– воскликнула Грей, пытаясь высвободиться. – Стражник, – умоляла девушка, упираясь руками в грудь рыцаря.
Сэр Ланселин остановился и вопросительно взглянул на нее.
– Стражник? – переспросил он. Грей сбивчиво попыталась объяснить.
– Да, он лежит в башне, – она с трудом подбирала слова, язык словно распух и едва шевелился во рту.
Все еще держа Грей на руках, молодой рыцарь обернулся к башне, объятой пламенем. С сердитым возгласом он поставил девушку на ноги. Она уцепилась за его рукав, чтобы не упасть. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
– Обещайте, что останетесь здесь! – потребовал сэр Ланселин, не сдерживая более ярость.
Грей кивнула:
– Да, я обещаю.
Ланселин понимал, что сильно рискует, оставляя дочь старого барона без присмотра. Если она исчезнет, гнев Бальмейна падет на его голову, но нельзя было исключать возможности, что стражник до сих пор находится в огне. Отцепив пальцы Грей от своего рукава, он бросился к башне.
Грей едва держалась на ногах, но все же отыскала глазами фигуру рыцаря, скрывшегося в клубах дыма, вырывавшегося из открытой двери. Через мгновение девушка оказалась на земле, опираясь на руки и колени. Темнота снова накатывала на нее, затягивая в свою вязкую глубину. Рядом с собой Грей чувствовала какие-то толчки и слышала тихое поскуливание. С трудом повернув голову, она увидела Ворчуна, нетерпеливо поглядывавшего на хозяйку. Когда Грей попыталась успокаивающе улыбнуться встревоженному псу, но заметила, что почти ничего не видит поврежденным глазом. Девушка оперлась о большое тело собаки и слегка тронула опухшее, воспаленное лицо. Через час глаз заплывет полностью, размышляла Грей, наблюдая за людьми, прибежавшими тушить пожар. Помимо ее воли, горячие слезы потекли по щекам.
Прижавшись к хозяйке, Ворчун громко заскулил, сочувствуя ей, и лизнул влажным языком руку.
Через некоторое время из горящей башни показалась знакомая фигура в сопровождении еще одного человека. Они двинулись к Грей, и скоро она смогла разглядеть Ланселина с пострадавшим стражником на плечах и Гильберта Бальмейна.
Покачиваясь, стояла она на коленях, глядя в сумрачное лицо барона, замечая хлопья сажи в его волосах и бороде. Глаза, подобно острым кусочкам льда, смотрели на нее сверху вниз.
Стражник застонал, когда его опустили рядом с Грей, что наконец оборвало тянувшийся мучительно долго обмен взглядами. Стонущий человек порывался поднять голову.
Грей потянулась было к нему, но тело ее обмякло, и девушка тяжело навалилась на пса. Лишь о защите подумала она, когда пелена беспамятства накрыла ее, даруя утешение, которого Грей давно не знала.
ГЛАВА 8
Когда Грей снова открыла глаза, свет зари уже окрасил в золотистый цвет промасленное полотно, которым были затянуты окна. В размытых разноцветных пятнах угадывались отраженные оттенки предрассветного неба, проникавшие сквозь полотно и бросавшие теплые отблески на стены.
«Что я делаю в трапезной?» – удивилась Грей и, нахмурясь, перевела взгляд на мерцающий огонек лампы, подвешенной справа от окна. Если ее найдут здесь, то наставница Германа сочтет неподобающим, что она спит в помещении, предназначенном исключительно для приема пищи. Тогда у Германы появится еще один повод обременить Грей дополнительной работой и запретить выходить в сад. Еще один повод пройтись плетью по спине.
Может быть, удастся проскользнуть обратно в келью, подумала Грей, но потом нахмурилась еще сильнее. Да, она могла бы сделать это, но отсутствие во время утренней молитвы не должно было остаться незамеченным.
Грей решила, что будет легче встретиться лицом к лицу с суровой наставницей, если успеть привести себя в надлежащий вид. Она повернулась на бок, чтобы встать, но голова сразу же начала раскалываться от боли.
Откинувшись назад, она выпростала обе руки из-под одеяла и коснулась своего лица. На скуле обнаружился глубокий порез, а над левым глазом – только сейчас она заметила, что он закрыт, -небольшая припухлость.
Теперь Грей поняла, что находится не в трапезной монастыря, а в комнате, принадлежавшей ее отцу, в той самой комнате, где она перевязывала раненого барона. Неужели это было вчера?
Вернувшись к действительности, она опустила руки и с трудом сделала выдох – горло оказалось пересохшим и распухшим.
– Тебе досталось больше, чем ты заслуживаешь, а? – раздался среди тишины знакомый бесстрастный голос. Рядом с постелью стоял барон, одной рукой он держался за столбик кровати, другой упирался в бедро. С высоты своего исполинского роста он смотрел на Грей.
Но не неожиданное присутствие барона Бальмейна поразило девушку – хотя одного этого было бы уже достаточно, – а то, что он был полуодет, насколько могла она разглядеть одним здоровым глазом. Словно не замечая утренней прохлады, он не надел ночной рубашки, и широкая сильная грудь была обнажена, если не считать повязок, которые закрепила Грей на его плече. Всю его одежду составляли лишь просторные штаны, видно, натянутые впопыхах, так как шнурки на поясе не были завязаны. «Неужели он торопился одеться ради меня?» – подумала Грей.
Она отвернулась, поморщившись от боли, но радуясь, что хотя бы так может ускользнуть от пристального взгляда. Мелькнула мысль о том, как ужасно она, должно быть, выглядит, однако не ее тщеславие страдало от пытливого взгляда, а уязвимые глубины души, куда так настойчиво пытался заглянуть этот человек. Грей понимала, что нужно защитить себя от еще большей боли, и чем скорее возведет она барьер, ограждающий ее от происшедшего, тем больше окажется шансов пережить эти тяжелые времена.
Устремив невидящий взгляд влево, она размышляла над словами барона. Да, такой кары она не заслуживала.
На протяжении нескольких недель перед нею развернули видение прекрасного будущего, а затем с ужасающей жестокостью вырвали счастье из пальцев, тщетно пытавшихся его удержать. Отчаяние – и еще что-то, чему она не осмеливалась дать определение, – заставило ее оказаться в объятиях этого человека, чтобы потом подвергнуться разоблачению. А теперь отец попытался сжечь ее, надеясь отправить к дьяволу, откуда она, как он считал, пришла. Он окончательно пересек ту черту, которая отделяла его от безумия, и сошел с ума.
Последовавшая затем горькая мысль едва не вызвала улыбку. Нет, даже самый тяжкий день в аббатстве не сравнится с тем, как жестоко обошлась жизнь с нею сейчас.
Хоть она и почувствовала, как прогнулся тюфяк под тяжестью тела барона, присевшего на край постели, но упорно отворачивалась, устремив взгляд на дверь.
«Откройся, – умоляла она неодушевленный предмет. – Освободи меня от его ненависти, потому что больше я не выдержу». Но никто не пришел и не спас ее от неминуемого столкновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Сэр Ланселин остановился и вопросительно взглянул на нее.
– Стражник? – переспросил он. Грей сбивчиво попыталась объяснить.
– Да, он лежит в башне, – она с трудом подбирала слова, язык словно распух и едва шевелился во рту.
Все еще держа Грей на руках, молодой рыцарь обернулся к башне, объятой пламенем. С сердитым возгласом он поставил девушку на ноги. Она уцепилась за его рукав, чтобы не упасть. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
– Обещайте, что останетесь здесь! – потребовал сэр Ланселин, не сдерживая более ярость.
Грей кивнула:
– Да, я обещаю.
Ланселин понимал, что сильно рискует, оставляя дочь старого барона без присмотра. Если она исчезнет, гнев Бальмейна падет на его голову, но нельзя было исключать возможности, что стражник до сих пор находится в огне. Отцепив пальцы Грей от своего рукава, он бросился к башне.
Грей едва держалась на ногах, но все же отыскала глазами фигуру рыцаря, скрывшегося в клубах дыма, вырывавшегося из открытой двери. Через мгновение девушка оказалась на земле, опираясь на руки и колени. Темнота снова накатывала на нее, затягивая в свою вязкую глубину. Рядом с собой Грей чувствовала какие-то толчки и слышала тихое поскуливание. С трудом повернув голову, она увидела Ворчуна, нетерпеливо поглядывавшего на хозяйку. Когда Грей попыталась успокаивающе улыбнуться встревоженному псу, но заметила, что почти ничего не видит поврежденным глазом. Девушка оперлась о большое тело собаки и слегка тронула опухшее, воспаленное лицо. Через час глаз заплывет полностью, размышляла Грей, наблюдая за людьми, прибежавшими тушить пожар. Помимо ее воли, горячие слезы потекли по щекам.
Прижавшись к хозяйке, Ворчун громко заскулил, сочувствуя ей, и лизнул влажным языком руку.
Через некоторое время из горящей башни показалась знакомая фигура в сопровождении еще одного человека. Они двинулись к Грей, и скоро она смогла разглядеть Ланселина с пострадавшим стражником на плечах и Гильберта Бальмейна.
Покачиваясь, стояла она на коленях, глядя в сумрачное лицо барона, замечая хлопья сажи в его волосах и бороде. Глаза, подобно острым кусочкам льда, смотрели на нее сверху вниз.
Стражник застонал, когда его опустили рядом с Грей, что наконец оборвало тянувшийся мучительно долго обмен взглядами. Стонущий человек порывался поднять голову.
Грей потянулась было к нему, но тело ее обмякло, и девушка тяжело навалилась на пса. Лишь о защите подумала она, когда пелена беспамятства накрыла ее, даруя утешение, которого Грей давно не знала.
ГЛАВА 8
Когда Грей снова открыла глаза, свет зари уже окрасил в золотистый цвет промасленное полотно, которым были затянуты окна. В размытых разноцветных пятнах угадывались отраженные оттенки предрассветного неба, проникавшие сквозь полотно и бросавшие теплые отблески на стены.
«Что я делаю в трапезной?» – удивилась Грей и, нахмурясь, перевела взгляд на мерцающий огонек лампы, подвешенной справа от окна. Если ее найдут здесь, то наставница Германа сочтет неподобающим, что она спит в помещении, предназначенном исключительно для приема пищи. Тогда у Германы появится еще один повод обременить Грей дополнительной работой и запретить выходить в сад. Еще один повод пройтись плетью по спине.
Может быть, удастся проскользнуть обратно в келью, подумала Грей, но потом нахмурилась еще сильнее. Да, она могла бы сделать это, но отсутствие во время утренней молитвы не должно было остаться незамеченным.
Грей решила, что будет легче встретиться лицом к лицу с суровой наставницей, если успеть привести себя в надлежащий вид. Она повернулась на бок, чтобы встать, но голова сразу же начала раскалываться от боли.
Откинувшись назад, она выпростала обе руки из-под одеяла и коснулась своего лица. На скуле обнаружился глубокий порез, а над левым глазом – только сейчас она заметила, что он закрыт, -небольшая припухлость.
Теперь Грей поняла, что находится не в трапезной монастыря, а в комнате, принадлежавшей ее отцу, в той самой комнате, где она перевязывала раненого барона. Неужели это было вчера?
Вернувшись к действительности, она опустила руки и с трудом сделала выдох – горло оказалось пересохшим и распухшим.
– Тебе досталось больше, чем ты заслуживаешь, а? – раздался среди тишины знакомый бесстрастный голос. Рядом с постелью стоял барон, одной рукой он держался за столбик кровати, другой упирался в бедро. С высоты своего исполинского роста он смотрел на Грей.
Но не неожиданное присутствие барона Бальмейна поразило девушку – хотя одного этого было бы уже достаточно, – а то, что он был полуодет, насколько могла она разглядеть одним здоровым глазом. Словно не замечая утренней прохлады, он не надел ночной рубашки, и широкая сильная грудь была обнажена, если не считать повязок, которые закрепила Грей на его плече. Всю его одежду составляли лишь просторные штаны, видно, натянутые впопыхах, так как шнурки на поясе не были завязаны. «Неужели он торопился одеться ради меня?» – подумала Грей.
Она отвернулась, поморщившись от боли, но радуясь, что хотя бы так может ускользнуть от пристального взгляда. Мелькнула мысль о том, как ужасно она, должно быть, выглядит, однако не ее тщеславие страдало от пытливого взгляда, а уязвимые глубины души, куда так настойчиво пытался заглянуть этот человек. Грей понимала, что нужно защитить себя от еще большей боли, и чем скорее возведет она барьер, ограждающий ее от происшедшего, тем больше окажется шансов пережить эти тяжелые времена.
Устремив невидящий взгляд влево, она размышляла над словами барона. Да, такой кары она не заслуживала.
На протяжении нескольких недель перед нею развернули видение прекрасного будущего, а затем с ужасающей жестокостью вырвали счастье из пальцев, тщетно пытавшихся его удержать. Отчаяние – и еще что-то, чему она не осмеливалась дать определение, – заставило ее оказаться в объятиях этого человека, чтобы потом подвергнуться разоблачению. А теперь отец попытался сжечь ее, надеясь отправить к дьяволу, откуда она, как он считал, пришла. Он окончательно пересек ту черту, которая отделяла его от безумия, и сошел с ума.
Последовавшая затем горькая мысль едва не вызвала улыбку. Нет, даже самый тяжкий день в аббатстве не сравнится с тем, как жестоко обошлась жизнь с нею сейчас.
Хоть она и почувствовала, как прогнулся тюфяк под тяжестью тела барона, присевшего на край постели, но упорно отворачивалась, устремив взгляд на дверь.
«Откройся, – умоляла она неодушевленный предмет. – Освободи меня от его ненависти, потому что больше я не выдержу». Но никто не пришел и не спас ее от неминуемого столкновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82