Расположившись между ней и ближайшим выходом из зала, Фальк начал высказывать все, что думал о Кейт, без всяких предварительных замечаний.
— Мисс Грей, я не думал, что вы похожи на всех остальных жадных охотниц за титулами. Я настаиваю на том, что бы вы разорвали эту помолвку. Это не что иное, как грабеж и воровство.
— Но я…
— Меня ввели в заблуждение ваши американские манеры, я полагаю. Мне следовало бы помнить о том, насколько распущенными могут быть американские женщины. Именно ваши манеры женщины легкого поведения заставили Алексиса забить копытами, ваше хождение в юбке-брюках и неподобающей одежде.
Он поднял руку и с обличающим видом указал пальцем на Кейт. Он был таким высоким и кипел таким праведным гневом, что Кейт действительно почувствовала себя виноватой, сама не зная в чем.
— Вся греховность мира ничто перед греховностью женщины, — продолжал он. — Вы соблазнили Алексиса неприличным выставлением себя напоказ и своим блудливым языком.
Кейт непонимающе посмотрела на Фалька.
— Блудливым языком?
— Я повторяю: выпустите этого юношу из своих когтей.
В этот момент послышался быстрый звук шагов. Кто-то оттащил Фалька от Кейт, и она увидела мускулистое тело маркиза прежде, чем Валентин Бофорт бросился между Алексисом и его кузеном. Они обстреливали друг друга взглядами на расстоянии.
— Вы забылись, сэр, — сказал Алексис. — И вы позволяете себе слишком много, когда отваживаетесь говорить подобные вещи моей невесте.
— Мой долг— защитить тебя от греха, — сказал Фальк.
— Если вы еще раз рядом с именем Кейт упомянете слово «грех», я затолкаю вас в эти разукрашенные доспехи.
Фальк провел ладонью по своему седеющему затылку.
— Я не понимаю, Алексис. Ты никогда раньше не позволял своим желаниям увлекать за собой твою способность к рассуждению.
— Клянусь Богом, сэр, я научу вас уважать чувства моей дамы, даже если мне придется для этого взять в руки кнут.
Фальк, ничуть не обеспокоенный, покачал головой:
— Ты огорчен. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься.
— Фальк, вернись, — Алексис бросился было вслед своему кузену, но Вэл удержал его от погони.
— Пусть идет. Он никогда не мог ничего понять там, где дело касалось женщин. Damnant quod non intelligunt, друг мой.
Кейт рассмеялась и перевела:
— То, чего не понимают, проклинают. Суровое выражение на лице Алексиса сменилось улыбкой, и он взял Кейт за руку.
— Я и сам иногда с трудом понимаю эту маленькую дикарку. Кстати, о дикарях, я видел Кардигана. Такое впечатление, что он кого-то разыскивает. Не тебя ли?
— Да, но не беспокойся. Я приняла меры предосторожности.
— Я не могу удержаться от любопытства и не спросить, что это за меры, — сказал Вэл.
— Ничего особенного, — ответила Кейт. — Всего лишь небольшой нож.
Оба мужчины посмотрели на ее платье.
— Вы не сможете его увидеть. Вэл прокашлялся и поклонился:
— Я вынужден просить позволения удалиться, прежде чем я скажу что-нибудь такое, в результате чего я окажусь втиснутым в эти разукрашенные доспехи.
ГЛАВА 12
Когда Вэл вышел из зала, Кейт снова повернулась к заинтересовавшим ее доспехам. Она взялась за металлический палец перчатки и принялась сгибать и разгибать его.
— Где нож, Кейт?
Она вздрогнула и обернулась к Алексису.
— Привязан к ноге, — ответила она, а затем снова обратила свое внимание на доспехи. Ее рука потянулась к шлему, передняя часть которого была вытянута вперед, как морда животного.
— Кэти Энн!
Она посмотрела на Алексиса. Он все еще был в одежде для верховой езды, но ни в его лице, ни в теле не было никаких признаков изнеможения, характерных для него после его смертельных скачек.
— Оставь доспехи в покое, — сказал он. — Меня охватывает дурное предчувствие при мысли о том, что ты намеревалась сделать этим ножом.
— Ничего особенного, — она сочла разумным не упоминать о последнем разговоре с графом.
Алексис с угрожающим видом сделал по направлению к ней два шага.
— Я только собиралась испугать его, если в этом будет необходимость, — быстро сказала она.
— Нет.
— Но я думала, что тебе больше понравится, если я возьму нож, а не револьвер.
— Бог мой, — Алексис потер висок с таким видом, как будто у него раскалывалась голова.
— Я могу взять револьвер, — сказала она.
— Нет, нет, — он как бы в раздумье прикусил свою нижнюю губу. — Я полагаю, что ты не позволишь мне оберегать тебя.
— Конечно, — сказала она.
— Но ты не откажешься от своего ножа. Она покачала головой и улыбнулась ему.
— Хочешь посмотреть, как я его бросаю?
— Ты знаешь, что с моими кавалеристами управляться легче, чем с тобой?
— Спасибо?
Алексис ничего не ответил. Он схватил ее за руку и потянул в сторону старой скамьи, где он сел рядом с ней и взял ее руку. Кейт увидела, как ее пальцы исчезли в его ладони. От тепла его кисти жар разлился по всей ее руке. Она почувствовала внутри легкую дрожь возбуждения.
— Я должен извиниться за моего кузена, — сказал он.
— В этом нет необходимости. Ты не несешь ответственности за его плохие манеры. И как бы то ни было, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Подумать только — он считает меня Иезавелью!
— Чему же тут смеяться? Она опустила глаза.
— Вряд ли меня можно назвать женщиной, которую мужчины считают неотразимой.
Она заметила только быстрое движение, и без всякого предупреждения его губы сомкнулись на ее губах. На мгновение она оставила глаза открытыми и уловила взглядом густые черные ресницы, синеватую тень на выбритых щеках. Почувствовав, как его губы впиваются в ее рот, она закрыла глаза. Затем он отпустил ее. Он провел кончиком языка по ее губам, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть на нее. Взяв ее рукой за подбородок, он приложил большой палец к ее губам.
— Я объясню тебе то, чего тебе, очевидно, никогда не говорили, — прошептал он. — Твое лицо — это совершенный овал. Твои глаза могут быть похожи на глаза испуганного жеребенка, а затем в одно мгновение превратиться в озера вулканического стекла. Я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не запустить руки в твои волосы, когда падающие на них солнечные лучи превращают их в шелковый костер. И я уже не могу припомнить, сколько раз мне приходилось удерживать себя оттого, чтобы затащить тебя в ближайшую спальню и попытаться… ну, возможно, мне лучше не развивать эту мысль, — он прикоснулся пальцем к кончику ее носа. — Ты ведь не понимаешь этого, правда? Она положила руки ему на грудь и, упершись ладонями, оттолкнулась от него.
— Ты совсем не думал, что я такая замечательная, когда мы впервые были представлены.
— Но ведь это случилось во время пожара, моя невинная. Даже я не могу ухаживать за дамой, когда на моих глазах сгорает дотла дом.
— Нет, я имею в виду прошлый год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Мисс Грей, я не думал, что вы похожи на всех остальных жадных охотниц за титулами. Я настаиваю на том, что бы вы разорвали эту помолвку. Это не что иное, как грабеж и воровство.
— Но я…
— Меня ввели в заблуждение ваши американские манеры, я полагаю. Мне следовало бы помнить о том, насколько распущенными могут быть американские женщины. Именно ваши манеры женщины легкого поведения заставили Алексиса забить копытами, ваше хождение в юбке-брюках и неподобающей одежде.
Он поднял руку и с обличающим видом указал пальцем на Кейт. Он был таким высоким и кипел таким праведным гневом, что Кейт действительно почувствовала себя виноватой, сама не зная в чем.
— Вся греховность мира ничто перед греховностью женщины, — продолжал он. — Вы соблазнили Алексиса неприличным выставлением себя напоказ и своим блудливым языком.
Кейт непонимающе посмотрела на Фалька.
— Блудливым языком?
— Я повторяю: выпустите этого юношу из своих когтей.
В этот момент послышался быстрый звук шагов. Кто-то оттащил Фалька от Кейт, и она увидела мускулистое тело маркиза прежде, чем Валентин Бофорт бросился между Алексисом и его кузеном. Они обстреливали друг друга взглядами на расстоянии.
— Вы забылись, сэр, — сказал Алексис. — И вы позволяете себе слишком много, когда отваживаетесь говорить подобные вещи моей невесте.
— Мой долг— защитить тебя от греха, — сказал Фальк.
— Если вы еще раз рядом с именем Кейт упомянете слово «грех», я затолкаю вас в эти разукрашенные доспехи.
Фальк провел ладонью по своему седеющему затылку.
— Я не понимаю, Алексис. Ты никогда раньше не позволял своим желаниям увлекать за собой твою способность к рассуждению.
— Клянусь Богом, сэр, я научу вас уважать чувства моей дамы, даже если мне придется для этого взять в руки кнут.
Фальк, ничуть не обеспокоенный, покачал головой:
— Ты огорчен. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься.
— Фальк, вернись, — Алексис бросился было вслед своему кузену, но Вэл удержал его от погони.
— Пусть идет. Он никогда не мог ничего понять там, где дело касалось женщин. Damnant quod non intelligunt, друг мой.
Кейт рассмеялась и перевела:
— То, чего не понимают, проклинают. Суровое выражение на лице Алексиса сменилось улыбкой, и он взял Кейт за руку.
— Я и сам иногда с трудом понимаю эту маленькую дикарку. Кстати, о дикарях, я видел Кардигана. Такое впечатление, что он кого-то разыскивает. Не тебя ли?
— Да, но не беспокойся. Я приняла меры предосторожности.
— Я не могу удержаться от любопытства и не спросить, что это за меры, — сказал Вэл.
— Ничего особенного, — ответила Кейт. — Всего лишь небольшой нож.
Оба мужчины посмотрели на ее платье.
— Вы не сможете его увидеть. Вэл прокашлялся и поклонился:
— Я вынужден просить позволения удалиться, прежде чем я скажу что-нибудь такое, в результате чего я окажусь втиснутым в эти разукрашенные доспехи.
ГЛАВА 12
Когда Вэл вышел из зала, Кейт снова повернулась к заинтересовавшим ее доспехам. Она взялась за металлический палец перчатки и принялась сгибать и разгибать его.
— Где нож, Кейт?
Она вздрогнула и обернулась к Алексису.
— Привязан к ноге, — ответила она, а затем снова обратила свое внимание на доспехи. Ее рука потянулась к шлему, передняя часть которого была вытянута вперед, как морда животного.
— Кэти Энн!
Она посмотрела на Алексиса. Он все еще был в одежде для верховой езды, но ни в его лице, ни в теле не было никаких признаков изнеможения, характерных для него после его смертельных скачек.
— Оставь доспехи в покое, — сказал он. — Меня охватывает дурное предчувствие при мысли о том, что ты намеревалась сделать этим ножом.
— Ничего особенного, — она сочла разумным не упоминать о последнем разговоре с графом.
Алексис с угрожающим видом сделал по направлению к ней два шага.
— Я только собиралась испугать его, если в этом будет необходимость, — быстро сказала она.
— Нет.
— Но я думала, что тебе больше понравится, если я возьму нож, а не револьвер.
— Бог мой, — Алексис потер висок с таким видом, как будто у него раскалывалась голова.
— Я могу взять револьвер, — сказала она.
— Нет, нет, — он как бы в раздумье прикусил свою нижнюю губу. — Я полагаю, что ты не позволишь мне оберегать тебя.
— Конечно, — сказала она.
— Но ты не откажешься от своего ножа. Она покачала головой и улыбнулась ему.
— Хочешь посмотреть, как я его бросаю?
— Ты знаешь, что с моими кавалеристами управляться легче, чем с тобой?
— Спасибо?
Алексис ничего не ответил. Он схватил ее за руку и потянул в сторону старой скамьи, где он сел рядом с ней и взял ее руку. Кейт увидела, как ее пальцы исчезли в его ладони. От тепла его кисти жар разлился по всей ее руке. Она почувствовала внутри легкую дрожь возбуждения.
— Я должен извиниться за моего кузена, — сказал он.
— В этом нет необходимости. Ты не несешь ответственности за его плохие манеры. И как бы то ни было, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Подумать только — он считает меня Иезавелью!
— Чему же тут смеяться? Она опустила глаза.
— Вряд ли меня можно назвать женщиной, которую мужчины считают неотразимой.
Она заметила только быстрое движение, и без всякого предупреждения его губы сомкнулись на ее губах. На мгновение она оставила глаза открытыми и уловила взглядом густые черные ресницы, синеватую тень на выбритых щеках. Почувствовав, как его губы впиваются в ее рот, она закрыла глаза. Затем он отпустил ее. Он провел кончиком языка по ее губам, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть на нее. Взяв ее рукой за подбородок, он приложил большой палец к ее губам.
— Я объясню тебе то, чего тебе, очевидно, никогда не говорили, — прошептал он. — Твое лицо — это совершенный овал. Твои глаза могут быть похожи на глаза испуганного жеребенка, а затем в одно мгновение превратиться в озера вулканического стекла. Я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не запустить руки в твои волосы, когда падающие на них солнечные лучи превращают их в шелковый костер. И я уже не могу припомнить, сколько раз мне приходилось удерживать себя оттого, чтобы затащить тебя в ближайшую спальню и попытаться… ну, возможно, мне лучше не развивать эту мысль, — он прикоснулся пальцем к кончику ее носа. — Ты ведь не понимаешь этого, правда? Она положила руки ему на грудь и, упершись ладонями, оттолкнулась от него.
— Ты совсем не думал, что я такая замечательная, когда мы впервые были представлены.
— Но ведь это случилось во время пожара, моя невинная. Даже я не могу ухаживать за дамой, когда на моих глазах сгорает дотла дом.
— Нет, я имею в виду прошлый год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81