— вырвалось у Лизы.
— Она — дорогая, — кивнул Станислав, опять усаживаясь в кресло. — Надень, я хочу посмотреть, к лицу ли она тебе?
Лиза послушно надела и повернулась к зеркалу.
Теперь, с диадемой, она и вовсе выглядела королевой.
— Мы пойдем на день рождения Теодора? — осторожно спросила она, встречая взгляд мужа в зеркале.
— Он ведь пригласил нас? Я уже купил подарок, — медленно проговорил Станислав. — Оставил его в гостиной. Пойдем к ужину, ты сможешь посмотреть… Однако диадема все же очень тебе к лицу.
Лиза мучительно подыскивала слова, чтобы обратиться к нему с очередной фразой, потому что он мог усмотреть в них что угодно: и непочтение, и намек, и обиду, а ей так не хотелось нарушать это хрупкое согласие.
— Станислав, — сказала она, — это письмо от моей петербургской подруги, я не успела его прочесть.
— Какое письмо? — вроде не понял он.
— То, что у тебя в кармане, — ответила Лиза, против воли опять теряя терпение.
— Но-но, — шутливо замахал он руками, — только, пожалуйста, без колдовства! Я даже прочту его тебе вслух. Твоя подруга пишет о вашем, о женском, это я пропущу, а вот интересно: «Объявился в Петербурге твой брат Николай. Приехал с женой. Не то с казашкой, не то с туркменкой. Говорят, дочь тамошнего хана, если я правильно разбираюсь в азиатских титулах… Отец твой, кажется, уезжает в Италию. Обещался написать тебе оттуда…» Уверяю тебя, Лиза, больше здесь нет ничего интересного…
Он опять спрятал письмо в карман и проговорил:
— Прошу тебя, иди к ужину в этом платье и в диадеме. Я буду чувствовать себя как на приеме в королевском дворце.
Он предложил ей руку, которую она приняла.
И теперь шла рядом с мужем, но чувствовала себя так, будто играла в спектакле и при этом совершенно не знала своей роли.
Стол им опять накрыл Казик. Станислав отослал его, и Лиза, вглядываясь в по-прежнему спокойное лицо Станислава, сказала:
— Мне бы хотелось поговорить с тобой.
— Непременно сейчас? — скривился он.
Лиза подумала, что ей стоит поторопиться, пока раздражение не разгорелось в нем, как костер от сухих дров.
— Ты стал избегать меня… Нет, нет, я не хочу просить тебя опять ко мне вернуться…
— Вот как? — Он как-то странно усмехнулся. — Ты больше не испытываешь потребности в моем обществе?
Она могла бы сказать, что ей был навязан союз, который она приняла… Кстати, а за что она его приняла? За любовь? Остренького ей захотелось, приключений, роковой страсти. С Жемчужниковым этого бы не было, там все выглядело слишком ясно и просто, благообразно, что ли… Значит, она получила то, что хотела. Даже с избытком.
— Ты ведь не любишь меня. Стас, не так ли? — Она сказала это утвердительно.
— Стас! — повторил он. — У тебя не нашлось для меня ни одного ласкового слова.
— Это потому, что ты в них не нуждался.
— Ласки хочется каждому человеку.
Странный между ними происходил разговор.
Оказывается, супружеская жизнь у Поплавских не задалась… из-за Лизы, оттого, что она неласковая, неуступчивая, нечуткая…
Ей представился клубок, в котором замотаны обрывки разных мыслей, высказываний, и из него Станислав дергает фразы для поддержания разговора, нисколько не заботясь об их связности и вообще соответствии действительности. И зря Лиза ищет какой-то смысл там, где его нет и не может быть. Равно как и причину такого его отношения к ней.
— А Ева Шиманская ласкова? — вдруг спросила она.
Станислав несколько смешался, но потом все тот же дьявольский огонек зажегся в его глазах — это означало, что он переставал говорить экивоками, переставал быть деликатным и собирался сделать ей больно.
— Ева чересчур ласкова. Мужчину она обмакивает в сосуд своих приторных нежностей, как муху в патоку, так что если он зазевается, то уже не сможет взлететь. С сахаром-то на крыльях! А значит, и покинуть ее не сможет.
— И ты зазевался, — сказала Лиза.
— Ну разве я похож на муху? — снисходительно улыбнулся он и налил ей в бокал вина.
— Я думала, ты сам скажешь мне это, — заговорила Лиза. — Подождала, но ты молчишь, потому я набралась смелости…
— А мне казалось, что тебе вовсе не нужно ее набираться. Ты и так смела, я бы сказал, не по-женски.
— Пусть будет так, — согласно кивнула Лиза. — Значит, ко всему прочему, тебя раздражает и моя смелость. Получается, у меня нет ни одного достоинства…
— Отчего же, у тебя неплохие корни. Если бы князь Николай Николаевич относился к обществу, в котором живет, с большим уважением…
— Давай не будем обсуждать моего отца, тем более что он не может защититься и защитить меня.
— Ничего, у тебя и самой это неплохо получается.
— Но ведь тебя и это раздражает?
— Раздражает. Женщина не должна быть сильнее мужчины. Ни в чем.
— Иными словами, наш с тобой брак неудачен…
— Я такого не говорил, — не согласился он.
— Разве так уж обязательно высказывать вслух то, что и так ясно нам обоим?
— Допустим. И у нас есть какой-то выход?
— Есть. Мы можем расстаться.
Глаза Станислава сузились, и в них полыхнула ярость. «Господи, — мысленно простонала Лиза, — у меня все холодеет внутри, будто я разговариваю не с мужем, а вошла в клетку к дикому зверю, который каждую минуту может на меня броситься!»
— Еще будучи в Петербурге, я слышал кое-что о твоей матери. Неужели ты пошла в нее?
— Не говори глупости, — отмахнулась она, отчего-то успокаиваясь: обычная ревность к предполагаемому сопернику — это хоть как-то объяснимо. — Обещай вначале выслушать меня, а потом уже делать какие-то выводы, — мягко попросила она.
Он тоже, посмотрев на ее лицо, успокоился:
— Ты права, я излишне возбужден. Обещаю выслушать тебя не перебивая.
— Помнишь ту Змеиную пустошь, на которую ты возил меня?
Голос у Лизы невольно дрогнул, а у Станислава затуманился взгляд.
— Помню, еще бы не помнить!
— Я хочу попросить, чтобы ты построил на этом месте дом для меня.
— Дом?! — Он недоверчиво посмотрел на нее, словно проверяя, не ослышался ли. — Тебе не хватает замка?
— Замок слишком велик для меня. Но ты обещал не перебивать.
— Прости, я ожидал услышать что угодно, но не такое… И кого ты собираешься принимать в этом доме?
— Никого. Я собираюсь удалиться туда, как женщины удаляются в монастырь. Ты бы только отпустил со мной Василису…
— Ты хоть представляешь себе, о чем просишь?
Хорошо, я выстрою дом, но как можно поселить тебя одну в глуши, пусть даже с Василисой? Двух беззащитных женщин!.. Знаю, знаю, ты надеешься на свои колдовские способности. Однако вспомни, скольких женщин, уличенных в ведьмачестве, сожгла на кострах в Средние века святая инквизиция! Они ничего не могли ей противопоставить…
— Я вовсе не надеюсь, как ты подумал, на колдовство. Ты же сам говорил, что путь к этому месту, кроме тебя, никто н?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Она — дорогая, — кивнул Станислав, опять усаживаясь в кресло. — Надень, я хочу посмотреть, к лицу ли она тебе?
Лиза послушно надела и повернулась к зеркалу.
Теперь, с диадемой, она и вовсе выглядела королевой.
— Мы пойдем на день рождения Теодора? — осторожно спросила она, встречая взгляд мужа в зеркале.
— Он ведь пригласил нас? Я уже купил подарок, — медленно проговорил Станислав. — Оставил его в гостиной. Пойдем к ужину, ты сможешь посмотреть… Однако диадема все же очень тебе к лицу.
Лиза мучительно подыскивала слова, чтобы обратиться к нему с очередной фразой, потому что он мог усмотреть в них что угодно: и непочтение, и намек, и обиду, а ей так не хотелось нарушать это хрупкое согласие.
— Станислав, — сказала она, — это письмо от моей петербургской подруги, я не успела его прочесть.
— Какое письмо? — вроде не понял он.
— То, что у тебя в кармане, — ответила Лиза, против воли опять теряя терпение.
— Но-но, — шутливо замахал он руками, — только, пожалуйста, без колдовства! Я даже прочту его тебе вслух. Твоя подруга пишет о вашем, о женском, это я пропущу, а вот интересно: «Объявился в Петербурге твой брат Николай. Приехал с женой. Не то с казашкой, не то с туркменкой. Говорят, дочь тамошнего хана, если я правильно разбираюсь в азиатских титулах… Отец твой, кажется, уезжает в Италию. Обещался написать тебе оттуда…» Уверяю тебя, Лиза, больше здесь нет ничего интересного…
Он опять спрятал письмо в карман и проговорил:
— Прошу тебя, иди к ужину в этом платье и в диадеме. Я буду чувствовать себя как на приеме в королевском дворце.
Он предложил ей руку, которую она приняла.
И теперь шла рядом с мужем, но чувствовала себя так, будто играла в спектакле и при этом совершенно не знала своей роли.
Стол им опять накрыл Казик. Станислав отослал его, и Лиза, вглядываясь в по-прежнему спокойное лицо Станислава, сказала:
— Мне бы хотелось поговорить с тобой.
— Непременно сейчас? — скривился он.
Лиза подумала, что ей стоит поторопиться, пока раздражение не разгорелось в нем, как костер от сухих дров.
— Ты стал избегать меня… Нет, нет, я не хочу просить тебя опять ко мне вернуться…
— Вот как? — Он как-то странно усмехнулся. — Ты больше не испытываешь потребности в моем обществе?
Она могла бы сказать, что ей был навязан союз, который она приняла… Кстати, а за что она его приняла? За любовь? Остренького ей захотелось, приключений, роковой страсти. С Жемчужниковым этого бы не было, там все выглядело слишком ясно и просто, благообразно, что ли… Значит, она получила то, что хотела. Даже с избытком.
— Ты ведь не любишь меня. Стас, не так ли? — Она сказала это утвердительно.
— Стас! — повторил он. — У тебя не нашлось для меня ни одного ласкового слова.
— Это потому, что ты в них не нуждался.
— Ласки хочется каждому человеку.
Странный между ними происходил разговор.
Оказывается, супружеская жизнь у Поплавских не задалась… из-за Лизы, оттого, что она неласковая, неуступчивая, нечуткая…
Ей представился клубок, в котором замотаны обрывки разных мыслей, высказываний, и из него Станислав дергает фразы для поддержания разговора, нисколько не заботясь об их связности и вообще соответствии действительности. И зря Лиза ищет какой-то смысл там, где его нет и не может быть. Равно как и причину такого его отношения к ней.
— А Ева Шиманская ласкова? — вдруг спросила она.
Станислав несколько смешался, но потом все тот же дьявольский огонек зажегся в его глазах — это означало, что он переставал говорить экивоками, переставал быть деликатным и собирался сделать ей больно.
— Ева чересчур ласкова. Мужчину она обмакивает в сосуд своих приторных нежностей, как муху в патоку, так что если он зазевается, то уже не сможет взлететь. С сахаром-то на крыльях! А значит, и покинуть ее не сможет.
— И ты зазевался, — сказала Лиза.
— Ну разве я похож на муху? — снисходительно улыбнулся он и налил ей в бокал вина.
— Я думала, ты сам скажешь мне это, — заговорила Лиза. — Подождала, но ты молчишь, потому я набралась смелости…
— А мне казалось, что тебе вовсе не нужно ее набираться. Ты и так смела, я бы сказал, не по-женски.
— Пусть будет так, — согласно кивнула Лиза. — Значит, ко всему прочему, тебя раздражает и моя смелость. Получается, у меня нет ни одного достоинства…
— Отчего же, у тебя неплохие корни. Если бы князь Николай Николаевич относился к обществу, в котором живет, с большим уважением…
— Давай не будем обсуждать моего отца, тем более что он не может защититься и защитить меня.
— Ничего, у тебя и самой это неплохо получается.
— Но ведь тебя и это раздражает?
— Раздражает. Женщина не должна быть сильнее мужчины. Ни в чем.
— Иными словами, наш с тобой брак неудачен…
— Я такого не говорил, — не согласился он.
— Разве так уж обязательно высказывать вслух то, что и так ясно нам обоим?
— Допустим. И у нас есть какой-то выход?
— Есть. Мы можем расстаться.
Глаза Станислава сузились, и в них полыхнула ярость. «Господи, — мысленно простонала Лиза, — у меня все холодеет внутри, будто я разговариваю не с мужем, а вошла в клетку к дикому зверю, который каждую минуту может на меня броситься!»
— Еще будучи в Петербурге, я слышал кое-что о твоей матери. Неужели ты пошла в нее?
— Не говори глупости, — отмахнулась она, отчего-то успокаиваясь: обычная ревность к предполагаемому сопернику — это хоть как-то объяснимо. — Обещай вначале выслушать меня, а потом уже делать какие-то выводы, — мягко попросила она.
Он тоже, посмотрев на ее лицо, успокоился:
— Ты права, я излишне возбужден. Обещаю выслушать тебя не перебивая.
— Помнишь ту Змеиную пустошь, на которую ты возил меня?
Голос у Лизы невольно дрогнул, а у Станислава затуманился взгляд.
— Помню, еще бы не помнить!
— Я хочу попросить, чтобы ты построил на этом месте дом для меня.
— Дом?! — Он недоверчиво посмотрел на нее, словно проверяя, не ослышался ли. — Тебе не хватает замка?
— Замок слишком велик для меня. Но ты обещал не перебивать.
— Прости, я ожидал услышать что угодно, но не такое… И кого ты собираешься принимать в этом доме?
— Никого. Я собираюсь удалиться туда, как женщины удаляются в монастырь. Ты бы только отпустил со мной Василису…
— Ты хоть представляешь себе, о чем просишь?
Хорошо, я выстрою дом, но как можно поселить тебя одну в глуши, пусть даже с Василисой? Двух беззащитных женщин!.. Знаю, знаю, ты надеешься на свои колдовские способности. Однако вспомни, скольких женщин, уличенных в ведьмачестве, сожгла на кострах в Средние века святая инквизиция! Они ничего не могли ей противопоставить…
— Я вовсе не надеюсь, как ты подумал, на колдовство. Ты же сам говорил, что путь к этому месту, кроме тебя, никто н?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76