Он неохотно согласился.
— Взамен чего? — спросил Марк.
— Моей девственности, разумеется.
— Значит, он тебя изнасиловал?
— Да нет, я подарила ее ему. Не сразу, конечно, но после того, как он завоевал мое сердце.
— Не хочешь ли ты, чтобы я поверил, что варвар — римлянин может завоевать сердце женщины?
— Маркус не был варваром. — Она закрыла глаза, вспоминая. — Он был патрицием. Примипилом, суровым воином, у которого не было на женщин времени. Он вовсе не был сластолюбцем. И все же он ухаживал за мной так, как ни один мужчина. Физически он был великолепен, такой гибкий и сильный, что у меня сердце замирало при одном взгляде на него.
Особенно меня возбуждало, когда он был в нагруднике и латах. Наша любовь — это слишком личное и драгоценное, чтобы делиться с кем-то. Достаточно сказать, что мы полностью растворялись друг в друге.
Марк Хардвик не помнил, чтобы он когда-нибудь в жизни был так возбужден. Ему казалось, что он не в спальне с Дианой Давенпорт, а в фешенебельном борделе, где куртизанка рассказывает ему о своих сексуальных фантазиях. Только леди Диана была не куртизанкой, а молодой незамужней титулованной леди, пережившей невероятные приключения. Черные глаза графа сузились от желания.
— И ты веришь, что я тот самый Маркус Магнус? — охрипшим голосом спросил он.
— Я знаю, что это так. — Она окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись на его губах, потом широких плечах и наконец выпуклости в его паху. — Годы не были к тебе милостивы, лорд Бат.
Он оскорбленно застыл.
— Что ты хочешь сказать, черт побери?
— Ну, надменен ты не меньше Маркуса, те же властность и командирский тон, но семнадцать веков оставили на тебе малопривлекательный след. Ты слишком умудрен, циничен и себялюбив. А еще тщеславен и скучен. И, возможно, распутен. Другими словами, лорд Бат, ты слегка заезжен, и в этом нет ничего хорошего.
— Тогда я избавлю тебя от моего малоприятного присутствия!
— Прекрасно! Мне бы хотелось одеться. Я вовсе не инвалид.
— Ты ничего такого не сделаешь, черт возьми! Ты серьезно больна. Еще и не начала поправляться. Ты все еще…
— Не в себе? — мило спросила Диана.
— Да, не в себе! Я не стану говорить то, чего не думаю. Ты останешься в постели или…
Она подняла подбородок:
— Или что?
— Я не стану звать своего надсмотрщика. Я побью тебя сам. — В его темных глазах вспыхнул огонь, предупредивший ее, что граф вполне способен на это.
Диана улеглась поудобнее. До чего же чудесно снова слышать этот низкий мужской голос! Просто лежать и слушать его, родной и знакомый, отдающий властные команды, и знать, что вовсе не собираешься им подчиняться, несмотря на известный риск.
Марк уже взялся за ручку двери, но опять повернулся к ней:
— Ты не спросила о Питере.
— Питере? — непонимающе переспросила она.
— Твоем женихе, Питере Хардвике. Ты его помнишь?
Что это в его голосе, сарказм?
— К сожалению, — ответила она спокойно.
Он воспрянул духом и все же счел нужным выговорить ей:
— Ты поставила моего брата в ужасное положение своим исчезновением. Об этом писали во всех газетах. Он организовал тщательные поиски. Питер очень обрадовался, когда я тебя нашел, так что, судя по всему, его чувства к тебе не изменились, несмотря ни на что.
— Между мной и твоим братом нет абсолютно ничего. Я не стала отрицать обручения в ту ночь, когда ты нас застал вместе, поскольку считала, что он меня скомпрометировал. Я была излишне наивна.
— Так ты не любишь Питера? — резко спросил он.
Диана рассмеялась:
— Питер — мальчик. С той поры, как я его видела в последний раз, я познала настоящую страсть. Я уже не тот наивный ребенок, который может попасться в ловушку из-за нескольких поцелуев. С той поры мне довелось испытать любовь мужчины — настоящего мужчины!
Марк Хардвик вернулся к кровати.
— Питер, сегодня утром уехал в Лондон, несмотря на снег. Он должен сообщить твоим тете и дяде о твоем возвращении. Естественно, они приедут с ним. Я жду их завтра вечером, если только дороги не слишком занесло.
— Уф, Пруденс! — содрогнулась Диана. — Видимо, придется с ней встретиться.
— Ты ее боишься?
Диана немного подумала.
— Боялась. Она держала меня на очень коротком поводке. Подавляла меня, а когда ей это не удавалось, заставляла чувствовать себя виноватой, играла на моем сострадании, притворяясь больной. Ей скоро придется узнать, что я уже больше не послушная девочка, а женщина.
— Сплетни по поводу твоего исчезновения не доставили ей радости.
На лице Дианы появилось выражение полного удовлетворения.
— Ее бог — респектабельность. Господи, до чего мне хотелось бы посмотреть на нее, когда она чувствует себя неловко!
— Тетя и дядя до сих пор твои законные опекуны, — предупредил он.
Удовлетворение на лице уступило место тревоге.
— Я-то думал, ты не боишься.
— Пруденс сурово меня накажет, но после всего того ужаса, что мне пришлось пережить, Пруденс — сущие пустяки.
Он вопросительно поднял бровь цвета воронова крыла.
Горло у Дианы сжалось, и она начала дрожать.
— Не спрашивай, — прошептала она. — Я не могу об этом говорить… пока не могу.
— Тогда отдохни, — решительно сказал он, тихонько прикрывая за собой дверь. «Что она скрывает, черт побери?» — спросил он себя. Она очаровывала его еще больше, чем раньше. Теперь ее окружал ореол таинственности, да еще эти странные вещи, что она говорила. Но его тянуло к ней как магнитом.
Судя по всему, она собирается разорвать помолвку, что явно не понравится Питеру, рванувшему в Лондон, чтобы поскорее сообщить ее опекунам, что свадьба состоится. Марк Хардвик был рад, что она не отдала свое сердце его брату, причем не только из-за своей личной заинтересованности. Такая изумительная женщина, как Диана, не заслуживает в мужья беспутного подонка Питера.
Как он и опасался, на полпути до Лондона снег перешел в дождь. Но несмотря на непогоду Питер Хардвик пребывал в хорошем настроении. В последнее время он понаделал столько карточных и других долгов, что ему уже стало мерещиться преследование кредиторов. Он задолжал во всех лондонских клубах для джентльменов, и от долговой тюрьмы его спасало только то, что он — брат графа Батского.
Однако самые срочные долги необходимо было уплатить. Его проигрыши на петушиных боях и боях быков достигли огромных размеров, и, не расплатись он вовремя, ему бы ноги переломали, если не хуже. В результате он попал в руки ростовщиков. Это несколько отодвинуло судный день, но тюрьма Флит продолжала оставаться реальной перспективой, а единственным спасением было отдаться на милость брата и повиниться во всем. Положение становилось отчаянным, поскольку Питер ненавидел брата страстно и сделал бы все, чтобы избежать презрения этого сукина сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Взамен чего? — спросил Марк.
— Моей девственности, разумеется.
— Значит, он тебя изнасиловал?
— Да нет, я подарила ее ему. Не сразу, конечно, но после того, как он завоевал мое сердце.
— Не хочешь ли ты, чтобы я поверил, что варвар — римлянин может завоевать сердце женщины?
— Маркус не был варваром. — Она закрыла глаза, вспоминая. — Он был патрицием. Примипилом, суровым воином, у которого не было на женщин времени. Он вовсе не был сластолюбцем. И все же он ухаживал за мной так, как ни один мужчина. Физически он был великолепен, такой гибкий и сильный, что у меня сердце замирало при одном взгляде на него.
Особенно меня возбуждало, когда он был в нагруднике и латах. Наша любовь — это слишком личное и драгоценное, чтобы делиться с кем-то. Достаточно сказать, что мы полностью растворялись друг в друге.
Марк Хардвик не помнил, чтобы он когда-нибудь в жизни был так возбужден. Ему казалось, что он не в спальне с Дианой Давенпорт, а в фешенебельном борделе, где куртизанка рассказывает ему о своих сексуальных фантазиях. Только леди Диана была не куртизанкой, а молодой незамужней титулованной леди, пережившей невероятные приключения. Черные глаза графа сузились от желания.
— И ты веришь, что я тот самый Маркус Магнус? — охрипшим голосом спросил он.
— Я знаю, что это так. — Она окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись на его губах, потом широких плечах и наконец выпуклости в его паху. — Годы не были к тебе милостивы, лорд Бат.
Он оскорбленно застыл.
— Что ты хочешь сказать, черт побери?
— Ну, надменен ты не меньше Маркуса, те же властность и командирский тон, но семнадцать веков оставили на тебе малопривлекательный след. Ты слишком умудрен, циничен и себялюбив. А еще тщеславен и скучен. И, возможно, распутен. Другими словами, лорд Бат, ты слегка заезжен, и в этом нет ничего хорошего.
— Тогда я избавлю тебя от моего малоприятного присутствия!
— Прекрасно! Мне бы хотелось одеться. Я вовсе не инвалид.
— Ты ничего такого не сделаешь, черт возьми! Ты серьезно больна. Еще и не начала поправляться. Ты все еще…
— Не в себе? — мило спросила Диана.
— Да, не в себе! Я не стану говорить то, чего не думаю. Ты останешься в постели или…
Она подняла подбородок:
— Или что?
— Я не стану звать своего надсмотрщика. Я побью тебя сам. — В его темных глазах вспыхнул огонь, предупредивший ее, что граф вполне способен на это.
Диана улеглась поудобнее. До чего же чудесно снова слышать этот низкий мужской голос! Просто лежать и слушать его, родной и знакомый, отдающий властные команды, и знать, что вовсе не собираешься им подчиняться, несмотря на известный риск.
Марк уже взялся за ручку двери, но опять повернулся к ней:
— Ты не спросила о Питере.
— Питере? — непонимающе переспросила она.
— Твоем женихе, Питере Хардвике. Ты его помнишь?
Что это в его голосе, сарказм?
— К сожалению, — ответила она спокойно.
Он воспрянул духом и все же счел нужным выговорить ей:
— Ты поставила моего брата в ужасное положение своим исчезновением. Об этом писали во всех газетах. Он организовал тщательные поиски. Питер очень обрадовался, когда я тебя нашел, так что, судя по всему, его чувства к тебе не изменились, несмотря ни на что.
— Между мной и твоим братом нет абсолютно ничего. Я не стала отрицать обручения в ту ночь, когда ты нас застал вместе, поскольку считала, что он меня скомпрометировал. Я была излишне наивна.
— Так ты не любишь Питера? — резко спросил он.
Диана рассмеялась:
— Питер — мальчик. С той поры, как я его видела в последний раз, я познала настоящую страсть. Я уже не тот наивный ребенок, который может попасться в ловушку из-за нескольких поцелуев. С той поры мне довелось испытать любовь мужчины — настоящего мужчины!
Марк Хардвик вернулся к кровати.
— Питер, сегодня утром уехал в Лондон, несмотря на снег. Он должен сообщить твоим тете и дяде о твоем возвращении. Естественно, они приедут с ним. Я жду их завтра вечером, если только дороги не слишком занесло.
— Уф, Пруденс! — содрогнулась Диана. — Видимо, придется с ней встретиться.
— Ты ее боишься?
Диана немного подумала.
— Боялась. Она держала меня на очень коротком поводке. Подавляла меня, а когда ей это не удавалось, заставляла чувствовать себя виноватой, играла на моем сострадании, притворяясь больной. Ей скоро придется узнать, что я уже больше не послушная девочка, а женщина.
— Сплетни по поводу твоего исчезновения не доставили ей радости.
На лице Дианы появилось выражение полного удовлетворения.
— Ее бог — респектабельность. Господи, до чего мне хотелось бы посмотреть на нее, когда она чувствует себя неловко!
— Тетя и дядя до сих пор твои законные опекуны, — предупредил он.
Удовлетворение на лице уступило место тревоге.
— Я-то думал, ты не боишься.
— Пруденс сурово меня накажет, но после всего того ужаса, что мне пришлось пережить, Пруденс — сущие пустяки.
Он вопросительно поднял бровь цвета воронова крыла.
Горло у Дианы сжалось, и она начала дрожать.
— Не спрашивай, — прошептала она. — Я не могу об этом говорить… пока не могу.
— Тогда отдохни, — решительно сказал он, тихонько прикрывая за собой дверь. «Что она скрывает, черт побери?» — спросил он себя. Она очаровывала его еще больше, чем раньше. Теперь ее окружал ореол таинственности, да еще эти странные вещи, что она говорила. Но его тянуло к ней как магнитом.
Судя по всему, она собирается разорвать помолвку, что явно не понравится Питеру, рванувшему в Лондон, чтобы поскорее сообщить ее опекунам, что свадьба состоится. Марк Хардвик был рад, что она не отдала свое сердце его брату, причем не только из-за своей личной заинтересованности. Такая изумительная женщина, как Диана, не заслуживает в мужья беспутного подонка Питера.
Как он и опасался, на полпути до Лондона снег перешел в дождь. Но несмотря на непогоду Питер Хардвик пребывал в хорошем настроении. В последнее время он понаделал столько карточных и других долгов, что ему уже стало мерещиться преследование кредиторов. Он задолжал во всех лондонских клубах для джентльменов, и от долговой тюрьмы его спасало только то, что он — брат графа Батского.
Однако самые срочные долги необходимо было уплатить. Его проигрыши на петушиных боях и боях быков достигли огромных размеров, и, не расплатись он вовремя, ему бы ноги переломали, если не хуже. В результате он попал в руки ростовщиков. Это несколько отодвинуло судный день, но тюрьма Флит продолжала оставаться реальной перспективой, а единственным спасением было отдаться на милость брата и повиниться во всем. Положение становилось отчаянным, поскольку Питер ненавидел брата страстно и сделал бы все, чтобы избежать презрения этого сукина сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105