Уэй повернулся к ней, и лицо его было искажено такой мукой, что она едва подавила рыдание.
— Я не могу так больше, Сузи. Я не хочу скрываться. Я хочу спокойно гулять с тобой по улицам Теларозы и без проблем заглядывать к тебе в дом на чашку чая. — Он посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом. — Я хочу всегда находиться рядом с тобой.
Она упала в кресло, не зная, что тут можно сказать.
— Мне очень жаль, — повторила она.
— Неужели я должен позволить тебе уйти из моей жизни? — спросил он тихо.
Руки испанки непроизвольно сжались в кулаки.
— Ты полагаешь такой выход наилучшим решением вопроса? Ты развлекался, а теперь готов избавиться от меня и закрыть «Розатек»?
Он, казалось, был ошеломлен таким несправедливым наскоком.
— Наши встречи не имеют никакого отношения к «Розатек электроникс». Я надеялся, что ты понимаешь это.
Она выплеснула всю скопившуюся в ней боль ему в лицо:
— Ведь у вас, мужчин, имеются заповедные местечки, где вы собираетесь, пьете и без помех бахвалитесь друг перед другом своими похождениями. Твои приятели, наверное, хорошо повеселились, когда ты рассказал им, как загнал угрозами старую дуру в свою постель, вместо того чтобы поиметь какую-нибудь грудастую манекенщицу.
— Сузи, прекрати, — сказал он устало. — У меня никогда и в мыслях не было угрожать тебе.
— Ты уверен, что не хочешь еще раз переспать со мной? — Ее голос тонул в слезах. — Или я так безобразна, что тебе хватило одной попытки?
— Сузи! — Он двинулся к ее креслу, но она тут же вскочила и отбежала в угол.
— Я очень рада, что ты решил покончить со всем этим! — суровым тоном произнесла она. — Я очень мучилась своим положением. Теперь я постараюсь забыть обо всем и вернуться к прежней жизни. Я с содроганием вспоминаю тот час, когда впервые вошла в твой кабинет.
— Все произошло не так, как ты себе это представляешь или пытаешься представить. Я устал от одиночества, Сузи. — Он покачал головой. — Ты и сама вдовеешь уже четыре года. Скажи, что плохого в том, что мы стали поддерживать друг друга? Неужели ты так сильно ненавидишь меня?
Ее гнев утих. Она промокнула платком глаза:
— Я вовсе не ненавижу тебя, Уэй.
— Я никогда не собирался закрывать «Розатек» и полагал, что ты об этом догадываешься. Да, я сам распустил этот слух, когда он был мне выгоден, и, каюсь, когда надобность в нем отпала, не стал пресекать его. Я хотел отомстить городу за то, как он обошелся с моей матерью много лет назад. Ей было шестнадцать, Сузи! Ее изнасиловали трое пьяных негодяев, но ни один из них не поплатился за свое гнусное преступление. Пострадала она одна, не вызвав ни в ком ни капли сочувствия. Да, можно сказать, я ненавидел своих земляков, но теперь это в прошлом, Сузи. И знаешь почему? Потому что я встретил тебя.
Она отвернулась, не в силах сдержать волнения, и мысленно умоляла его замолчать, но он продолжал терзать ее сердце:
— В тот день, когда ты вошла в мой кабинет, я вновь почувствовал себя обделенным судьбой подростком с другой стороны железнодорожной линии.
— И ты решил наказать меня?
— Я вовсе не собирался этого делать. Мне никогда и в голову не приходило насильно склонять тебя к близости. Но… ты была так красива в ту ночь, что это вышло само собой, и… — Он, запнувшись, умолк.
Ее глаза вновь наполнились слезами:
— Ты заставил меня! Я не хотела тебе покоряться! Ты вынудил меня к этому угрозами и взял силой!
Она и сама понимала, что ведет себя как ребенок, страшащийся наказания и пытающийся свалить свою вину на других.
Когда он заговорил, в его голосе бесконечная усталость мешалась с болью:
— Ты права, Сузи. Вина за все случившееся лежит исключительно на мне.
Ей жутко захотелось промолчать и покончить со всей этой мукой, но обостренное чувство справедливости одержало верх. Грех лежал только на ней, и незачем было искать ему оправданий.
— Прости меня, Уэй, за эту минутную вспышку. Я могла и должна была сказать тебе «нет»!
— Твоя чувственная натура истосковалась по мужской ласке. Я просто воспользовался твоей минутной слабостью, вот и все.
— Пожалуйста, не утешай меня. Я больше не могу себе лгать. — Она судорожно вздохнула. — Ты никогда не принуждал меня. У меня была возможность уйти в любой момент.
— Почему же ты этого не сделала?
— Потому что… это было так хорошо.
Он осторожно положил руку ей на плечо:
— Ты ведь знаешь, что я влюбился в тебя той ночью? А может быть, это случилось три десятка лет назад? Кто знает?
Она повернулась и прижала ладонь к его губам:
— Не говори так. Это не может быть правдой.
— Я всегда любил тебя, Сузи, даже понимая, что не иду ни в какое сравнение с Хойтом.
— Это сравнение неуместно. В Хойте заключалась вся моя жизнь. Мы соединились с ним навсегда. И я предала его.
— Но это безумие, Сузи. В нашей стране женщины не идут за покойными мужьями в погребальный костер.
— Он был моей жизнью, — повторила она, не умея яснее выразить свои чувства. — Никто никогда не займет его место.
— Сузи!
В ее глазах вновь засверкали слезы.
— Мне очень жаль, Уэй. Я не хотела делать тебе больно. Я… я очень хорошо отношусь к тебе.
Он не сумел подавить горечи:
— По-видимому, недостаточно хорошо, чтобы сбросить свой траур и начать жить сначала.
Она чувствовала, что его боль пронзает и ее душу.
— Мне так стыдно, Уэй. Ты видел, как Бобби Том посмотрел на меня? Мне хотелось провалиться сквозь землю!
Он резко дернулся, словно получил пощечину. Брови его сошлись в одну линию, мертвенная бледность покрыла щеки.
— Тогда нам не о чем больше говорить. Я не думал, что ты стыдишься знакомства со мной.
— Но, Уэй!..
— Собирай свои вещи. Машина будет ждать внизу.
Он резко повернулся и вышел прежде, чем она успела что-либо сказать.
Слезы заливали ей глаза, когда она бежала в комнату, которую уже привыкла считать своей. Гордая испанская кровь вновь закипела в ее жилах. Вот и все, говорила она себе. Кошмар кончился… Время залечит раны, и она вновь заживет прежней жизнью.
Скандал разразился, как летняя гроза: неожиданно и бурно.
Еще в самолете на обратном пути в Теларозу, обдумывая инцидент в ресторанчике, Грейси решила попридержать язычок. Она знала, как сильно Бобби Том любит свою мать, и была уверена, что он сам вскоре найдет способ загладить свою грубость.
Но ее надежды не оправдались. Войдя в гостиную, он сердито швырнул стетсон на стул.
— Позвони утром моей матери и скажи, что мы не придем к ней обедать во вторник.
Грейси, онемев от изумления, молча проследовала за ним в кабинет. Там она вновь обрела дар речи:
— Но, Бобби Том, Сузи будет ужасно расстроена. Она собирается приготовить для тебя что-то совершенно необычайное.
— Ей самой придется лакомиться своей стряпней!
Он уселся за письменный стол и демонстративно принялся перебирать стопку писем, давая понять, что разговор окончен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99