А здесь были одни только тени и бесконечные вопросы, на которые эти два человека не могли найти ответа.
— Мне не следовало сюда приходить, — наконец, произнес сэр Исаак.
Фолкнер понял его правильно. Он знал, что старик имеет в виду вовсе не спальню Сары.
— Так что же привело вас сюда?
— Рассказы, которые мне довелось услышать, рисунок, который однажды попался мне на глаза. Все с трудом поддается объяснению. Но мне кажется, здесь имеет место некая животворная сила, некая божественная искра, если можно так выразиться. Движитель всего сущего.
Фолкнеру эта идея была не в новинку. Хотя он обо всем этом никогда не задумывался. Ее законы были заложены в основе большинства явлений, которые было принято называть алхимией. Таинственному искусству, которому, как поговаривали, отдал дань и сэр Исаак.
— И вы надеялись обнаружить ее здесь?
— Я подозревал, что те сверхъестественные усилия, какие затрачивали здесь на протяжении, судя по всему, довольно длительного времени, могут найти свое объяснение в наличии такой силы. Возможно, они ощущали ее присутствие и на протяжении нескольких поколений пользовались ею, пусть даже не в полной мере.
Фолкнера одолевала усталость. И то, что говорил сэр Исаак, было ему малопонятно. Его воспитали в любви к строгому, но справедливому Богу. Таким и полагалось быть истинному отцу. Он установил известный свод правил и законов. И требовал от людей их соблюдения.
Позже Фолкнер открыл для себя науки и здравый смысл. Картина мироздания и человеческого бытия не стала более понятной, но, так или иначе, поддавалась контролю. И вот теперь непонятно откуда, взялись эти таинственные силы, божественные искры, спрятанные в земле, но доступные, по всей видимости, не каждому человеку.
И еще хуже, что эта идея исходила от человека, слывшего гигантом эпохи и науки, чьи воззрения полагалось уважать или хотя бы прислушиваться к ним. Фолкнеру хотелось забыть об этом, не задумываться. Но он не мог. Почему-то эти мысли находили отклик в глубине его сознания.
— Я не могу мысленно дотянуться до нее.
— Это еще что такое?
— Миссис Хемпер сказала, что, наверное, имеется какая-то возможность, но я понятия не имею с чего начать. Пытаюсь сообразить хоть что-нибудь и тут же начинаю сомневаться.
Сэр Исаак пристально посмотрел на него.
— Скажите, когда вы в последний раз спали?
— Прошлой ночью, если не ошибаюсь, — он проснулся в лощине, однако не мог точно сказать, спал ли он там. Говоря по правде, он вообще не был уверен в том, что с ним произошло и тем более почему.
— У вас такой вид, будто вы вовсе не ложились. Могу поклясться, что вы еще и не ели. Идите-ка прогуляйтесь, подышите свежим воздухом, перекусите. А я побуду здесь.
Фолкнер отказался:
— Я не могу оставить ее.
— Этим вы ей не поможете. Я вполне могу посидеть рядом с ней. Если понадобится, тотчас же дам знать. Идите же.
Фолкнер все еще сомневался. Он понимал, что сэр Исаак абсолютно прав. От того, что он, превозмогая усталость, будет сидеть у постели Сары, той не будет никакой пользы. Он почему-то страшился уйти, оставить ее даже на минуту.
— Вскоре стемнеет, — сказал старик. — Посидите на солнышке, пока еще не поздно. Обдумайте все хорошенько.
Солнечные лучи даже сквозь окно щекотали лицо. Вокруг царил удивительный покой. Фолкнер поднялся и легонько дотронулся пальцами до щеки Сары. Она была такой прохладной по сравнению с его теплыми ладонями. Ее легко можно было принять за мраморную статую, так тихо и неподвижно лежала она.
Что же, вскоре это может быть единственным, что останется от нее, если он не предпримет ничего.
— Постараюсь не задерживаться, — пообещал он.
Фолкнер вышел в сад. Здесь было очень тихо. Лишь малиновка промелькнула среди аккуратных рядов трав, уже поднимающих свои головки над жирной землей, спряталась в зарослях тиса, отделяющих грядки. Больше не шелохнулась ни единая ветка, не дрогнула травинка.
Присев на каменную скамью, он попытался ни о чем не думать. Возможно, если ему удастся это, решение придет само. Но как он ни старался, ему не удавалось отогнать мысли. Они переплетались друг с другом, вызывая в его памяти череду образов. Сара в лощине возле ручья. Сара на холме Сильбери. Сара улыбается, слушая его. Сара в его объятиях. Над ним. Бледная в лунном свете.
Он вспоминал ее то чопорной и правильной, даже некрасивой, какой она показалась ему вначале. То она являлась ему олицетворением чувственности, играя в океане страсти, словно рыба в воде. То — лучезарно-живой, светящейся от счастья. Она протягивает ему лимонное печенье. Смеется его шутке. Нежно треплет гриву Негодяя. Заставляет Фолкнера вспоминать и рассказывать о похождениях юности, о которых до этого он не обмолвился никому. Она сделала его счастливым, она заставила его тосковать о ней. Она вдребезги разбила неприступную стену, которую он тщательно, но, как оказалось, тщетно, возводил вокруг себя многие годы. Она превратила в явь самые несбыточные мечты. Он не мог позволить ей ускользнуть, исчезнуть из его жизни. Но не знал, как ее остановить. Здесь, в саду, на пороге дня и ночи, он ждал, отчаянно надеясь услышать долгожданный ответ.
Миссис Дамас принесла ему миску ячменного супа с говядиной. Суп был очень вкусный. Фолкнер выхлебал его до последней капли, доел хлеб.
Он почувствовал себя несколько лучше, увереннее. Не слишком, разумеется. Однако достаточно неплохо, чтобы, наконец, продумать дальнейшие действия. Если ему было суждено отыскать свой единственный путь во мраке непонимания происходящего, что ж, пусть все исполнится. Несмотря на то, что было сказано и пережито ими вместе, он почти не знал Сару. Ему было известно, что она прожила всю жизнь в этом доме. Что родители ее давно умерли. Что она пользуется большим уважением у себя в деревне. Кроме этого — абсолютно ничего. Пришло время узнать о ней больше.
Он обернулся и взглянул на дом. Это было радующее взгляд сооружение. Основательное, но не мрачное. Собственно, в нем не было ничего необычного. Но что там говорил сэр Исаак о каком-то старом фундаменте?
Фолкнер встал и по гравийной дорожке направился к боковой двери. Солнце за его спиной клонилось к закату. Из-за горизонта выползала темная туча, застилая собой яркие закатные краски. В доме было прохладно и тихо. Из кухни слышались приглушенные голоса и звон посуды, но прислуги не было видно. Фолкнеру только того и надо было.
Дверь в дальнем конце коридора выходила на лестницу. Ступени вели вниз. Он стал спускаться по ним и очутился в небольшом, но хорошо обустроенном винном погребе. На столике у нижней ступеньки лестницы лежали огниво и свеча. Фолкнер зажег свечу.
В углу погреба, наполовину скрытый рядами винных бочонков и ящиков, в полу виднелся лаз, достаточно широкий, чтобы в него можно было пролезть даже толстяку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Мне не следовало сюда приходить, — наконец, произнес сэр Исаак.
Фолкнер понял его правильно. Он знал, что старик имеет в виду вовсе не спальню Сары.
— Так что же привело вас сюда?
— Рассказы, которые мне довелось услышать, рисунок, который однажды попался мне на глаза. Все с трудом поддается объяснению. Но мне кажется, здесь имеет место некая животворная сила, некая божественная искра, если можно так выразиться. Движитель всего сущего.
Фолкнеру эта идея была не в новинку. Хотя он обо всем этом никогда не задумывался. Ее законы были заложены в основе большинства явлений, которые было принято называть алхимией. Таинственному искусству, которому, как поговаривали, отдал дань и сэр Исаак.
— И вы надеялись обнаружить ее здесь?
— Я подозревал, что те сверхъестественные усилия, какие затрачивали здесь на протяжении, судя по всему, довольно длительного времени, могут найти свое объяснение в наличии такой силы. Возможно, они ощущали ее присутствие и на протяжении нескольких поколений пользовались ею, пусть даже не в полной мере.
Фолкнера одолевала усталость. И то, что говорил сэр Исаак, было ему малопонятно. Его воспитали в любви к строгому, но справедливому Богу. Таким и полагалось быть истинному отцу. Он установил известный свод правил и законов. И требовал от людей их соблюдения.
Позже Фолкнер открыл для себя науки и здравый смысл. Картина мироздания и человеческого бытия не стала более понятной, но, так или иначе, поддавалась контролю. И вот теперь непонятно откуда, взялись эти таинственные силы, божественные искры, спрятанные в земле, но доступные, по всей видимости, не каждому человеку.
И еще хуже, что эта идея исходила от человека, слывшего гигантом эпохи и науки, чьи воззрения полагалось уважать или хотя бы прислушиваться к ним. Фолкнеру хотелось забыть об этом, не задумываться. Но он не мог. Почему-то эти мысли находили отклик в глубине его сознания.
— Я не могу мысленно дотянуться до нее.
— Это еще что такое?
— Миссис Хемпер сказала, что, наверное, имеется какая-то возможность, но я понятия не имею с чего начать. Пытаюсь сообразить хоть что-нибудь и тут же начинаю сомневаться.
Сэр Исаак пристально посмотрел на него.
— Скажите, когда вы в последний раз спали?
— Прошлой ночью, если не ошибаюсь, — он проснулся в лощине, однако не мог точно сказать, спал ли он там. Говоря по правде, он вообще не был уверен в том, что с ним произошло и тем более почему.
— У вас такой вид, будто вы вовсе не ложились. Могу поклясться, что вы еще и не ели. Идите-ка прогуляйтесь, подышите свежим воздухом, перекусите. А я побуду здесь.
Фолкнер отказался:
— Я не могу оставить ее.
— Этим вы ей не поможете. Я вполне могу посидеть рядом с ней. Если понадобится, тотчас же дам знать. Идите же.
Фолкнер все еще сомневался. Он понимал, что сэр Исаак абсолютно прав. От того, что он, превозмогая усталость, будет сидеть у постели Сары, той не будет никакой пользы. Он почему-то страшился уйти, оставить ее даже на минуту.
— Вскоре стемнеет, — сказал старик. — Посидите на солнышке, пока еще не поздно. Обдумайте все хорошенько.
Солнечные лучи даже сквозь окно щекотали лицо. Вокруг царил удивительный покой. Фолкнер поднялся и легонько дотронулся пальцами до щеки Сары. Она была такой прохладной по сравнению с его теплыми ладонями. Ее легко можно было принять за мраморную статую, так тихо и неподвижно лежала она.
Что же, вскоре это может быть единственным, что останется от нее, если он не предпримет ничего.
— Постараюсь не задерживаться, — пообещал он.
Фолкнер вышел в сад. Здесь было очень тихо. Лишь малиновка промелькнула среди аккуратных рядов трав, уже поднимающих свои головки над жирной землей, спряталась в зарослях тиса, отделяющих грядки. Больше не шелохнулась ни единая ветка, не дрогнула травинка.
Присев на каменную скамью, он попытался ни о чем не думать. Возможно, если ему удастся это, решение придет само. Но как он ни старался, ему не удавалось отогнать мысли. Они переплетались друг с другом, вызывая в его памяти череду образов. Сара в лощине возле ручья. Сара на холме Сильбери. Сара улыбается, слушая его. Сара в его объятиях. Над ним. Бледная в лунном свете.
Он вспоминал ее то чопорной и правильной, даже некрасивой, какой она показалась ему вначале. То она являлась ему олицетворением чувственности, играя в океане страсти, словно рыба в воде. То — лучезарно-живой, светящейся от счастья. Она протягивает ему лимонное печенье. Смеется его шутке. Нежно треплет гриву Негодяя. Заставляет Фолкнера вспоминать и рассказывать о похождениях юности, о которых до этого он не обмолвился никому. Она сделала его счастливым, она заставила его тосковать о ней. Она вдребезги разбила неприступную стену, которую он тщательно, но, как оказалось, тщетно, возводил вокруг себя многие годы. Она превратила в явь самые несбыточные мечты. Он не мог позволить ей ускользнуть, исчезнуть из его жизни. Но не знал, как ее остановить. Здесь, в саду, на пороге дня и ночи, он ждал, отчаянно надеясь услышать долгожданный ответ.
Миссис Дамас принесла ему миску ячменного супа с говядиной. Суп был очень вкусный. Фолкнер выхлебал его до последней капли, доел хлеб.
Он почувствовал себя несколько лучше, увереннее. Не слишком, разумеется. Однако достаточно неплохо, чтобы, наконец, продумать дальнейшие действия. Если ему было суждено отыскать свой единственный путь во мраке непонимания происходящего, что ж, пусть все исполнится. Несмотря на то, что было сказано и пережито ими вместе, он почти не знал Сару. Ему было известно, что она прожила всю жизнь в этом доме. Что родители ее давно умерли. Что она пользуется большим уважением у себя в деревне. Кроме этого — абсолютно ничего. Пришло время узнать о ней больше.
Он обернулся и взглянул на дом. Это было радующее взгляд сооружение. Основательное, но не мрачное. Собственно, в нем не было ничего необычного. Но что там говорил сэр Исаак о каком-то старом фундаменте?
Фолкнер встал и по гравийной дорожке направился к боковой двери. Солнце за его спиной клонилось к закату. Из-за горизонта выползала темная туча, застилая собой яркие закатные краски. В доме было прохладно и тихо. Из кухни слышались приглушенные голоса и звон посуды, но прислуги не было видно. Фолкнеру только того и надо было.
Дверь в дальнем конце коридора выходила на лестницу. Ступени вели вниз. Он стал спускаться по ним и очутился в небольшом, но хорошо обустроенном винном погребе. На столике у нижней ступеньки лестницы лежали огниво и свеча. Фолкнер зажег свечу.
В углу погреба, наполовину скрытый рядами винных бочонков и ящиков, в полу виднелся лаз, достаточно широкий, чтобы в него можно было пролезть даже толстяку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85