– Думаю, мне следует почаще видеться со своими старыми друзьями.
Глори хотелось наброситься на нее. Пришлось отпить глоток вина, чтобы немного успокоиться. Ужин закончился в молчании, после чего хозяйка дома встала из-за стола, чтобы уйти, сославшись на головную боль.
– Пожалуй, нам всем пора расходиться, – поспешил заметить Николас, крепко держа жену за руку.
По лестнице поднимались все вместе, сначала Блэкуэллы, за ними – чета Педигри. Когда же Глори собралась было остановиться перед дверью в свою комнату, Николас настойчиво потащил ее дальше.
– Не будем рисковать, – прошептал он едва слышно. – Я хочу, чтобы они были абсолютно уверены, что ты спишь со мной.
Глори хотела протестовать, но Блэкуэлл начал целовать ее, не ожидая, пока гости скроются за углом. Взбешенный, он втащил жену в комнату.
– Мне казалось, мы договорились. Отныне ты будешь спать здесь.
– А как быть с моими вещами?
– Я не стал переносить их сегодня, не хотел, чтобы Педигри узнали, что мы спали врозь. Мы сделаем это после их отъезда.
– Надеюсь, ты не собираешься спать со мной, ведь твоя… твоя любовница находится в этом доме!
– Ты хорошо знаешь меня, и, думаю, понимаешь, что именно я собираюсь делать. Кристен Педигри – больше не моя любовница. У меня есть только ты, моя любовь и моя жена.
– Что ж, хорошо. Но учти, я буду спать на диване. – С этими словами Глори подошла к дивану и, как была в платье, растянулась на мягком бархате.
– У вас, мадам, – заявил Николас, – очень короткая память. – Он направился к дивану, взял жену на руки и опустил на постель.
– Так как это платье купил тебе я, то могу сделать с ним все, что захочу. Сейчас оно должно висеть в шкафу. Правда, с тем же успехом можно разорвать его в клочья.
Свирепо поглядывая на жену, Николас сорвал с себя фрак, отшвырнул в сторону серый шерстяной жилет и широкий белый галстук, расстегнул и сбросил с себя рубашку.
– Я до смерти устал умолять тебя, дорогая. Отныне ты будешь делать то, что я скажу. – Блэкуэлл был зол, взбешен и дьявольски красив. Глори никогда не хотела его так сильно. Как-то незаметно ее руки сами собой обвились вокруг шеи мужа, и в тот же миг она запустила пальцы в черные непокорные кудри. Он тихо застонал и поцеловал жену со всей страстью, на которую был способен.
Оторвавшись от любимой, Николас торопливо расстегнул пуговицы ее платья.
– Почему я не могу сказать тебе «нет»?
– А вы, мадам, заставляете меня забыть гнев и думать только о том, как бы побыстрее раздеть вас.
Глори улыбнулась, довольная словами мужа.
– Ты самая невозможная и самая желанная женщина, которую я когда-либо знал.
Его губы не дали Глори возразить, и у нее вырвался лишь тихий вздох.
Глори лежала, прижавшись к мужу, и чувствовала его ровное дыхание, но была уверена, что Николас не спит.
Тяжелые портьеры отбрасывали тени на его лицо.
– Скажи, что любишь меня, – прошептал Блэкуэлл чуть слышно.
– Дай мне еще немного времени, – прошептала она после долгой паузы.
Проснувшись утром, Глори обнаружила, что муж уже ушел. На небе ярко светило солнце, обещая чудесный мартовский денек. Она поспешила умыться; Бетси принесла ей бледно-желтое кашемировое платье, помогла одеться и завить волосы. Пройдя по дому, неожиданно для себя столкнулась в столовой с Артуром, но ни Николаса, ни Кристен, видно не было.
Хозяйка Блэкуэлл Холла направилась к конюшням, но и там не обнаружила мужа. Один из конюхов сообщил, что Николас был здесь несколько минут назад. Напоследок Глори решила проверить небольшой сарайчик, где хранился разного рода инвентарь. Узкая дверь отворилась в тот момент, когда ее муж заключил в объятия Кристен Педигри. Заметив жену, Николас отшатнулся от брюнетки и выругался.
Кристен повернулась, ее хорошенькие круглые щечки залила краска.
– Все совсем не так, как вам показалось, уверяю вас. Я оступилась, а Николас поддержал меня.
– Очень правдоподобная история, – сказала Глори, сжимая складки своего платья.
– Прошу извинить меня, я еще не уложила вещи. – Кристен пронеслась мимо.
Голос Николаса, тихий и злой, заставил Глори повернуться.
– Уверен, ты решила думать о худшем, на самом деле она подкралась ко мне сзади, и я подумал, что это ты. Больше здесь ничего не было. Я не намерен всю оставшуюся жизнь оправдываться в том, в чем не виноват. – Глаза Блэкуэлла, холодные и сердитые, с вызовом смотрели на жену. – Теперь, думаю, надо вернуться в дом и вежливо попрощаться с гостями. Завтра мы уезжаем в город. – С этими словами он вышел.
Несколько минут женщина стояла, оцепенев, не в силах пошевелиться, а потом заулыбалась: не зная еще, как объяснить случившееся, не понимая, почему она чувствовала, что Николас говорит правду. Днем Глори почти не видела мужа. Попрощавшись с четой Педигри, Николас – сухо и сдержанно, его жена – с нарочитой любезностью, Блэкуэлл отправился в конюшни в мрачном расположении духа. Ужинали вместе, за столом говорили мало и, как только с едой было покончено, он удалился в свой кабинет.
Привыкая к роли хозяйки в огромной супружеской спальне, обшитой темным деревом, тяжелыми портьерами на окнах, Глори ждалa мужа. Она радовалась вещам, перенесенным сюда, тихому потрескиванью дров в камине и тяжелому бархатному балдахину над кроватью.
Единственное, чего не хватало комнате, это Николаса.
С каждой минутой ее тревога нарастала, она уже собиралась отправиться на розыски мужа, но раздумала и, набросив ослепительно-белый пеньюар из французского кружева, попыталась заняться чтением. Тяжелые шаги в коридоре заставили ее вздрогнуть. Отложив книгу в сторону, Глори подкрутила фитиль лампы.
Николас открыл дверь, даже не взглянув в сторону кровати. Повернувшись спиной к Глори, он не спеша разделся и убрал в шкаф вещи. Из-под опущенных ресниц она следила за тем, как муж ходит по комнате, любовалась игрой его мускулов. Наконец, он повернулся и направился к постели, но резко остановился и замер в полнейшем смятении: тонкое кружево пеньюара подчеркивало прелестные груди жены. Николас взял ее на руки и прижался щекой к волосам.
– Теперь ты мне веришь? – прошептал он, обжигая Глори дыханием.
? Да.
Его глаза светились от счастья, на губах играла радостная улыбка.
– Обещаю, ты не пожалеешь об этом.
Утро прошло в хлопотах, связанных с подготовкой к поездке в Нью-Йорк. Кучер и конюх, одетые в ливреи, подали к крыльцу четырехместную карету, изготовленную в Англии по специальному заказу. Николас помог Глори усесться. В дорогу она надела красновато-коричневое, с зеленой отделкой, платье, ее муж – темно-серый фрак с черным бархатным воротником.
Покачиваясь в карете, молодая женщина старалась не думать о предстоящих днях. Николас хочет, чтобы она вращалась в среде тех людей, которые еще совсем недавно чурались ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Глори хотелось наброситься на нее. Пришлось отпить глоток вина, чтобы немного успокоиться. Ужин закончился в молчании, после чего хозяйка дома встала из-за стола, чтобы уйти, сославшись на головную боль.
– Пожалуй, нам всем пора расходиться, – поспешил заметить Николас, крепко держа жену за руку.
По лестнице поднимались все вместе, сначала Блэкуэллы, за ними – чета Педигри. Когда же Глори собралась было остановиться перед дверью в свою комнату, Николас настойчиво потащил ее дальше.
– Не будем рисковать, – прошептал он едва слышно. – Я хочу, чтобы они были абсолютно уверены, что ты спишь со мной.
Глори хотела протестовать, но Блэкуэлл начал целовать ее, не ожидая, пока гости скроются за углом. Взбешенный, он втащил жену в комнату.
– Мне казалось, мы договорились. Отныне ты будешь спать здесь.
– А как быть с моими вещами?
– Я не стал переносить их сегодня, не хотел, чтобы Педигри узнали, что мы спали врозь. Мы сделаем это после их отъезда.
– Надеюсь, ты не собираешься спать со мной, ведь твоя… твоя любовница находится в этом доме!
– Ты хорошо знаешь меня, и, думаю, понимаешь, что именно я собираюсь делать. Кристен Педигри – больше не моя любовница. У меня есть только ты, моя любовь и моя жена.
– Что ж, хорошо. Но учти, я буду спать на диване. – С этими словами Глори подошла к дивану и, как была в платье, растянулась на мягком бархате.
– У вас, мадам, – заявил Николас, – очень короткая память. – Он направился к дивану, взял жену на руки и опустил на постель.
– Так как это платье купил тебе я, то могу сделать с ним все, что захочу. Сейчас оно должно висеть в шкафу. Правда, с тем же успехом можно разорвать его в клочья.
Свирепо поглядывая на жену, Николас сорвал с себя фрак, отшвырнул в сторону серый шерстяной жилет и широкий белый галстук, расстегнул и сбросил с себя рубашку.
– Я до смерти устал умолять тебя, дорогая. Отныне ты будешь делать то, что я скажу. – Блэкуэлл был зол, взбешен и дьявольски красив. Глори никогда не хотела его так сильно. Как-то незаметно ее руки сами собой обвились вокруг шеи мужа, и в тот же миг она запустила пальцы в черные непокорные кудри. Он тихо застонал и поцеловал жену со всей страстью, на которую был способен.
Оторвавшись от любимой, Николас торопливо расстегнул пуговицы ее платья.
– Почему я не могу сказать тебе «нет»?
– А вы, мадам, заставляете меня забыть гнев и думать только о том, как бы побыстрее раздеть вас.
Глори улыбнулась, довольная словами мужа.
– Ты самая невозможная и самая желанная женщина, которую я когда-либо знал.
Его губы не дали Глори возразить, и у нее вырвался лишь тихий вздох.
Глори лежала, прижавшись к мужу, и чувствовала его ровное дыхание, но была уверена, что Николас не спит.
Тяжелые портьеры отбрасывали тени на его лицо.
– Скажи, что любишь меня, – прошептал Блэкуэлл чуть слышно.
– Дай мне еще немного времени, – прошептала она после долгой паузы.
Проснувшись утром, Глори обнаружила, что муж уже ушел. На небе ярко светило солнце, обещая чудесный мартовский денек. Она поспешила умыться; Бетси принесла ей бледно-желтое кашемировое платье, помогла одеться и завить волосы. Пройдя по дому, неожиданно для себя столкнулась в столовой с Артуром, но ни Николаса, ни Кристен, видно не было.
Хозяйка Блэкуэлл Холла направилась к конюшням, но и там не обнаружила мужа. Один из конюхов сообщил, что Николас был здесь несколько минут назад. Напоследок Глори решила проверить небольшой сарайчик, где хранился разного рода инвентарь. Узкая дверь отворилась в тот момент, когда ее муж заключил в объятия Кристен Педигри. Заметив жену, Николас отшатнулся от брюнетки и выругался.
Кристен повернулась, ее хорошенькие круглые щечки залила краска.
– Все совсем не так, как вам показалось, уверяю вас. Я оступилась, а Николас поддержал меня.
– Очень правдоподобная история, – сказала Глори, сжимая складки своего платья.
– Прошу извинить меня, я еще не уложила вещи. – Кристен пронеслась мимо.
Голос Николаса, тихий и злой, заставил Глори повернуться.
– Уверен, ты решила думать о худшем, на самом деле она подкралась ко мне сзади, и я подумал, что это ты. Больше здесь ничего не было. Я не намерен всю оставшуюся жизнь оправдываться в том, в чем не виноват. – Глаза Блэкуэлла, холодные и сердитые, с вызовом смотрели на жену. – Теперь, думаю, надо вернуться в дом и вежливо попрощаться с гостями. Завтра мы уезжаем в город. – С этими словами он вышел.
Несколько минут женщина стояла, оцепенев, не в силах пошевелиться, а потом заулыбалась: не зная еще, как объяснить случившееся, не понимая, почему она чувствовала, что Николас говорит правду. Днем Глори почти не видела мужа. Попрощавшись с четой Педигри, Николас – сухо и сдержанно, его жена – с нарочитой любезностью, Блэкуэлл отправился в конюшни в мрачном расположении духа. Ужинали вместе, за столом говорили мало и, как только с едой было покончено, он удалился в свой кабинет.
Привыкая к роли хозяйки в огромной супружеской спальне, обшитой темным деревом, тяжелыми портьерами на окнах, Глори ждалa мужа. Она радовалась вещам, перенесенным сюда, тихому потрескиванью дров в камине и тяжелому бархатному балдахину над кроватью.
Единственное, чего не хватало комнате, это Николаса.
С каждой минутой ее тревога нарастала, она уже собиралась отправиться на розыски мужа, но раздумала и, набросив ослепительно-белый пеньюар из французского кружева, попыталась заняться чтением. Тяжелые шаги в коридоре заставили ее вздрогнуть. Отложив книгу в сторону, Глори подкрутила фитиль лампы.
Николас открыл дверь, даже не взглянув в сторону кровати. Повернувшись спиной к Глори, он не спеша разделся и убрал в шкаф вещи. Из-под опущенных ресниц она следила за тем, как муж ходит по комнате, любовалась игрой его мускулов. Наконец, он повернулся и направился к постели, но резко остановился и замер в полнейшем смятении: тонкое кружево пеньюара подчеркивало прелестные груди жены. Николас взял ее на руки и прижался щекой к волосам.
– Теперь ты мне веришь? – прошептал он, обжигая Глори дыханием.
? Да.
Его глаза светились от счастья, на губах играла радостная улыбка.
– Обещаю, ты не пожалеешь об этом.
Утро прошло в хлопотах, связанных с подготовкой к поездке в Нью-Йорк. Кучер и конюх, одетые в ливреи, подали к крыльцу четырехместную карету, изготовленную в Англии по специальному заказу. Николас помог Глори усесться. В дорогу она надела красновато-коричневое, с зеленой отделкой, платье, ее муж – темно-серый фрак с черным бархатным воротником.
Покачиваясь в карете, молодая женщина старалась не думать о предстоящих днях. Николас хочет, чтобы она вращалась в среде тех людей, которые еще совсем недавно чурались ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79