Сначала ее кулачки бешено барабанили по его спине. Поцелуй лишил ее сил, и голова кружилась. Но ей понравилось. О да, понравилось, и очень!
Плотно сжатые губы смягчились, кулачки разжались.
Он поднял голову. Его глаза переливались расплавленным серебром.
— Ты так жаждешь любви, Филиппа! Почему же противишься? Я не буду жесток с тобой!
— Мне нужно узнать тебя лучше, прежде чем предложить свои тело и душу, — пробормотала она, почти не отнимая губ.
— У тебя есть эти два дня, малышка. Больше времени не остается, — объявил он, утаскивая ее в тень большого подстриженного куста и усаживая на мраморную скамью. И начал целовать ее снова… один поцелуй перетекал в другой, пока у нее не распухли губы. Ловкие пальцы ослабили шнуровку ее корсажа, проникли за вырез, найдя и лаская сладкие яблочки грудей.
Филиппа не могла дышать. Сердце бешено билось. У него такие нежные руки! И грудь так томительно заныла!
Ее голова сама собой опустилась на его плечо. До этой минуты она не знала, что прикосновения могут быть столь волнующими…
— Ты не должен, — неубедительно запротестовала она. — Мы еще не женаты.
— Помолвка узаконивает наш союз, — простонал он.
— Королева говорит, что женщина должна быть целомудренной даже в брачной постели, — прошептала Филиппа.
— Пропади она пропадом! — рассердился он. — Это королева виновата в твоих увертках!
— Милорд! — потрясенно воскликнула Филиппа. — Королева — пример супружеского совершенства для всех женщин!
— Возможно, именно поэтому ей и не удалось родить сына, — усмехнулся он, потирая сосок ее груди. — Здоровые дети рождаются от страсти, а не от святости, Филиппа!
— Я не могу сосредоточиться, когда ты это делаешь! — взмолилась она.
— А тебе этого и не надо, малышка, — тихо засмеялся он, снова принимаясь целовать ее. — Ты должна обо всем забыть и отдаться восхитительным чувствам, бурлящим в крови.
Его горящие губы касались ее лба, щек и шеи… Но Филиппа откинула голову.
— О, милорд, сжальтесь, пощадите! Столь сладостный штурм лишает меня сил. Я ничего не понимаю, а в голове не осталось ни одной мысли…
Граф нежно улыбнулся:
— Хорошо, малышка, успокойся. Не стану тебя принуждать, хотя подозреваю, что под внешней невинностью в тебе кроется глубокий колодец головокружительной страсти, которую я буду счастлив разбудить.
Он разжал руки и выпрямился.
— Милорд, — недовольно процедила она, — подобные речи не пристали джентльмену. Моя госпожа королева в жизни не одобрила бы таких слов.
— Твоя госпожа королева — женщина хорошая и старалась быть доброй женой его величеству. Но она чопорная ханжа и ничего не может с этим поделать. Недаром выросла в Испании, где ее учили с честью исполнять свой долг и чтить заветы церкви. Прежде всего она испанская инфанта. И уж потом — королева английская. Поверь, меньше всего она мечтает об исполнении супружеских обязанностей. Долг и брачная постель — несовместимы.
Филиппа озадаченно смотрела на него.
— Мужчина хочет такую женщину, которая наслаждалась бы его ласками, — объяснил он. — Женщину, готовую разделить с ним страсть и блаженство, которое подарит ей мужчина. Да, я знаю, ты девственна, и это меня радует. Но время целомудрия прошло. В те короткие дни, что остались до нашей свадьбы, ты полностью отдашься моей воле, малышка.
И не пожалеешь. Это я тебе обещаю.
— Королева… — начала Филиппа, но он прижал к ее губам два пальца.
— Ты не королева, милая. А теперь я хочу, чтобы ты повторила: «Да, Криспин, я сделаю, как ты скажешь».
В его серых глазах плясало веселье.
— Но ты должен понять… — снова попыталась Филиппа, и пальцы опять повелительно прижались к ее губам.
— Да, Криспин, — подсказал он.
— Не смей говорить со мной, как с ребенком! — возмутилась она.
— Но ты и есть дитя во всем, что касается страсти! — уговаривал он. — И я — тот, кто научит тебя этому и сделает самой способной в мире ученицей, Филиппа. И вот твое первое задание — поцелуй меня и скажи: «Да, Криспин, я сделаю, как ты скажешь».
Глаза девушки мятежно сверкнули. Губы плотно сжались в прямую тонкую линию.
— Нет, Криспин, я этого не скажу! — объявила она, вскакивая. — И должна заметить, что ты — чванливая конская задница!
И, повернувшись, Филиппа помчалась к дому, забыв о том, что шнурки корсажа развеваются за спиной крошечными штандартами.
Граф Уиттон взорвался смехом. Ничего не скажешь, в ближайшие сто лет скука ему не грозит!
Глава 11
Назавтра Филиппа отпраздновала свой шестнадцатый день рождения. В Болтон-Хаус с утра пораньше приехала со своими пожитками и Бэнон, уволенная со службы у королевы. Ее голубые глаза блестели, и, судя по виду, она приобрела тот лоск, которого не было несколько месяцев назад. Первого марта ей исполнилось четырнадцать.
— Жаль, что не смогла быть здесь вчера, — вздохнула она, отшвыривая элегантные замшевые перчатки, — но камер-фрейлина сказала, что, поскольку я все равно появлюсь на твоей свадьбе, это значения не имеет. Старая корова! — И, обняв Филиппу, добавила: — Королева разрешила мне уехать сегодня утром, и, поверь, я убралась из дворца еще до первой мессы. Там творится такое! Все перебираются в Гринвич, и никому нет никакого покоя! Честно говоря, не пойму, что ты находишь в такой жизни! Вся эта суета и суматоха, не говоря уже о постоянных переездах! Ой, совсем забыла! С днем рождения тебя, сестричка!
Она расцеловала Филиппу и, отступив, вдруг нахмурилась:
— Ты очень бледна. Не заболела?
— Дядя Том утверждает, что я страдаю от приступа болезни, называемой невестиными страхами, — вздохнула Филиппа. — Я очень рада тебя видеть, Бэнон. Пойдем позавтракаем, прежде чем мои золовки спустятся в зал. У них рты не закрываются, и они так провинциальны! Милые дамы, но какое счастье, что живут довольно далеко от нас!
Она взяла Бэнон за руку, и сестры дружно пошли к столу. Слуги поспешили принести им завтрак и поставили кубки с утренним элем.
— О, наконец настоящая еда! — обрадовалась Бэнон. — Боюсь, то, что подают при дворе, почти несъедобно!
Она отломила кусок от горячего каравая, щедро намазала маслом и откусила. По лицу разлилось настоящее блаженство. С подбородка капало растопленное масло, но Бэнон ничего не замечала.
— Истинный рай, — пробормотала она.
— Ты когда-нибудь растолстеешь, — поддела Филиппа.
— А мне все равно! — отмахнулась Бэнон. — У меня будет Оттерли, мои дети и Роберт. Это все, что я хочу от жизни, сестричка. А Роберту тоже все равно. Он твердит, что чем меня больше, тем сильнее его любовь.
Филиппа покачала головой:
— Как это получается, что вы успели так освоиться друг с другом? Ты знаешь его чуть дольше, чем я — графа.
Филиппа, ты моя любимая сестра и без всяких уверений знаешь это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98