– Уильям, я не желаю слышать об этом, – заявила она. Повернувшись к зеркалу, Лилит надела шляпку и завязала ленты под подбородком. За ее плечом появилось лицо· брата.
– Что, Лил, на тебя нашло? Почему ты злишься?
– Разве ты не знаешь? – спросила она, натягивая перчатки. – Потому что я Снежная королева.
– Нет, Лил, это неправда, – возразил Уильям. – И больше так не говори.
– Почему же? – Лилит пристально посмотрела на брата.
– Потому что ты не такая, вот почему. А если ты не хочешь выходить замуж за Уэнфорда, то только скажи Фа…
– Это выгодный брак, – перебила Лилит. Похлопав брата по щеке, она улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться. – И я буду герцогиней, как ты заметил. Чего еще можно желать?
Уильям хотел что-то сказать, но Лилит снова повернулась к Бевинсу, который помог ей накинуть шаль.
Уже за порогом брат догнал ее и вновь заговорил:
– Ты знаешь, Джек тоже больше не хочет говорить о тебе.
Лилит замерла на несколько мгновений. Затем, притворившись, что расправляет шаль, ответила:
– Мне все равно.
Не оборачиваясь, она направилась к карете – ей предстояло сначала заехать за Пенелопой и ее матерью.
К счастью, леди Сэнфорд догадалась, что девушки хотели поговорить наедине. Когда они выехали на Бонд-стрит, леди Сэнфорд внезапно заинтересовалась одним из шляпных магазинов и отказалась ехать дальше, пока не подберет для себя что-нибудь подходящее. В результате Лилит и Пен остались на освещенной солнцем улице.
– Я знаю, ты очень страдаешь, – тихо сказала Пенелопа. – Но его светлость красив и богат, Лил. Разве это ничего не стоит?
Для ее отца это самое главное.
– Какая разница? – пробормотала Лилит. – Ведь все уже решено. Они с отцом ударили по рукам, а их поверенные составили какое-то соглашение о моем приданом. И через два дня тетя Юджиния будет встречать гостей, которые приедут на бал в честь моей помолвки.
– Почему так скоро?
– Так пожелал его светлость, – ответила Лилит, не желавшая передавать подробностей. На самом же деле отец заявил, что «нечего терять время и надо поскорее покончить с этим». Что ж, отца можно было понять, ведь он ждал этого брака шесть лет, если не всю свою жизнь.
– Его светлость, должно быть, влюблен в тебя, – предположила Пен, но в голосе ее не было особого восторга.
– Должно быть. – Лилит пожала плечами. – Пен, давай поговорим о чем-нибудь другом. – Она пытал ась убедить себя, что на балу как-то неправильно поняла Дольфа, поэтому он и показался ей таким грубияном.
Ведь у него не было абсолютно никакой причины грубо обращаться с ней – они почти не знали друг друга.
– Что ж, хорошо, – кивнула Пен. – Скажи, а маркиза Дансбери очень расстроила эта новость?
– Сомневаюсь, что он способен на такие чувства. – Лилит взглянула на подругу и тут же отвела глаза. Да, она раскусила Джека Фаради. Он понял, что проиграл игру, которую с ней затеял, и поэтому разозлился, топнул ногой и ушел переживать обиду, а она больше никогда не увидит его. Слава Богу, не из-за него она рыдала по ночам.
– Он тебе действительно нравился, ведь так? – спросила Пенелопа.
– Ничуть. Он негодяй, распутник и игрок. И если я больше никогда не увижу его, то буду совершенно счастлива, поверь мне.
– Ты избавилась от убийцы.
– Что?.. – Лилит побледнела.
– А ты разве не слышала? Все говорят, что именно маркиз убил старого Уэнфорда. Что он дал герцогу бутылку вина, а оно было отравлено. – Пен понизила голос: – Они даже нашли бутылку, как я слышала.
– О, это… это глупости! – возмутилась Лилит. – Как бы ужасен ни был Дансбери, он никогда бы не убил человека.
– Лил, а как же та женщина в Париже?
– Если ты думаешь, что он убийца, то почему же так интересовалась нашими отношениями, когда он якобы преследовал меня?
Пен пожала плечами:
– Потому что ты не думаешь, что он убийца.
– Я…
– И потому что он, видимо, тебе нравился.
А насколько он ей нравился, она с болью осознала только теперь, когда он покинул ее. Джек Фаради внес в ее жизнь нечто такое, чего у нее прежде не было, – рядом с ним она не чувствовала необходимости следить за каждым своим шагом, за каждым словом, та есть могла делать все, что захочется. Тяжело вздохнув, Лилит заставила себя не витать в облаках и спуститься на землю. Ведь теперь Джек ясно дал понять, каковы на самом деле его чувства к ней, и она была рада, что этой глупой игре и его притворству пришел конец.
Она взглянула на Пен и заявила:
– Я ошибалась. Он совсем мне не нравился.
Джек с усмешкой наблюдал за Прайсом – тат уже несколько минут старательно избегал его взгляда и делал вид, что разглядывает завсегдатаев клуба.
– Говори же… – Маркиз осушил бокал с бренди. – Говори… или уходи.
Прайс со вздохом откинулся на спинку стула.
– Джек, пойми, у меня здесь назначена встреча. – Он осмотрелся и, наклонившись к Джеку, добавил: – Не понимаю, какого черта ты тут сидишь. – Прайс понизил голос: – Или пренебрежение твоих приятелей составляет часть твоей игры?
– Эта пренебрежение не ко мне, – заявил Джек, снова наполняя да краев свой бокал. – Пренебрежение к ним. Мое. И к тебе тоже. Уходи.
Едва лишь Джек тут появился, как столы по обеим сторонам от него мгновенно опустели. И он прекрасно знал, что все его осуждали. Уильям же находился у Антонии. Джек тоже собирался отправиться туда, но в последний момент передумал – ему не хотелось подвергаться вкрадчивым расспросам мадемуазель Сен-Жерар. В «Уайтс» ему тоже не хотелось ехать, он знал, что там встретит еще более оскорбительный прием. «Будлз» казался относительно спокойным местом, но и здесь его окружала атмосфера подозрительности и напряженности. Впрочем, его эта не беспокоило. Ему требовалась лишь одно – напиться. Напиться так, чтобы он мог крепко уснуть и чтобы лицо и глаза этой проклятой девчонки не преследовали его во сне.
– Джек, поезжай домой, – сказал Прайс, поднимаясь.
Кивнув приятелю, ан направился в соседний зал.
Джек даже не взглянул ему вслед. Дольф Ремдейл, распускавший слухи, добился своего. Эрнест Лэндон вообще не появился в этот вечер, и он слышал, что Томаса Ханлона якобы вызвали к какому-то больному родственнику. Приятели разбегались, как крысы с тонущего корабля. Уильям Бентон оказался единственным, кто искренне предложил провести с ним вечер, но Уильям был братом Лилит… и слишком горьким напоминанием о глупости Джека Фаради.
Через несколько минут кто-то снова сел напротив него, и Джек, не поднимая голову, пробормотал:
– Прайс, хуже труса – только глупый трус. Убирайся отсюда, Прайс, пока я не убил и тебя тоже.
– Говорят, что исповедь благотворна для души, – послышалось в ответ, но эта был вовсе не голос Прайса. – Впрочем, учитывая положение вещей, это далеко не лучший способ спасти свою репутацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74