Да, признаю, король будет у меня в долгу за то, что я привел к нему прелестную женщину, привлекшую его внимание. Но он никогда не затаит на меня обиду за ваш отказ. Не такой он человек. А вы, насколько я успел понять, достаточно умны, чтобы без ущерба для себя завоевать его благосклонность, что никак не повредит Криспину.
Филиппа против воли улыбнулась:
— Думаю, вы очень дурной человек! Рассуждаете складно, как Томас Мур, хотя он куда более угоден Богу, чем такой, как вы! Если я соглашусь, когда и где это произойдет?
Граф де Ренар с трудом сдерживал злорадную улыбку. Значит, он взял верный тон, играя на ее уме и преданности семье! Рано или поздно она примет его условия и станет полезной союзницей. И все же была минута, когда он посчитал, что она откажет.
— Я не стану встречаться с ним ночью, — поспешно предупредила Филиппа. — И это должно произойти, когда Криспин будет занят делом. Если он узнает, наверняка запретит мне, я рассержусь и, возможно, наделаю глупостей. Лучше уж обо всем рассказать позже. После разговора с королем. Кстати, он может сильно разгневаться и на вас. Не думали об этом?
— Возможно, днем, после турнира и до вечерних развлечений, — предложил граф, игнорируя вопрос.
— Да, самое подходящее время, — согласилась Филиппа. — Обычно Криспин проводит эти часы со своими друзьями.
— Я все устрою, — вкрадчиво пробормотал Ги-Поль, целуя ее руку. — Будьте с ним такой же очаровательной, как со мной, и король Франциск потеряет от вас голову, дорогая кузина.
— А вот это мне совершенно ни к чему! Я встречусь с вашим королем, произнесу все нужные слова, а потом поскорее удалюсь, чтобы у него не возникло неправильного представления о цели моего прихода. А теперь покиньте меня, ибо королева уже любопытствует, почему мы так долго разговариваем. Вряд ли я смогу раскрыть ей содержание беседы. Не так ли?
Пока король Франциск навещал Екатерину, Генрих отправился на встречу с французской королевой Клод, где его развлекали, веселили и кормили обедом. Возвращаясь к себе, он столкнулся с Франциском. Монархи остановились, всячески расхваливая жен друг друга и оказанный прием, обнялись, и каждый пошел своей дорогой.
За этими банкетами последовали еще несколько, на одном из которых Генрих развлекал французских, а Франциск — английских рыцарей. Как-то раз короли ужинали вместе в зале, обитом розовой шелковой парчой. На следующий вечер кардинал Вулзи устроил пиршество в честь вдовствующей королевы Франции Луизы Савойской. Считалось, что при французском дворе она куда более влиятельна, чем ее тихая невестка королева Клод. Когда французский король не сражался на турнирах, не пировал и не флиртовал с придворными красавицами, он шел к матери, суждениям которой безоговорочно доверял. Она считала его Гаем Юлием Цезарем своего времени и поощряла во всех амбициозных замыслах.
А банкеты все продолжались. Еда была изысканной. Французские и итальянские вина лились рекой. Венецианский посол был шокирован и поражен способностью англичанок поглощать напитки в огромных количествах. Королевские повара из кожи вон лезли, стараясь превзойти друг друга. Однако сидевшие за высоким столом имели привычку наедаться перед ужином, чтобы иметь возможность спокойно беседовать, пока придворные наслаждались каждым глотком.
Специально для этого события было устроено большое ристалище, размером девятьсот на триста футов, на котором ежедневно проходили турниры. По обе стороны ристалища были сооружены трибуны для королевских особ и зрителей. Плотники воздвигли два древа почета высотой тридцать четыре фута каждое. На одном красовался боярышник — эмблема Генриха, на другом лист малины — эмблема Франциска. Каждый день рыцари, вступающие в поединок с той и другой стороны, вешали на них свои щиты, причем на одинаковой высоте, чтобы показать свое полное равенство. Правила протокола были утверждены советом английских и французских рыцарей. Мечи и копья должны быть затуплены. Даже о фасоне доспехов договаривались заранее. Конюхи, оружейники и кузнецы трудились целыми днями, охраняя коней, приводя в порядок зазубренные мечи и сломанные копья участников турнира. Между поединками рыцари и их оруженосцы развлекались всеми видами игр. Каким-то чудом до сих пор не случилось ни единой драки вне ристалища между англичанами и французами.
Всем было известно, что короли проведут одинаковое количество схваток и преломят одинаковое количество копий, хотя еще до турниров решили, что Генрих и Франциск не сойдутся один на один. Рыцарские поединки были столь буйными и неукротимыми, что однажды меч противника высек искры из панциря Генриха Тюдора. Король вывихнул руку, а конь его погиб. Франциск тоже пострадал, получив огромный синяк под глазом.
Тринадцатого июня все усилия дипломатов едва не оказались тщетны, когда началась рукопашная между английской дворцовой стражей и бретонцами. Генрих вызвал Франциска на бой. Тот победил, и хотя рыцарская честь повелевала предложить английскому королю возможность попробовать свои силы еще раз, его же собственные придворные мудро воспрепятствовали этому безумию. Однако Генрих этим же днем вернул утраченное достоинство, победив французского соперника в стрельбе из лука: в отличие от Франциска он был весьма искусным лучником. И все же Франциск чувствовал, что, несмотря на улыбки и шутки, Генрих по-прежнему кипит. Поэтому два дня спустя, еще до того как Генрих встал, он в сопровождении двух придворных явился в шатер английского короля и предложил свои услуги в качестве камердинера. Генрих был очень доволен таким знаком уважения и рассыпался в комплиментах, уверяя, что француз выказал именно то доверие, которое они должны питать друг к другу, после чего подарил ему богатое ожерелье-ошейник из кровавых рубинов и принял в ответ браслет из бриллиантов, стоивший по крайней мере вдвое дороже. Все недоразумения были быстро улажены.
Для середины июня погода стояла необычайно жаркая, а несколько дней подряд дул сильный ветер. Досужие зеваки начинали надоедать англичанам, поскольку без церемоний опивались вином, после чего их рвало, и в воздухе стоял неприятный запах. Толпы, собиравшиеся поглазеть на турниры, с каждым днем становились все гуще, и в один прекрасный день ристалище окружило более десяти тысяч человек. Ситуация была крайне опасной, и даже главный церемониймейстер ничего не мог поделать.
Как-то, когда жара стала совершенно невыносимой, Ги-Поль Сент-Клер остановил Филиппу, спускавшуюся с трибуны.
— Готовы пойти со мной? — не без тайного коварства спросил он.
— Ваше величество, это кузен моего мужа, граф де Ренар, — обратилась Филиппа к королеве. — Если я вам не нужна, позвольте мне прогуляться с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Филиппа против воли улыбнулась:
— Думаю, вы очень дурной человек! Рассуждаете складно, как Томас Мур, хотя он куда более угоден Богу, чем такой, как вы! Если я соглашусь, когда и где это произойдет?
Граф де Ренар с трудом сдерживал злорадную улыбку. Значит, он взял верный тон, играя на ее уме и преданности семье! Рано или поздно она примет его условия и станет полезной союзницей. И все же была минута, когда он посчитал, что она откажет.
— Я не стану встречаться с ним ночью, — поспешно предупредила Филиппа. — И это должно произойти, когда Криспин будет занят делом. Если он узнает, наверняка запретит мне, я рассержусь и, возможно, наделаю глупостей. Лучше уж обо всем рассказать позже. После разговора с королем. Кстати, он может сильно разгневаться и на вас. Не думали об этом?
— Возможно, днем, после турнира и до вечерних развлечений, — предложил граф, игнорируя вопрос.
— Да, самое подходящее время, — согласилась Филиппа. — Обычно Криспин проводит эти часы со своими друзьями.
— Я все устрою, — вкрадчиво пробормотал Ги-Поль, целуя ее руку. — Будьте с ним такой же очаровательной, как со мной, и король Франциск потеряет от вас голову, дорогая кузина.
— А вот это мне совершенно ни к чему! Я встречусь с вашим королем, произнесу все нужные слова, а потом поскорее удалюсь, чтобы у него не возникло неправильного представления о цели моего прихода. А теперь покиньте меня, ибо королева уже любопытствует, почему мы так долго разговариваем. Вряд ли я смогу раскрыть ей содержание беседы. Не так ли?
Пока король Франциск навещал Екатерину, Генрих отправился на встречу с французской королевой Клод, где его развлекали, веселили и кормили обедом. Возвращаясь к себе, он столкнулся с Франциском. Монархи остановились, всячески расхваливая жен друг друга и оказанный прием, обнялись, и каждый пошел своей дорогой.
За этими банкетами последовали еще несколько, на одном из которых Генрих развлекал французских, а Франциск — английских рыцарей. Как-то раз короли ужинали вместе в зале, обитом розовой шелковой парчой. На следующий вечер кардинал Вулзи устроил пиршество в честь вдовствующей королевы Франции Луизы Савойской. Считалось, что при французском дворе она куда более влиятельна, чем ее тихая невестка королева Клод. Когда французский король не сражался на турнирах, не пировал и не флиртовал с придворными красавицами, он шел к матери, суждениям которой безоговорочно доверял. Она считала его Гаем Юлием Цезарем своего времени и поощряла во всех амбициозных замыслах.
А банкеты все продолжались. Еда была изысканной. Французские и итальянские вина лились рекой. Венецианский посол был шокирован и поражен способностью англичанок поглощать напитки в огромных количествах. Королевские повара из кожи вон лезли, стараясь превзойти друг друга. Однако сидевшие за высоким столом имели привычку наедаться перед ужином, чтобы иметь возможность спокойно беседовать, пока придворные наслаждались каждым глотком.
Специально для этого события было устроено большое ристалище, размером девятьсот на триста футов, на котором ежедневно проходили турниры. По обе стороны ристалища были сооружены трибуны для королевских особ и зрителей. Плотники воздвигли два древа почета высотой тридцать четыре фута каждое. На одном красовался боярышник — эмблема Генриха, на другом лист малины — эмблема Франциска. Каждый день рыцари, вступающие в поединок с той и другой стороны, вешали на них свои щиты, причем на одинаковой высоте, чтобы показать свое полное равенство. Правила протокола были утверждены советом английских и французских рыцарей. Мечи и копья должны быть затуплены. Даже о фасоне доспехов договаривались заранее. Конюхи, оружейники и кузнецы трудились целыми днями, охраняя коней, приводя в порядок зазубренные мечи и сломанные копья участников турнира. Между поединками рыцари и их оруженосцы развлекались всеми видами игр. Каким-то чудом до сих пор не случилось ни единой драки вне ристалища между англичанами и французами.
Всем было известно, что короли проведут одинаковое количество схваток и преломят одинаковое количество копий, хотя еще до турниров решили, что Генрих и Франциск не сойдутся один на один. Рыцарские поединки были столь буйными и неукротимыми, что однажды меч противника высек искры из панциря Генриха Тюдора. Король вывихнул руку, а конь его погиб. Франциск тоже пострадал, получив огромный синяк под глазом.
Тринадцатого июня все усилия дипломатов едва не оказались тщетны, когда началась рукопашная между английской дворцовой стражей и бретонцами. Генрих вызвал Франциска на бой. Тот победил, и хотя рыцарская честь повелевала предложить английскому королю возможность попробовать свои силы еще раз, его же собственные придворные мудро воспрепятствовали этому безумию. Однако Генрих этим же днем вернул утраченное достоинство, победив французского соперника в стрельбе из лука: в отличие от Франциска он был весьма искусным лучником. И все же Франциск чувствовал, что, несмотря на улыбки и шутки, Генрих по-прежнему кипит. Поэтому два дня спустя, еще до того как Генрих встал, он в сопровождении двух придворных явился в шатер английского короля и предложил свои услуги в качестве камердинера. Генрих был очень доволен таким знаком уважения и рассыпался в комплиментах, уверяя, что француз выказал именно то доверие, которое они должны питать друг к другу, после чего подарил ему богатое ожерелье-ошейник из кровавых рубинов и принял в ответ браслет из бриллиантов, стоивший по крайней мере вдвое дороже. Все недоразумения были быстро улажены.
Для середины июня погода стояла необычайно жаркая, а несколько дней подряд дул сильный ветер. Досужие зеваки начинали надоедать англичанам, поскольку без церемоний опивались вином, после чего их рвало, и в воздухе стоял неприятный запах. Толпы, собиравшиеся поглазеть на турниры, с каждым днем становились все гуще, и в один прекрасный день ристалище окружило более десяти тысяч человек. Ситуация была крайне опасной, и даже главный церемониймейстер ничего не мог поделать.
Как-то, когда жара стала совершенно невыносимой, Ги-Поль Сент-Клер остановил Филиппу, спускавшуюся с трибуны.
— Готовы пойти со мной? — не без тайного коварства спросил он.
— Ваше величество, это кузен моего мужа, граф де Ренар, — обратилась Филиппа к королеве. — Если я вам не нужна, позвольте мне прогуляться с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98