казался более реальным, что ли, менее современным и, соответственно, менее интригующим. Она видела очертания будто высеченных из камня губ и прямой нос, морщинки у рта и глаз, говорящие о жизненном опыте, и аккуратный шрам на подбородке.
— Привет, — сказал он, улыбаясь.
Она знала, что он смеется над ней, и это ее злило. Нужно было его как-то осадить. Очевидно, он ожидал просьбы подать руку, что было бы вполне прилично, но она не сделает этого. В конце концов, это было преимущество женщин, но она не могла стать естественнее, заговорить, так как боялась, что разразится слезами.
— Я — Джонатан Лоуренс, — продолжал он. — Снимаю соседний дом, поэтому мы, как я понимаю, будем соседями.
— Здравствуйте, — ответила, наконец, Миллисент. — Меня зовут Миллисент Хэйз. Здесь живу я и мой брат Алан.
— Приятно с вами познакомиться!
Приятно для него, мрачно подумала девушка. Сама она никогда еще не испытывала чувства более гадкого. Он наклонился, будто собирался получше рассмотреть ее лицо под полями панамы. Миллисент была благодарна, что у ее головного убора такие широкие поля, и отвернула лицо еще больше, чтобы было невозможно его увидеть. Ей бы не хотелось, чтобы он слишком хорошо ее разглядел. Кроме всего остального, она не хотела, чтобы он увидел, как она расстроена, и как горят ее щеки.
— Я тут работала в саду, — произнесла Миллисент. Это было единственное разумное объяснение, пришедшее ей в голову, почему она на четвереньках стояла под кустом, — кроме настоящей причины, естественно.
Она взглянула на свои руки и вдруг поняла, что у нее не было с собой рабочих перчаток и садового инструмента. Все это осталось у самого дома, возле цветочных клумб, где она в первый момент заметила Джонатана Лоуренса. Ее щеки, успевшие за это время приобрести свой естественный цвет, вновь покраснели.
— Я полола сорняки, — вяло объяснила она, только после этого осознав, насколько это было абсурдно. Ни одна леди не выйдет на прополку без рабочих перчаток.
— Грязная работа для приятной девушки, — вежливо сказал мужчина.
Ну что ж, подумала Миллисент, по крайней мере, он притворяется не меньше ее.
— Мне нравится ухаживать за цветами, — сконфуженно отреагировала она, и, вспомнив, где находилась, когда мужчина заметил ее, добавила — …и за кустарником.
— Это видно. У вас превосходный сад! Эти цветы у крыльца привлекли мое внимание сразу же, как я вошел.
О, Господи, неужели это значит, что тогда же он заметил и ее?
— Спасибо…
Последовала пауза. Он предпринял новую попытку за говорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99