Кейт снова вздохнула, когда мать подплыла к ним. Закария обошел вокруг и стал рядом с ней, бросив на нее сочувствующий взгляд. Робби не двигался с места. Кейт знала, что он будет стоять там до тех пор, пока не уверится в том, что опасность, угрожавшая его семье, миновала. София плавно прошла вперед и остановилась между дочерью и лоханью, на единственном месте, где не было грязи. Она прижала дрожащие пальцы к губам, а потом протянула руки Кейт:
— Вы снова занимаетесь стиркой. Позор. И это — после всех моих усилий научить вас правильно себя вести, мисс. Вы больше не находитесь на золотых приисках. И я не хочу, чтобы вы здесь надрывались.
— Мама, одна из китаянок заболела.
— А ваше платье! — София поджала губы и содрогнулась. — Выйти на улицу, не одевшись соответствующим образом!
— Ты хочешь сказать, не надев двадцать нижних юбок и корсета? — Кейт сделала паузу в то время, как ее мать охала и прижимала ладони к покрасневшим щекам. — Как же я буду стирать белье, если я не могу наклониться, чтобы дотянуться до лохани? У меня и так слишком большая грудь, чтобы еще выпячивать ее с помощью корсета.
— Ох! Молчите, мисс. Вам восемнадцать лет, вы— молодая женщина. Если бы вы были одеты, как леди, тот… тот джентльмен никогда бы не… не…
Кейт передала револьвер Закарии и подбоченилась.
— Не беспокойся. Я бы сначала выстрелила ему между глаз.
— Ох! — София приложила тыльную сторону ладони ко лбу.
Ссутулившись, Кейт прилагала все силы, чтобы не заткнуть уши. Мама могла визжать, как паровозный свисток, когда была чем-то расстроена. Позвав сыновей, она развернулась в вихре нижних юбок и исчезла в доме.
Одна из прачек молча склонилась над лоханью Кейт. Кейт в знак благодарности улыбнулась и устало направилась в здание, где находилась кухня. Ей нужно было накормить восемнадцать старателей, а одна из помощниц кухарки обожгла руку. Закатав рукава, она вошла на кухню. Вскоре она уже месила тесто, а ее влажное платье покрылось мукой от груди до бедер.
Это продолжалось уже четыре года. Четыре года прошло с тех пор, как отец вытащил мать с семейной плантации в Вирджинии и отправился искать судьбу на золотые прииски в Калифорнию. С тех пор как они приехали на Запад, Кейт поняла, что она была разочарованием для матери. Но у нее не было времени, чтобы быть леди. Леди не становятся в обозе, пересекающем пустыни и горы, где вашу жизнь может спасти выносливость, а не утонченность. То же и в Сан-Франциско, где заработать на жизнь значило больше, чем тот факт, что леди даже не представляют себе, где находится мужское нижнее белье, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к нему.
Кейт переложила тесто на сковороду и огляделась вокруг в поисках полотенца, чтобы вытереть руки.
Это была ее идея — завести пансион, когда стало очевидно, что отец не найдет золота раньше, чем кончатся их сбережения и растает мамино наследство.
Кейт нашла полотенце и понесла его к тазу с водой. Она окунула руки в таз, и вода сразу же стала белой. Иногда ей хотелось просто кричать на свою мать.
Когда им грозил финансовый кризис, мать только всплескивала руками. Английским благовоспитанным дамам не пристало ничего знать о деньгах или бизнесе, и только Тимоти Грей был виноват в том, что этот вопрос вообще поднимался. Если бы он не добивался независимости от своей богатой семьи в Вирджинии, София и ее дети жили бы сейчас в комфорте и безопасности, вместо того чтобы месить грязь в приграничном городе.
Кейт стряхнула муку с платья и попыталась подумать, как бы смягчить гнев матери, когда в дом ввалился отец и сообщил, что нашел золото. Весь дом праздновал это событие, и с этого мгновения жизнь Кейт полностью изменилась.
— Проклятье!
Кейт захлопнула книгу и пыталась отделаться от раздражавших ее воспоминаний. Иногда леди приходится делать вещи, которые лишены утонченности, и стирка белья золотоискателей была одной из них. Маме хотелось, чтобы она была леди, но мама хотела также, чтобы на столе была еда. Кейт давно усвоила, что иногда не получается иметь и то, и другое одновременно.
Оглядывая гостиную, которая была увешана собиравшими пыль кружевами и оборками, Кейт презрительно фыркнула. Для Софии, дочери английского джентльмена, единственным подходящим для молодых леди местом были комнаты, подобные этой в Англии.
Сколько Кейт себя помнила, мама рассказывала о своем английском происхождении так, будто оно занимало второе место после святости. Она рассказывала истории о том, как она жила, будучи еще Мэйтленд. Она рассказывала о происхождении Мэйтлендов, о Мэйтленд Хаузе, который располагался неподалеку от замка Ричфилд в Сассексе. Для матери все изящное и благородное было сосредоточено в стенах Мэйтленд Хауза. Ее брат, его жена и дочь Офелия жили в сказочном мире, имя которому было Общество.
Кейт подозревала, что маме никогда не следовало покидать общество, потому что не проходило и дня, чтобы она не горевала о том, что та или иная из сторон ее жизни были вовсе не такими, как того требовало общество. Иногда, когда мама пускалась в свои бесконечные рассказы о Мэйтленд Хаузе и об обществе, папа выглядел очень грустным. Когда они разбогатели, мамины жалобы приняли новый оборот. Она начала настаивать на том, чтобы отправить Кейт в Англию, в семью своего брата. Кейт была против, и началась война.
Одна победа досталась Кейт очень быстро, потому что она и отец любили читать. Разбогатев, Тимоти возобновил уроки со своими детьми, которые он начинал еще давно. Закария и Робби страдали от этих уроков. Кейт же их очень любила. Она погрузилась в Вольтера, Аристотеля, Геродота и Евклида. Вместе с отцом они быстро поглощали книги, быстрее, чем Робби мог проглотить яблочный пирог. Потом Тимоти выяснил, как много времени отнимает богатство. Кейт наблюдала, как он сгибается под бременем управления семейным богатством, и предложила ему свою помощь. Они стали соратниками, деловыми партнерами, и их партнерство стало следствием их общих интересов.
Тем не менее то, что казалось разумным решением их проблем, было совершенно неприемлемо для Софии. Тимоти нагружал их дочь заданиями, которые могли вызвать перенапряжение ее утонченной женской натуры. Кейт заметила, что ее утонченная натура пережила Скалистые горы, пустыни и золотые прииски. Мама отмела этот аргумент мановением своего кружевного платочка. Кейт все больше ненавидела этот платочек. Каждый раз, когда мама обнаруживала в ней нечто, чего она не могла одобрить, она размахивала этим платочком, как знаменем на поле боя.
Неуверенные шаги за дверью гостиной Кейт означали, что ее двоюродная бабушка Эмелайн прошла к себе по коридору немного вздремнуть после завтрака.
Для Кейт завтрак был очередной пыткой, которая только усиливалась старческим слабоумием бабушки Эмилайн и беспокойством Софии и ее матери по поводу бала, который должен был состояться сегодня вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81