Первую свою кампанию он сделал в Кандию против турок под начальством своего дяди – того героя регентства Анны Австрийской, того базарного короля времен Фронды, который бежал из Венсеннской тюрьмы только для того, чтобы предпринять бесполезную экспедицию в Жигелли и умереть потом столь таинственным образом в Кандии.
Великому приору было только семнадцать лет, когда он возвратился из этого похода. Впоследствии он отличился в войне против голландцев, был ранен в Массальском сражении и в 1693 году произведен в генерал-лейтенанты. Он служил вместе со своим братом, иногда и под его начальством, но только до 1705 года, был храбрее его на поле брани и усерднее его исполнял все обязанности по службе. По милости одной дамы он не мог участвовать в сражении при Кассано, за что и лишился благорасположения к себе короля. Тогда он уехал в Рим и провел несколько лет в путешествиях. Король, рассердившись на такую беспечность своего подданного, угрожал ему лишением права получать доходы с церковных имуществ, но приор сам отказался от них и довольствовался только пенсионом. Взятый австрийцами в плен во время проезда через Гризон, он не ранее как в 1712 году возвратился во Францию, то есть в тот самый год, когда брат его умер в Виньяросе, в Испании. После этой кончины великий приор остался последним в роде Вандомов, ибо брат его, известнейший в то время человек, никогда не хотел заботиться о продолжении своего рода. Что же касается приора, то он еще с детства своего вступил в Мальтийский орден и, следовательно, не мог иметь детей. В 1715 году он был сделан генералиссимусом своего ордена, с тем чтобы идти на защиту Мальты, которую турки намеревались осадить. Великий приор отправился в путь, но напрасно: Мальта не была осаждена. Он возвратился во Францию, где тихо и мирно оканчивал дни свои в уединении. Он жил в кругу ученых и литераторов. Шолье и Лафар были ежедневными его гостями, Вольтер и другие литературные знаменитости того времени также часто посещали его.
Великий приор умер среди своих друзей 24 января 1727 года.
Так как мы упомянули сейчас о Вольтере, то скажем, почему он выехал из Франции и отправился путешествовать по Англии.
Вольтер был в весьма дружеских отношениях с великим приором, с герцогом Сюлли и с принцем Конти.
Обедая однажды у герцога Сюлли, он имел с де Роганом-Шабо ссору, которая вынудила его уехать из Франции.
Де Роган в разговоре между прочим выразил о чем-то свое мнение, которое Вольтер, по свойственной ему вольности во всем, опровергнул. Удивившись такому противоречию со стороны человека, которого он вовсе не знал и который казался ему не принадлежащим к его кругу, де Роган спросил с видом гордости и презрения:
– Кто был этот молодой человек, который говорит так громко?
– Молодой человек, про которого вы спрашиваете, – отвечал поэт, – считается первым по своему имени, между тем как вы по вашему – последним.
Тем дело и кончилось.
Но спустя восемь дней, когда Вольтер опять был на обеде у герцога, ему пришли сказать, что кто-то желает поговорить с ним внизу об одном весьма важном деле. Вольтер спустился вниз и вышел на крыльцо. У крыльца действительно он увидел карету, портьера и подножки которой были открыты. В то время как он садился в карету, сидевший в ней человек схватил его за ворот и не выпускал его из своих рук, между тем как другой стал бить его палкой по спине.
Де Роган-Шабо, находившийся в четырех шагах от кареты, закричал своим людям:
– Эй вы, не забывайте, что это Вольтер!.. Не бейте его по голове… Из нее может еще выйти кое-что хорошее!..
Оскорбление, наносимое Вольтеру, продолжалось до тех пор, пока де Роган не сказал:
– Довольно!
Поэт вне себя от гнева возвратился к Сюлли и стал просить его помочь ему отомстить за оскорбление, которое относилось также и к самому герцогу, так как Вольтер был его гостем в то время, как был позван вниз, но Сюлли отказался исполнить просьбу оскорбленного стихотворца. Вольтер за это отомстил ему тем, что вычеркнул в своей «Генриаде» имя его деда.
Принц Конти, узнав об этом происшествии, случившемся в 1725 году, выразился так:
– Эти палочные удары даны были худо, а получены хорошо! Однако Вольтер решил во что бы то ни стало отомстить за себя. Он заперся в своем кабинете, не выходил из дома три месяца и в продолжение этого времени учился постоянно фехтованию и английскому языку: фехтованию – для того, чтобы драться на дуэли с де Роганом, а английскому языку – чтобы жить после дуэли в Англии. Вольтер, без всякого сомнения, надеялся победить своего врага.
По прошествии трех месяцев поэт послал де Рогану-Шабо письмо, в котором вызывал его на дуэль, и притом в таких выражениях, которые не позволяли последнему от нее отказаться. Поединок был назначен, и секунданты назначили уже день, в который он должен был произойти: в этот промежуток времени родственники де Рогана прибегали несколько раз к герцогу Бурбонскому, бывшему тогда регентом, с просьбой об аресте Вольтера, на что герцог сначала не соглашался, но когда они показали ему четверостишие, написанное собственной рукой Вольтера, в котором он нападал на герцога и объяснялся в любви к маркизе При, то герцог приказал его арестовать. Вольтер вторично был отправлен в Венсенн, где пробыл шесть месяцев.
В день своего освобождения он получил приказание выехать из Франции.
По выезде Вольтера из Франции в театре сделалось такое же затишье, как и в политике, – такой же недостаток, как и в событиях.
Поэтому парижское общество, за неимением других, более интересных событий, было весьма заинтересовано двумя случаями, происшедшими один в Париже, другой в Вильер-Котере.
Начнем с Парижа – старшему в семье и почету больше.
Доктор Изец, ректор медицинского факультета, получил записку, в которой его приглашали приехать к шести часам вечера на улицу По де Фер, близ Люксембурга. Приехав на эту улицу, он увидел посреди нее человека, который сделал ему знак, что это он именно его ожидает. Доктор вышел из кареты и последовал за незнакомцем, который прошел с ним не более десяти шагов от того места, где остановилась карета, и постучался в дверь дома, которую тотчас же отворили. Незнакомец сделал доктору знак войти первым. Доктор послушался, но лишь только он переступил порог, как дверь вслед за ним затворилась. Доктор искал своего проводника, но его проводник остался за дверью. Такой странный прием несколько удивил Изеца. Почти тотчас же, как дверь затворилась, вышел швейцар и сказал ему:
– Войдите, сударь, вас ожидают в первом этаже.
Изец поднялся по лестнице. Взойдя в первый этаж, он увидел перед собой дверь, отворил ее и вошел в переднюю, всю обтянутую какой-то белой материей. Не успел он еще опомниться после удивления, причиненного ему такой странной драпировкой, как находившийся в этой комнате лакей, одетый также в белое, с белой напудренной головой, с белым мешком и двумя салфетками в руке, подошел к нему и сказал, чтобы он позволил почистить себе сапоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Великому приору было только семнадцать лет, когда он возвратился из этого похода. Впоследствии он отличился в войне против голландцев, был ранен в Массальском сражении и в 1693 году произведен в генерал-лейтенанты. Он служил вместе со своим братом, иногда и под его начальством, но только до 1705 года, был храбрее его на поле брани и усерднее его исполнял все обязанности по службе. По милости одной дамы он не мог участвовать в сражении при Кассано, за что и лишился благорасположения к себе короля. Тогда он уехал в Рим и провел несколько лет в путешествиях. Король, рассердившись на такую беспечность своего подданного, угрожал ему лишением права получать доходы с церковных имуществ, но приор сам отказался от них и довольствовался только пенсионом. Взятый австрийцами в плен во время проезда через Гризон, он не ранее как в 1712 году возвратился во Францию, то есть в тот самый год, когда брат его умер в Виньяросе, в Испании. После этой кончины великий приор остался последним в роде Вандомов, ибо брат его, известнейший в то время человек, никогда не хотел заботиться о продолжении своего рода. Что же касается приора, то он еще с детства своего вступил в Мальтийский орден и, следовательно, не мог иметь детей. В 1715 году он был сделан генералиссимусом своего ордена, с тем чтобы идти на защиту Мальты, которую турки намеревались осадить. Великий приор отправился в путь, но напрасно: Мальта не была осаждена. Он возвратился во Францию, где тихо и мирно оканчивал дни свои в уединении. Он жил в кругу ученых и литераторов. Шолье и Лафар были ежедневными его гостями, Вольтер и другие литературные знаменитости того времени также часто посещали его.
Великий приор умер среди своих друзей 24 января 1727 года.
Так как мы упомянули сейчас о Вольтере, то скажем, почему он выехал из Франции и отправился путешествовать по Англии.
Вольтер был в весьма дружеских отношениях с великим приором, с герцогом Сюлли и с принцем Конти.
Обедая однажды у герцога Сюлли, он имел с де Роганом-Шабо ссору, которая вынудила его уехать из Франции.
Де Роган в разговоре между прочим выразил о чем-то свое мнение, которое Вольтер, по свойственной ему вольности во всем, опровергнул. Удивившись такому противоречию со стороны человека, которого он вовсе не знал и который казался ему не принадлежащим к его кругу, де Роган спросил с видом гордости и презрения:
– Кто был этот молодой человек, который говорит так громко?
– Молодой человек, про которого вы спрашиваете, – отвечал поэт, – считается первым по своему имени, между тем как вы по вашему – последним.
Тем дело и кончилось.
Но спустя восемь дней, когда Вольтер опять был на обеде у герцога, ему пришли сказать, что кто-то желает поговорить с ним внизу об одном весьма важном деле. Вольтер спустился вниз и вышел на крыльцо. У крыльца действительно он увидел карету, портьера и подножки которой были открыты. В то время как он садился в карету, сидевший в ней человек схватил его за ворот и не выпускал его из своих рук, между тем как другой стал бить его палкой по спине.
Де Роган-Шабо, находившийся в четырех шагах от кареты, закричал своим людям:
– Эй вы, не забывайте, что это Вольтер!.. Не бейте его по голове… Из нее может еще выйти кое-что хорошее!..
Оскорбление, наносимое Вольтеру, продолжалось до тех пор, пока де Роган не сказал:
– Довольно!
Поэт вне себя от гнева возвратился к Сюлли и стал просить его помочь ему отомстить за оскорбление, которое относилось также и к самому герцогу, так как Вольтер был его гостем в то время, как был позван вниз, но Сюлли отказался исполнить просьбу оскорбленного стихотворца. Вольтер за это отомстил ему тем, что вычеркнул в своей «Генриаде» имя его деда.
Принц Конти, узнав об этом происшествии, случившемся в 1725 году, выразился так:
– Эти палочные удары даны были худо, а получены хорошо! Однако Вольтер решил во что бы то ни стало отомстить за себя. Он заперся в своем кабинете, не выходил из дома три месяца и в продолжение этого времени учился постоянно фехтованию и английскому языку: фехтованию – для того, чтобы драться на дуэли с де Роганом, а английскому языку – чтобы жить после дуэли в Англии. Вольтер, без всякого сомнения, надеялся победить своего врага.
По прошествии трех месяцев поэт послал де Рогану-Шабо письмо, в котором вызывал его на дуэль, и притом в таких выражениях, которые не позволяли последнему от нее отказаться. Поединок был назначен, и секунданты назначили уже день, в который он должен был произойти: в этот промежуток времени родственники де Рогана прибегали несколько раз к герцогу Бурбонскому, бывшему тогда регентом, с просьбой об аресте Вольтера, на что герцог сначала не соглашался, но когда они показали ему четверостишие, написанное собственной рукой Вольтера, в котором он нападал на герцога и объяснялся в любви к маркизе При, то герцог приказал его арестовать. Вольтер вторично был отправлен в Венсенн, где пробыл шесть месяцев.
В день своего освобождения он получил приказание выехать из Франции.
По выезде Вольтера из Франции в театре сделалось такое же затишье, как и в политике, – такой же недостаток, как и в событиях.
Поэтому парижское общество, за неимением других, более интересных событий, было весьма заинтересовано двумя случаями, происшедшими один в Париже, другой в Вильер-Котере.
Начнем с Парижа – старшему в семье и почету больше.
Доктор Изец, ректор медицинского факультета, получил записку, в которой его приглашали приехать к шести часам вечера на улицу По де Фер, близ Люксембурга. Приехав на эту улицу, он увидел посреди нее человека, который сделал ему знак, что это он именно его ожидает. Доктор вышел из кареты и последовал за незнакомцем, который прошел с ним не более десяти шагов от того места, где остановилась карета, и постучался в дверь дома, которую тотчас же отворили. Незнакомец сделал доктору знак войти первым. Доктор послушался, но лишь только он переступил порог, как дверь вслед за ним затворилась. Доктор искал своего проводника, но его проводник остался за дверью. Такой странный прием несколько удивил Изеца. Почти тотчас же, как дверь затворилась, вышел швейцар и сказал ему:
– Войдите, сударь, вас ожидают в первом этаже.
Изец поднялся по лестнице. Взойдя в первый этаж, он увидел перед собой дверь, отворил ее и вошел в переднюю, всю обтянутую какой-то белой материей. Не успел он еще опомниться после удивления, причиненного ему такой странной драпировкой, как находившийся в этой комнате лакей, одетый также в белое, с белой напудренной головой, с белым мешком и двумя салфетками в руке, подошел к нему и сказал, чтобы он позволил почистить себе сапоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90