Высокая и элегантная синьора Ликари поднялась с кресла и направилась к фортепиано с таким видом, как будто ее вызывали на сцену аплодисментами. Очевидно, в небесных сферах что-то случилось, если уж синьора Ликари вознамерилась спеть.
Роуден с Уиндемом выразительно переглянулись, однако ни один из них не произнес ни слова, казалось, они боялись каким-нибудь неосторожным замечанием рассердить певицу – в этом случае она почти наверняка вернулась бы обратно в кресло.
Молча, поднявшись из-за фортепиано, Сабрина освободила место для графа. Усевшись, он даже не взглянул в ее сторону – его внимание было целиком сосредоточено на Софии. Проходя мимо Сабрины, певица кивнула девушке с таким видом, будто та в этом доме была прислугой.
Сабрина догадывалась, что граф очень хорошо играет. Впрочем, догадаться об этом было не так уж сложно. У него были необычайно длинные и изящные пальцы, словно созданные для точных и быстрых движений. Покосившись на Софи, он взял несколько первых аккордов какой-то минорной элегии. И синьора Ликари тотчас же вскинула голову и запела.
От первых же звуков ее голоса у Сабрины мурашки по спине пробежали от столь чудесного голоса – грудного, чистого и сладострастного, казалось, что он мог принадлежать только такой утонченной и обворожительной женщине, как София. Она владела своим голосом мастерски, как музыкант-виртуоз инструментом.
Элегия лилась легко и свободно, и все слушали певицу, затаив дыхание. Сабрине же казалось, что ее волшебный голос проникал в самое сердце, искушал и зачаровывал, и не было сил противостоять этому наваждению. Она изначально была предубеждена против Ликари, однако голос певицы покорил Сабрину, он был настолько восхитительным, что за него можно было бы простить почти любую выходку или бестактность.
«Вот именно, почти любую», – промелькнуло у Сабрины. И она тотчас же подумала о том, что вела бы себя совсем иначе, даже если бы обладала таким же талантом, как у синьоры Ликари. Хотя, наверное, ей все-таки не следовало осуждать Софию. Ведь очень может быть, что такой необыкновенный талант каким-то образом повлиял на ее характер, так что она просто не могла вести себя по-другому.
Тут синьора Ликари умолкла, и в тот же миг стихла и музыка. Все дружно зааплодировали, и казалось, что этим аплодисментам не будет конца. «Но ведь аплодировать чуду нелепо и даже глупо», – неожиданно подумала Сабрина. Тем не менее, она тоже хлопала в ладоши, потому что не знала, как еще могла бы выразить свое восхищение. Что же касается синьоры Ликари, то она воспринимала аплодисменты с таким видом, как будто ничего другого и не ожидала.
Покосившись на графа, Сабрина невольно вздохнула. Роуден взирал на Софию с восторгом и благоговением, и было совершенно очевидно, что он начисто забыл о скромной дочери викария из провинциального Тинбюри. Как ни странно, но ей вдруг стало от этого ужасно больно и обидно, и даже сердце заныло от уколов уязвленного самолюбия. Конечно же, ее игра никогда не вызовет у графа такого восхищения. Вот только почему она сейчас так из-за этого переживала? Ведь раньше ей никогда не требовалось восхищение слушателей… Или она заблуждалась? Неужели ею всегда владела подобная гордыня? «Ах, наверное, это все из-за графа», – с некоторым раздражением подумала Сабрина. Хотя она понятия не имела о том, как именно он на нее повлиял.
Немного помедлив, она взглянула на Джеффри; ей вдруг стало любопытно, подпал ли он под влияние синьоры Ликари. Но Джеффри, к ее удивлению, сидел с совершенно непроницаемым лицом. Хотя, возможно, он просто делал вид, что нисколько не восхищается певицей. Сабрине очень хотелось, чтобы Джеффри посмотрел на нее, но он сидел, уставившись в одну точку и, казалось, ничего вокруг не замечал. Она перевела взгляд на Мэри, и та с улыбкой пожала плечами, как бы давая понять, что удивлена восторгами слушателей, Но Сабрина давно уже знала, что ее подруга совершенно равнодушна к пению.
Поздно вечером, когда гости разошлись по своим комнатам, граф с Уиндемом решили, по обыкновению, сыграть перед сном партию в бильярд.
– Мне хотелось бы, Рис, чтобы ты ответил на один вопрос, – обратился художник к хозяину, склонившемуся над бильярдным столом. – Скажи, что более удивило тебя в этот вечер?
Граф перекатил в зубах сигару и глухо пробормотал:
– Если не считать каприза Софи, ты это хотел сказать?
Уиндем весело рассмеялся.
– Ты прекрасно знаешь, Рис, что это был вовсе не каприз. Ликари спела только потому, что ее вынудила к тому чудесная игра нашей прелестной гостьи мисс Фэрли.
– Прелестной?.. – переспросил граф. И тотчас же понял, что слова приятеля вызвали у него какую-то непонятную тревогу.
Уиндем молчал, и граф, нахмурившись, проворчал:
– Мне кажется, ты заговорил как поэт. Похоже, ты забыл, приятель, кто из нас поэт. – Он отошел от стола и добавил: – Бей, теперь твой черед.
Склонившись над столом, Уиндем нанес удар и тут же с усмешкой уставился на графа:
– Так как же, Рис? Она понравилась тебе?
Граф перекатил сигару из одного угла рта в другой и пробурчал:
– Ну… она, конечно же, простушка, но…
– Что «но»? – Уиндем снова рассмеялся. – Продолжай же. И не забудь: теперь твоя очередь бить.
Граф размахнулся, но удар получился на редкость неудачный. Выпрямившись, он пожал плечами и заявил:
– Но я считаю, что она замечательно сыграла миниатюру Лавалле. Согласен?
Рис намеренно предложил ей сыграть именно эту вещицу. Ему захотелось проверить не только ее мастерство, но и ее чувства. Сложная в исполнении и полная скрытой страсти, эта элегия была по силам далеко не каждому музыканту, однако мисс Фэрли справилась прекрасно; она играла почти безошибочно и, тонко уловив настроение этой вещи, исполнила ее с подлинным воодушевлением.
Граф, конечно же, понимал, что техника исполнительницы была далека от совершенства, однако осознавал он и другое: ни один исполнитель не сможет сыграть столь искренне и увлеченно, как играла Сабрина, если не чувствует того, что играет. Девушка же сумела понять всю глубину замысла композитора и очень точно передала этот замысел – передала всю страстность, остроту и мучительность его переживаний.
– Да-да, совершенно верно, – согласился Уиндем. – Она действительно сыграла замечательно. Именно поэтому я и утверждаю: София ни за что не согласилась бы петь сегодня вечером, если бы не чудесная игра мисс Фэрли. Полагаю, никакими мольбами, никакой лестью нам не удалось бы заставить Софи выступить перед нами. И можно не сомневаться: если бы мисс Фэрли была невзрачной серенькой мышкой, синьора Ликари ничего бы не спела.
Граф утвердительно кивнул:
– Думаю, ты прав. Но я ведь с тобой и не спорю… Нет никакого сомнения в том, что Софи как воздух нужны почитание и лесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71