Вода отклоняет фартук и вытекает из лотка вместе с легкой породой, оставляя золотой песок на порожках, если, конечно, он есть в гравии. Чаще всего золото отсутствует.
«Длинный Том» состоит из двух частей: наклонного двенадцатифутового желоба, который заканчивается перфорированным железным листом, называемым решетом, и ящика с прибитыми поперек порожками, на который опирается нижний конец желоба. Лопатой нагружают золотоносный гравий в желоб и льют воду, пропуская породу через сито в ящик, где частицы золота задерживаются деревянными порожками…
Незаметно стемнело, и Тэзди перестал писать. В Хэнгтауне зажглись огни. Слышались громкие крики и смех.
Оуэн съел холодный ужин – галету и вяленое мясо, умылся холодной весенней водой и развернул одеяла.
Он долго лежал на спине, заложив руки за голову и глядя в ночное небо, усеянное яркими звездами.
Оуэн снова почувствовал прежнее нетерпение. Это означало, что его интерес к золотым приискам ослабел. Он знал по прошлому опыту: если ему становилось скучно, то и читательский интерес к его статьям пропадал. Оуэн уже написал двенадцать статей, рассказав все о «золотой лихорадке». Он был уверен, что лагеря золотоискателей просуществуют еще долго, но первый ажиотаж прошел, и ничего нового о них уже не напишешь.
Кроме того, если честно признаться самому себе, он соскучился по Филадельфии, чего раньше никогда не испытывал. Может быть, это из-за Джемайны? Скорее всего да. Ему очень хотелось увидеть ее. Она не ответила ни на одно его письмо, и он заподозрил, что она и в самом деле не скучает без него.
Оуэн уснул с мыслью о Джемайне и был разбужен чьим-то грубым голосом, зовущим его по имени:
– Мистер Тэзди, проснитесь. Оуэн сонно потряс головой и сел.
– Что?.. – Он узнал Тайлера Говарда. – В чем дело, лейтенант? Что случилось?
Лейтенант Говард присел на корточки рядом с ним.
– Речь идет о вашем друге Джоне Райли. Он попал в беду и зовет вас.
– О Боже! – Оуэн потер руками лицо. – Что с ним? Его опять избили?
– Боюсь, дело гораздо серьезнее. Райли убил женщину сегодня ночью, задушил ее голыми руками.
У Оуэна отвисла челюсть.
– Райли убил женщину? Кого, скажите ради Бога? И почему?
– Кто она, мы знаем, а почему – неизвестно. Это Глэдис Риггенс, проститутка, приехала в Хэнгтаун около месяца назад и занялась своим делом.
– И Райли убил ее?
– Кажется, так. По крайней мере он не отрицает этого. Глэдис затащила его в свою постель. Проходившие мимо старатели услышали крик о помощи и бросились в лачугу. Там они нашли женщину мертвой. Рядом лежал Райли с полуспущенными штанами, его руки все еще сжимали ее горло. Он был пьян и ничего не соображал. Мы заперли его до выяснения обстоятельств. Сейчас он немного протрезвел и зовет вас.
Оуэн откинул одеяла и начал натягивать сапоги.
– Пожалуй, надо навестить его, – выдохнул он. – Черт бы его побрал, Райли не стоит того, чтобы так беспокоиться о нем.
Спустившись вместе с Говардом пешком по склону холма, Оуэн понял, что на этот раз Райли действительно попал в тяжелое положение. Женщины в лагерях старателей, даже проститутки, пользовались привилегированным положением, и убийство одной из них считалось страшным преступлением.
Джона Райли поместили в грубо сколоченную бревенчатую тюрьму. Строение имело крошечное зарешеченное окошко и дверь, запираемую на висячий замок. Говард позволил Оуэну войти, а сам остался снаружи у двери.
Райли был в ужасном виде. Его вырвало, вся одежда порвана и перепачкана в грязи, он спал на земле, лежа на спине, и громко храпел.
Стараясь не дотрагиваться до него руками, Оуэн ткнул художника носком сапога.
– Эй, Райли, давай просыпайся!
Райли наконец открыл глаза и сел. Затем издал радостный крик:
– Оуэн, рад видеть тебя!
– Похоже, на этот раз ты действительно влип, – сказал Оуэн мрачным голосом.
– Я ничего не помню… – Райли потряс головой, стараясь прояснить мысли, затем вздрогнул и закрыл лицо руками. Через секунду он поднял голову. – Теперь припоминаю кое-что. Я нашел эту женщину в одном из салунов. Не скажу точно, в каком. Черт побери, я даже не знаю ее имени!
– Ее звали Глэдис Риггенс, и она мертва, – зловеще сообщил Оуэн. – Тебя застали, когда ты все еще продолжал ее душить.
– Она ограбила меня, Оуэн! Она залезла ко мне в карман, когда я спал. Я заплатил ей золотой монетой. Это целых десять долларов, Оуэн! Но она решила обчистить меня до последнего цента. Понимаешь? – Он вывернул карманы, показывая, что они пусты.
– Но это недостаточная причина, чтобы убивать ее, Райли. Почему ты не привлек ее к суду?
– Что бы это дало? – Райли презрительно фыркнул. – Закон здесь бессилен, ты знаешь.
– Может быть, не так уж бессилен, как ты думаешь. Тебя могут повесить!
Райли побелел.
– Повесить меня? За убийство воровки?
– Райли, ты ведь знаешь, как ценятся женщины в лагерях старателей. Если она обокрала тебя, почему ты не попытался вернуть деньги назад? Ты мог сделать это, не убивая женщину!
Райли опустил голову и пробормотал:
– Когда я обнаружил, что она обчистила мои карманы, то потерял голову.
– Которая была затуманена спиртным. Райли поднял глаза, в них затаился страх.
– Они действительно повесят меня, Оуэн?
– Вероятнее всего. Ты ведь даже не можешь доказать, что она обокрала тебя. Это только слова.
– Но ты-то веришь мне, Оуэн?
– Это не имеет значения, Райли. – Оуэн раздраженно махнул рукой. – Важно, чтобы поверили присяжные, которые являются старателями. Здесь, в Хэнгтауне, нравится вешать, это главное развлечение.
Райли снова опустил глаза в землю и несколько минут мрачно молчал.
– Я знаю, как доказать это! – неожиданно воскликнул Райли и поднял голову.
– Как же?
– Помнишь, ты должен был поехать в Сан-Франциско, чтобы обналичить банковские чеки, присланные твоей газетой?
– Конечно, помню.
– Так вот, ты привез тогда золотые монеты достоинством в десять, пять и два с половиной доллара. Этими монетами ты и расплатился со мной. И они же находились в моих карманах прошлой ночью. После салуна у меня оставалось три монеты по десять долларов, две по пять и две – по два с половиной. Я отдал проститутке одну монету в десять долларов, и у меня осталось по две монеты каждого достоинства. Всего тридцать пять долларов. Это то, что она украла у меня.
Оуэн нахмурился.
– Я все-таки не понимаю…
– Не понимаешь? – Райли взволнованно вскочил на ноги. – В лагерях все расплачиваются золотым песком. Золотые монеты – большая редкость здесь, Оуэн. Если их найдут в ее лачуге, это означает, что она украла их у меня!
– Мне кажется, это слабое доказательство, – сомневался Оуэн. – Но, думаю, попытаться стоит.
Он постучал в дверь. Говард открыл ее, и Оуэн вышел наружу.
– Лейтенант, был ли произведен обыск в жилище этой женщины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
«Длинный Том» состоит из двух частей: наклонного двенадцатифутового желоба, который заканчивается перфорированным железным листом, называемым решетом, и ящика с прибитыми поперек порожками, на который опирается нижний конец желоба. Лопатой нагружают золотоносный гравий в желоб и льют воду, пропуская породу через сито в ящик, где частицы золота задерживаются деревянными порожками…
Незаметно стемнело, и Тэзди перестал писать. В Хэнгтауне зажглись огни. Слышались громкие крики и смех.
Оуэн съел холодный ужин – галету и вяленое мясо, умылся холодной весенней водой и развернул одеяла.
Он долго лежал на спине, заложив руки за голову и глядя в ночное небо, усеянное яркими звездами.
Оуэн снова почувствовал прежнее нетерпение. Это означало, что его интерес к золотым приискам ослабел. Он знал по прошлому опыту: если ему становилось скучно, то и читательский интерес к его статьям пропадал. Оуэн уже написал двенадцать статей, рассказав все о «золотой лихорадке». Он был уверен, что лагеря золотоискателей просуществуют еще долго, но первый ажиотаж прошел, и ничего нового о них уже не напишешь.
Кроме того, если честно признаться самому себе, он соскучился по Филадельфии, чего раньше никогда не испытывал. Может быть, это из-за Джемайны? Скорее всего да. Ему очень хотелось увидеть ее. Она не ответила ни на одно его письмо, и он заподозрил, что она и в самом деле не скучает без него.
Оуэн уснул с мыслью о Джемайне и был разбужен чьим-то грубым голосом, зовущим его по имени:
– Мистер Тэзди, проснитесь. Оуэн сонно потряс головой и сел.
– Что?.. – Он узнал Тайлера Говарда. – В чем дело, лейтенант? Что случилось?
Лейтенант Говард присел на корточки рядом с ним.
– Речь идет о вашем друге Джоне Райли. Он попал в беду и зовет вас.
– О Боже! – Оуэн потер руками лицо. – Что с ним? Его опять избили?
– Боюсь, дело гораздо серьезнее. Райли убил женщину сегодня ночью, задушил ее голыми руками.
У Оуэна отвисла челюсть.
– Райли убил женщину? Кого, скажите ради Бога? И почему?
– Кто она, мы знаем, а почему – неизвестно. Это Глэдис Риггенс, проститутка, приехала в Хэнгтаун около месяца назад и занялась своим делом.
– И Райли убил ее?
– Кажется, так. По крайней мере он не отрицает этого. Глэдис затащила его в свою постель. Проходившие мимо старатели услышали крик о помощи и бросились в лачугу. Там они нашли женщину мертвой. Рядом лежал Райли с полуспущенными штанами, его руки все еще сжимали ее горло. Он был пьян и ничего не соображал. Мы заперли его до выяснения обстоятельств. Сейчас он немного протрезвел и зовет вас.
Оуэн откинул одеяла и начал натягивать сапоги.
– Пожалуй, надо навестить его, – выдохнул он. – Черт бы его побрал, Райли не стоит того, чтобы так беспокоиться о нем.
Спустившись вместе с Говардом пешком по склону холма, Оуэн понял, что на этот раз Райли действительно попал в тяжелое положение. Женщины в лагерях старателей, даже проститутки, пользовались привилегированным положением, и убийство одной из них считалось страшным преступлением.
Джона Райли поместили в грубо сколоченную бревенчатую тюрьму. Строение имело крошечное зарешеченное окошко и дверь, запираемую на висячий замок. Говард позволил Оуэну войти, а сам остался снаружи у двери.
Райли был в ужасном виде. Его вырвало, вся одежда порвана и перепачкана в грязи, он спал на земле, лежа на спине, и громко храпел.
Стараясь не дотрагиваться до него руками, Оуэн ткнул художника носком сапога.
– Эй, Райли, давай просыпайся!
Райли наконец открыл глаза и сел. Затем издал радостный крик:
– Оуэн, рад видеть тебя!
– Похоже, на этот раз ты действительно влип, – сказал Оуэн мрачным голосом.
– Я ничего не помню… – Райли потряс головой, стараясь прояснить мысли, затем вздрогнул и закрыл лицо руками. Через секунду он поднял голову. – Теперь припоминаю кое-что. Я нашел эту женщину в одном из салунов. Не скажу точно, в каком. Черт побери, я даже не знаю ее имени!
– Ее звали Глэдис Риггенс, и она мертва, – зловеще сообщил Оуэн. – Тебя застали, когда ты все еще продолжал ее душить.
– Она ограбила меня, Оуэн! Она залезла ко мне в карман, когда я спал. Я заплатил ей золотой монетой. Это целых десять долларов, Оуэн! Но она решила обчистить меня до последнего цента. Понимаешь? – Он вывернул карманы, показывая, что они пусты.
– Но это недостаточная причина, чтобы убивать ее, Райли. Почему ты не привлек ее к суду?
– Что бы это дало? – Райли презрительно фыркнул. – Закон здесь бессилен, ты знаешь.
– Может быть, не так уж бессилен, как ты думаешь. Тебя могут повесить!
Райли побелел.
– Повесить меня? За убийство воровки?
– Райли, ты ведь знаешь, как ценятся женщины в лагерях старателей. Если она обокрала тебя, почему ты не попытался вернуть деньги назад? Ты мог сделать это, не убивая женщину!
Райли опустил голову и пробормотал:
– Когда я обнаружил, что она обчистила мои карманы, то потерял голову.
– Которая была затуманена спиртным. Райли поднял глаза, в них затаился страх.
– Они действительно повесят меня, Оуэн?
– Вероятнее всего. Ты ведь даже не можешь доказать, что она обокрала тебя. Это только слова.
– Но ты-то веришь мне, Оуэн?
– Это не имеет значения, Райли. – Оуэн раздраженно махнул рукой. – Важно, чтобы поверили присяжные, которые являются старателями. Здесь, в Хэнгтауне, нравится вешать, это главное развлечение.
Райли снова опустил глаза в землю и несколько минут мрачно молчал.
– Я знаю, как доказать это! – неожиданно воскликнул Райли и поднял голову.
– Как же?
– Помнишь, ты должен был поехать в Сан-Франциско, чтобы обналичить банковские чеки, присланные твоей газетой?
– Конечно, помню.
– Так вот, ты привез тогда золотые монеты достоинством в десять, пять и два с половиной доллара. Этими монетами ты и расплатился со мной. И они же находились в моих карманах прошлой ночью. После салуна у меня оставалось три монеты по десять долларов, две по пять и две – по два с половиной. Я отдал проститутке одну монету в десять долларов, и у меня осталось по две монеты каждого достоинства. Всего тридцать пять долларов. Это то, что она украла у меня.
Оуэн нахмурился.
– Я все-таки не понимаю…
– Не понимаешь? – Райли взволнованно вскочил на ноги. – В лагерях все расплачиваются золотым песком. Золотые монеты – большая редкость здесь, Оуэн. Если их найдут в ее лачуге, это означает, что она украла их у меня!
– Мне кажется, это слабое доказательство, – сомневался Оуэн. – Но, думаю, попытаться стоит.
Он постучал в дверь. Говард открыл ее, и Оуэн вышел наружу.
– Лейтенант, был ли произведен обыск в жилище этой женщины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79