Она уже расстегивала его жилет, а он сквозь тонкую ткань ночной рубашки ласкал ее груди.
– Джек, я все же поеду завтра на пикник с Дольфом, – сказала она неожиданно.
Он поднял голову и пристально посмотрел на нее:
– Нет, не поедешь. Я ведь уже сказал тебе, что он очень опасен.
Лилит улыбнулась. Она отвечала на его ласки, и ее рука скользила все ниже и ниже…
– Сегодня я не позволю, чтобы ты все делал сам, – проговорила она прерывающимся от возбуждения голосом. – И, кроме того, нельзя, чтобы все удовольствие доставалось тебе.
Джек застонал, когда она провела кончиком языка по его соску. Лилит оказалась способной ученицей.
– Удовольствие? А я думал, тебе не нравятся такие ласки.
Она засмеялась, увидев, как возбуждает его.
– Недавно я изменила свое мнение.
Ту он подхватил ее на руки и понес к постели.
– О, Джек…
Он лег рядом с ней, и его поцелуй был долгим и страстным. Когда же он вошел в нее, из горла ее вырвался стон.
– Дорогая, я восхищаюсь тобой, – прошептал Джек.
– И все же тебе не помешала бы моя помощь, – сказала она, приподнимая бедра ему навстречу.
– Да, мне не помешала бы помощь, – пробормотал он, задыхаясь.
Джек уже думал, что знает Лилит, но она по-прежнему его изумляла. И едва ли хватило бы целой жизни, чтобы узнать ее.
Он двигался все быстрее, и Лилит, почти тотчас же уловив ритм его движений, раз за разом устремлялась ему навстречу. Наконец она громко вскрикнула и затрепетала. Несколько мгновений спустя Джек тоже содрогнулся, наполняя ее своим семенем.
Потом он вытянулся на спине рядом с ней, и она прильнула к нему, положив голову ему на грудь. Ему хотелось сказать ей, что он любит ее. Хотелось сказать, что он делает все, что в его силах, чтобы найти способ быть вместе.
– Джек, расскажи мне о Женевьеве, – попросила Лилит.
Он вздохнул:
– Лил, неужели тебе недостаточно своих огорчений? Неужели нужны еще и мои?
Она улыбнулась:
– Мне начинают нравиться огорчения. Пожалуйста, расскажи.
– Упрямая девчонка, – пробормотал Джек. – Что ж, слушай… Женевьева была нашей связной в Париже.
– Твоей и Ричарда?
– Да. Но я и понятия не имел, что она в действительности на стороне Бонапарта. И вот однажды утром я проснулся и увидел, что она впускает в комнату французских солдат, мушкеты которых были направлены в мою голову. На следующий день, вернее, ночью, Ричард, Фис и Мартин вызволили меня из гарнизонной тюрьмы, и мы неделю скрывались в катакомбах под Парижем.
Лилит вздрогнула.
– Неужели вы провели в катакомбах целую неделю?
– Да, целую неделю, и я не хотел бы пережить это снова. Так вот, Бонапарт уже направлялся на север, и Веллингтон искал случай переправить нас обратно в Англию, когда нам сообщили, что Женевьева с планами боевых действий Веллингтона и списком его шпионов уже на пути к Бони. Мы бросились за ней.
Какое облегчение наконец-то рассказать это человеку, который выслушает тебя внимательно, выслушает до конца!
– И, в конце концов, я нашел ее. Правда, ее сопровождали двое солдат. Когда же я застал Женевьеву одну, она подняла такой шум, что наверняка разбудила бы их и весь соседний гарнизон. Я сказал, чтобы она замолчала, но ей больше всего хотелось, чтобы меня убили. – На мгновение он закрыл глаза. – Поэтому я заставил ее замолчать. Я до сих пор думаю, что я мог бы сделать… что-нибудь другое, чтобы ей не пришлось умереть.
– Ты сделал то, что считал своим долгом, – сказала Лилит, пристально глядя ему в лицо. – Не следует мучить себя из-за этого всю оставшуюся жизнь. Джек, ты не должен терзать себя.
Он усмехнулся:
– Я предпочел убить ее. Не самый благородный поступок в моей жизни. И я не очень-то хочу об этом забыть.
– А лорд Хаттон думал, что ты убил ее из мести? – спросила она, рисуя пальцем круги на его груди.
– Едва ли можно обвинять его. Я понимаю, как это выглядело.
Джек накрыл ладонью ее руку, прижимая ее пальцы к своему сердцу.
– Вернувшись в Лондон, я совершил ряд скверных поступков. Мне казалось, уже не было смысла беречь свою репутацию, да мне это никогда и не удавалось. Но я никогда не сожалел об этом, пока не увидел тебя.
– Ты же хотел отомстить мне за оскорбление! – Лилит засмеялась.
Она знала его лучше, чем он думал.
– Возможно. Сначала. Но если ты это знала, то почему вообще разговаривала со мной?
Лилит долго молчала, глядя ему в глаза. Затем наклонилась и поцеловала его.
– Я еще никогда не встречала такого человека, как ты, – сказала она наконец. – Я не могла не замечать тебя, как не могла бы остановить биение своего сердца.
Она любила его. Она по-настоящему любила его.
– Лил, – проговорил он, поправляя локон за ее ухом, – если случится так, что наши планы потерпят крах, ты не согласилась бы… сбежать со мной?
– Сбежать? – переспросила она, похолодев. – Я бы не смогла… мой отец… это бы убило…
Джек прижал палец к ее губам.
– Не беспокойся, – прошептал он. – Это всего лишь мысль. У Дольфа нет ни шанса. Не надо беспокоиться, дорогая.
Значит, она могла любить его, но ее проклятое семейство оставалось для нее на первом месте. Она скорее предпочтет выйти за этого мерзавца, чем решится на побег. Джеку хотелось рассердиться на нее, но ее преданное, сострадающее сердце прежде всего и привлекало его в ней. Едва ли он мог винить ее сейчас. Он мог лишь любить ее, мог любоваться ею.
– Джек… – прошептала Лилит, когда он уже натянул сапоги.
– Что?
– Мы победим, правда?
Он посмотрел на нее с улыбкой:
– Я надеюсь, Лил. Всем сердцем.
– Я тоже.
Глава 17
Поиски заняли немало времени, но Лилит все же нашла то, что искала.
Чердак Бентон-Хауса, сырой, холодный и темный, был забит старой мебелью, вышедшими из моды вещами и всевозможными безделушками. Осторожно держа перед собой горящую свечу, Лилит пробралась к дальней стене – там стояла крашеная деревянная рама, небрежно прикрытая рваной простыней.
Отодвинув в сторону корзину со старыми рождественскими украшениями, Лилит поставила подсвечник на пыльный сундук и принялась осторожно снимать с рамы простыню. Покрытая плесенью, простыня, казалось, прилипла к дереву. Когда же Лилит наконец-то удалось ее стащить, она замерла на несколько мгновений.
– Вот и ты, – прошептала Лилит, глядя на портрет молодой женщины.
Но портрет стоял вверх ногами, и Лилит, ухватившись за раму, попыталась перевернуть его. Однако рама оказалась довольно тяжелой, и потребовалось немало усилий, чтобы поставить портрет надлежащим образом. Когда же ей наконец-то это удалось, Лилит придвинула свечу поближе и, отступив, присела на краешек трехногого столика.
– Так-то лучше, – заметила она с улыбкой. – Что ж, здравствуй, мама.
Элизабет Бентон сидела в плетеном кресле под высоким вязом. Вокруг кресла пестрели весенние цветы, и букетик таких же цветов лежал у нее на коленях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74